Есть такая работа — учить самолёты летать

Часть 8

Лида выскочила из автобуса, подтянула шарф к носу и быстро пошла по утоптанной дорожке к дому. Как же здорово, а? Два врача! И не просто два врача, а два мужика. Серьёзные, грамотные, немногословные. И фамилии такие интересные. Крейц и Шлихт. И чувство такое, что их одной кистью рисовали. Зато теперь! И дежурства сутки через трое, и операционные по полной программе, и Дубов заткнётся. Этот тунеядец уже замучил. Лучше бы работал, а не сплетни и слухи собирал. Как он сегодня сказал? «А это правда, что родители Журавлёвой во Франции живут? Странная она какая-то, бросить Европу и приехать в эту дыру». А ему не всё равно, где они живут? Кстати, Лена ни разу не говорила о своих родителях. Только тётя Марьяна Егоровна, заведующая детским садиком, где Людочка работает. Но даже если и так, что тут такого, что родители живут в другой стране? Вон у Миши Воронова родители тоже в Италии!

— Лида, — послышалось у неё за спиной.

Она резко остановилась и оглянулась.

— Алёна! — Лида с улыбкой сделала шаг вперёд и обняла бледную невесту погибшего брата. — Как ты, Алёнка? Ты уже с работы? Пошли к нам, а? Лена ужин приготовить должна, посидим, выпьем, поговорить о своём, о девичьем. Пошли?

— Неудобно как-то, — протянула Алёна.

— Неудобно спать на потолке — одеяло падает! — уверено ответила Грачёва и схватила Алёну под локоть. — Тем более что у меня сапоги скользкие! Вот навернусь в тёмной подворотне, ты к нам потом придёшь, а я такая утка хромая! Так что пошли. А потом напьёмся, пойдём в разнос!

Она говорила и тянула Алёнку в сторону своего нового дома, раскланиваясь со знакомыми и зорко следя за ледяной коркой на дорожке. Они зашли в подъезд, и Лида выдохнула:

— Фу, дошли, что ни говори, а льда много.

На верхнем этаже послышался грохот закрываемой двери и приглушённое ругательство, вслед за этим раздался стук каблуков, и на лестничной площадке появилась молодая женщина с распущенными волосами в модельной шубке и сапогах на высоком каблуке, тащившая за собой огромный чемодан.

— Катя? — радостно спросила Алёна и сделал шаг навстречу.

— Это ещё кто? — недовольно пробурчала бывшая жена Орлова.

— Катя, это я, Алёна Захарова. Ты что же не помнишь меня?

Екатерина прищурилась, разглядывая девушек, и тихо проговорила:

— Господи, до чего вы себя довели в этом захолустье. Дайте пройти!

— Слышь ты, курица, — вдруг сделала шаг вперёд Грачёва, — я не посмотрю, что ты к Митьке отношение когда-то имела, враз космы повыдёргиваю, поняла? Будет она нам тут говорить, что и к чему. Взяла свой сундук и вали отсюда, пока цела. Мне политесы с такими фифами разводить некогда, так отрихтую, вовек не отмоешься! Явилась она жизни учить!

Она вдруг выбросила вверх руку в вязанной варежке, Катя зажмурилась и отшатнулась, затем стрелой выскочила на мороз, подворачивая ноги и крича что-то о такси и глуши.

— Лида, ты что?

— Алён, я же среди мальчишек росла. И если тебя ещё как-то папа воспитывал, то моя дворовая шайка — это брат, Митька и их друзья. И я. «ШП». «Швой пацан». Но ты не подумай чего, — продолжала говорить она, быстро переступая со ступеньки на ступеньку, — дерусь я редко, а последний раз это занимательное зрелище было в восьмом классе. С тех пор, — она вставила ключ в замок и ввалилась в квартиру со словами: — я ни-ни! Лен, ты где? А я Алёнку привела! — она расстёгивала шубку и отчаянно жестикулировала, приглашая Алёну раздеться и пройти в комнату.

— Добрый вечер, — в коридоре появилась Лена. Она с интересом рассматривала Алёну, а затем с улыбкой проговорила: — Я Лена Журавлёва, мы с Лидой работаем вместе.

— Лен, это Алёна, невеста Андрейки нашего. Лен, знаешь, тут такое дело. Я так есть хочу, что готова слопать слона.

— Слона не обещаю, но мясо в духовке, паста вас ждёт. Прошу.

— Так, девчонки, сегодня пятница. И у меня… — Лида сделала паузу и выудила из сумочки бутылочку ликёра. — Предлагаю выпить, закусить и снова выпить. Да, Лен, твоим здоровьем Дубов интересовался, «может заехать по-дружески, навестить, помочь». Так что жди гостей. Кстати, он опять в кадрах ошивался и что-то о Франции и твоих родителях говорил. Это что за новости?

Лена повернулась к Лиде и выдохнула:

— Лид, это правда. Мои родителя живут во Франции. Уже почти пятнадцать лет. И я тоже там жила и училась в Дижоне. Но это долгая история. Садитесь, девочки, думаю, что сегодня мне надо рассказать всё, чтобы потом не было никаких вопросов.

— Лен, а это как-то связано с тем, что Орлов вчера просил у тебя прощения?

— Да…

…Во Францию она попала в десятилетнем возрасте. Её мама Амалия Журавлёва работала в столице переводчиком во французском посольстве и вышла замуж за одного из советников Пьера де Виардо. Елена никогда не видела своего отца, поэтому Пьер стал для неё не только отцом, но и другом. Он учил её водить машину, стрелять, помогал готовиться к поступлению в Университет Бургундии в Дижоне и громко кричал от радости и гордости, когда увидел имя своей падчерицы в списках студентов.

Елена училась как иностранная студентка, сохранив гражданство России. После окончания университета сдала государственный экзамен по специальности анестезиология и реанимация, на котором познакомилась с главой гуманитарной миссии госпожой Карин Торр. И вскоре оказалась далеко на юге, в пустыне, где работала в одном из госпиталей миссии под именем Элен Виардо, потому что её русская фамилия Журавлёва была слишком сложной для её коллег и местных жителей.

В тот день она отдыхала после тяжёлого суточного дежурства. Её растолкала молоденькая медсестра индианка Рани со словами «Элли, там привезли русского лётчика». Его нашли недалеко от госпиталя в пустыне, измученного болью и жаждой, но такого красивого, что Лена в первый раз в жизни поняла, что потеряла себя, глядя в эти серые, цвета осеннего неба глаза. Дмитрий Орлов. Дима… Она сама выхаживала его, меняла повязку на порезанном плече, слушая его тихий голос, улавливая отдельные слова в бреду. И спала рядом на узкой скамье, чтобы через два дня услышать вопрос: «А вы кто?»

Он на удивление быстро восстановился и к концу недели уже вовсю носился по госпиталю и маленькому полуразрушенному городку, играя с детьми и мастеря им глиняные игрушки. А вечерами они сидели в дальней комнате, где хранились лекарства и запасное оборудование, и говорили. Обо всём, что их волновало, что они видели и помнили. И оказалось, что у них много общего, что им нравится одна и та же музыка, что они любят классику и песни Depeche Mode, что зима лучше холодная и снежная, а в дождь хорошо сидеть дома под пледом с чашкой чая. Она не спрашивала его о семье, боясь услышать что-то о жене и детях, не говорила о своих русских корнях, она просто наслаждалась его обществом и с упоением слушала глубокий голос.

…Им привезли нескольких раненых, среди них был совсем маленький мальчуган с оторванной рукой. И всё бы ничего, но рана была несвежая, мальчик высоко температурил, и несмотря на усилия врачей к вечеру он умер.

Лена вышла из палатки, села на землю и уткнулась головой в согнутые колени. Слёз не было, была только неподъёмная тяжесть на душе и пустота. Она не смогла спасти ребёнка, маленького мальчика, который сейчас лежал на голой скамье, смотря открытыми и невидящими глазами в грязный поднамёт палатки.

Она не слышала, когда к ней подошёл Дмитрий, только ощутила рядом сильное тело и руки, что прижали её к груди:

— Лен, ты поплачь, говорят, легче станет.

Она мотнула головой и прижалась к нему, ища спокойствия и защиты от невзгод. Дмитрий гладил её по плечу, давая возможность просто немного отдохнуть, и вдруг нежно поцеловал в висок. Лена вздёрнула голову и уставилась в серые глаза. Они молчали и смотрели друг на друга, а потом Дмитрий прижал её к себе и прикоснулся губами к её рту. Она вцепилась пальцами в его футболку на плечах, подаваясь вперёд и отдаваясь ему во власть. Он резко поднялся, потянул её на себя и увел в полуразрушенное здание, что служило медикам жильём. И там Лена растаяла в его силе и нежности. Дима отпустил её нескоро, прижимая к стене и горячо целуя её нежную кожу. А ночью Лена сама пришла к нему. Он пытался что-то говорить, спрашивал её о чем-то, но Лена приложила свою маленькую ладошку к его губам, прерывая поток ненужных, как ей тогда казалось, слов. Та ночь была её первой ночью, проведённой с мужчиной. Потом была ещё неделя сумасшедшей неподдающейся никаким объяснениям любви, откровенной, чувственной и дикой. Но через неделю за Дмитрием прилетел вертолёт, а ещё спустя четыре дня на их госпиталь посыпались снаряды…

Лида всхлипнула и вытерла слезу:

— Боже мой, и ты столько времени всё это носила в себе? Бедная моя, — она погладила Лену по руке и громко высморкалась в салфетку. — Подожди, но Дима к тому времени уже подал на развод!

— Но я-то об этом не знала, Лида! — Лена скривилась, отвернувшись и пряча слёзы. — Помнишь, ты мне рассказывала о нём? И сказала, что он женился. А опять про развод ни слова. А вчера… когда я её увидела, ещё и в неглиже. А потом он… мне так больно было, так тяжело.

— Он что тебе ляпнул? — Лида решительно вытерла нос и уставилась на Лену. — Да, мы тут эту кошку драную встретили, уехала наша жена бывшая. А я ещё вчера подумала, чего это Орлов к Мишке на ночь попёрся, а оно вон как было.. Лен, а что ты про травму говорила?

…Когда раздался первый взрыв, Елена находилась внутри здания, следила за последними приготовлениями к отъезду. Большинство врачей и их помощников уже уехали, оставались только доктор Виардо, несколько медсестёр, охранников и местных жителей, что помогали медикам.

Взрыв был такой силы, что взрывной волной выбило окна и дверь. Лена инстинктивно бросилась в угол, присела и прикрыла голову руками. Где-то раздались выстрелы, крики и команды на арабском, затем послышался странный свист, здание вздрогнуло, пошло трещинами, и Лена с ужасом увидела, как над её головой медленно отделяется большая каменная плита, которая в следующий момент сорвалась и накрыла девушку, придавив её к земле. Лена почувствовала, как левую ногу вывернуло назад, она глубоко вдохнула, захлебываясь пылью, и поняла, что в ловушке. Теперь оставалось только ждать. Девушка попыталась повернуться, всё так же прикрывая голову согнутыми руками, и замерла, прислушиваясь к звукам. Совсем рядом кто-то истошно кричал, прося о помощи, затем раздались выстрелы и крик прервался. Она слышала тяжёлые шаги множества мужчин, что вошли в разрушенное здание, громкие разговоры, смех, женские крики и затаила дыхание. Если её обнаружат — ей не жить…

Елена не знала, сколько она пролежала под этой упавшей плитой. От невыносимой жажды и боли в ноге она теряла сознание, ей казалось, что вокруг не осталось ни одного живого человека, что это и есть её последнее пристанище. И как врач она прекрасно понимала, что даже если её найдут, проблем с ногой не избежать. Если ей посчастливится не умереть от обезвоживания…

Лай собаки и тихое поскуливание она услышала ночью. Рядом кто-то тихо заговорил и ласково обратился к невидимому псу. Затем в щель между упавшей плитой и стеной посветили фонариком и раздался детский голосок: