Есть такая работа — учить самолёты летать

Часть 9

Они сидели молча, каждая уставившись в свою тарелку. Пережитое Леной, недавняя смерть Андрея, болезнь Тамары Ивановны, что вылилась в незаслуженное обвинение окружающих, — всё это заставило девушек замолчать, думая о своём.

— Лен, что тебе вчера сказал Дима? Прости, я видела твою реакцию на сообщение об аварии в небе. Вечером это вылилось в приступ, но чтобы вызвать такое у взрослого здорового человека, надо пережить сильнейший стресс.

Лена усмехнулась и отпила глоток чая.

— Ну после той плиты, Лида, такие приступы у меня бывают. Не так часто, конечно, как раньше, в первый год, но бывают.

— Ты мне зубы не заговаривай. Что он тебе сказал?

— Правду. Он сказал правду. Просто я… перенервничала и не смогла контролировать свои эмоции.

— В чём его правда, Лен? — тихо спросила молчавшая почти весь вечер Алёна.

— В том, Алёна, что я сама тогда пришла ночью к нему, сама отдалась ему, не спрашивая и не интересуясь его семьёй, женой, детьми. Я осталась с ним, как женщина с мужчиной, как вдруг влюбившаяся дурочка, отдав всё, что у меня было. И душу, и… тело. И теперь обижаться… Короче, я надеюсь, что больше такие приступы у меня не повторятся.

— А ребёнок, Лен?

— Ребёнок погиб. И это только моя боль.

— Как скажешь, конечно, но он вправе знать об этом.

— Возможно. А ты как, Алёнка?

— Я, девочки… Лида, наверное, я плохой человек. И предала память об Андрее, но Сергей… он… Он не стал меня жалеть, уговаривать или обвинять. Он тоже сказал правду. Он не говорил мне громких слов о своих чувствах, но вчера позвонил вечером и просто спросил, что я ела, не замёрзла ли и ношу ли шапку, — Захарова грустно усмехнулась.

— Не надо себя ни в чём винить, Алёнка. Так случилось, мой брат погиб. И давай говорить честно. Я очень любила Андрюшу, но он поступил с тобой не очень красиво. А ты вела себя достойно. А после того, что я узнала от Люды…

— Что? Что случилось, Лида? — Алёна распахнула глаза и с силой сжала кулаки.

— Марина эта его никогда не была беременной, она солгала, Алён.

Сидящие за столом девушки удивлённо уставились на Лиду.

— Зачем? — прошептала Лена.

— Кто её знает? Я не собираюсь выяснять это с ней. Тут свои бы проблемы решить.

— Ты о чём, Лид?

— Я о соседе своём. Сколько лет мы друг друга знаем, а я всё так же просто знакомая, подруга, сестра друга.

— Так, если гора не идёт по известному маршруту, то надо что-то изменить в дороге. И он обязательно тебя полюбит!

— Меня? Полюбит? Да для этого нужны офигеть какие нервы, — после чего они дружно рассмеялись. — Так, полуночницы, пора спать. Алён, сегодня остаёшься у нас.

— Нет, Лида, я домой пойду, — тихо проговорила Лена, — мне подумать надо и побыть одной. Ладно? А завтра я жду вас у себя на завтрак. Обещаю кофе и круассаны. А теперь — спокойной ночи.

Лида проводила Лену до двери и тихо прошептала на прощание:

— Возможно, Митька и наговорил лишнего, Лен, но я видела, как он испугался за тебя. Он готов на всё, только бы ты была, только бы дышала. Подумай об этом, — она легко прикоснулась губами к щеке подруги и внезапно подмигнула ей. Лена кивнула и быстрыми шагами спустилась вниз к себе.

***

Саша вставил ключ в замок и остановился, прикрыв глаза. Вот уже почти месяц Наташа с сыном живут в его новой квартире. И хотя он находился в процессе развода, но Наташа поверила и согласилась переехать к нему. В городке все шушукались, глубоко вздыхали, сочувственно качали головой, жалея Нину, но Ястребову было плевать. Наконец он почувствовал себя спокойным и почти счастливым. Почти, потому что пока Наташа, которая каждый день ждала его с работы, окружила его уютом и заботой, так и не стала ему женой. Не стала его женщиной.

Каждый вечер его встречали горячим ужином, детским радостным визгом, маленькими ручками вокруг шеи и немного испуганным, застенчивым женским взглядом. И каждый раз, когда Наташа отворачивалась к плите, наклонялась к сыну, да просто стояла и смотрела на него, пришедшего с работы, Александра накрывала такая волна нежности и желания, которого он не испытывал ни с кем и никогда. Но он дал слово.

…Ястребов привез их с Денисом к себе в новую квартиру, занёс вещи в одну из комнат и громко сказал:

— Так, Дениска, это твоя комната. Обустраивайся, маме всё покажешь. Если появятся вопросы — я всегда рядом.

Мальчик вошёл в комнату и с интересом оглянулся вокруг. Возле стены стояла большая двухъярусная кровать с лесенкой, рядом детский стол с двумя стульчиками, под окном расположился сундук с игрушками, а напротив диванчик.

Наташа с улыбкой слушала восторженный визг сына, когда он увидел спортивный уголок со шведской стенкой и висящим канатом.

— Вы пока тут устраивайтесь, Наталь, — тихо сказал Ястребов. — Я буду рядом. Пока один. Я подожду, Наташ. Столько, сколько тебе надо будет. Правда, сколько нужно, я подожду.

Наташа благодарно улыбнулась и опустила свой рюкзачок на диванчик. И вот уже месяц они с Денисом играют в пиратов, летают по квартире, при этом Саша изображает самолёт, а маленький лётчик отдает приказы — направо, налево, вверх и вниз. И всё это сопровождает тихий смех Наташи, что смотрит на своих мужчин, свернувшись калачиком на диване в гостиной. И каждый вечер он говорит «спокойной ночи» и уходит в спальню, чтобы слушать тихий голосок женщины, что рассказывает сыну сказки…

Ястребов толкнул дверь и тут же услыхал детский топот. В коридор выскочил Денис, подпрыгивая на одной ножке и размахивая руками. Затем оглянулся назад и потянулся к Саше:

— А мама пакала, — тихо прошептал он, помолчал и добавил: — Ты не говои ей, лано?

— Ладно, — согласно кивнул Ястребов, повесил куртку и наклонился вниз. — А ты знаешь, почему она плакала? Кто её расстроил? Ты говори, я ей ничего не скажу! Честно! Это будет наш с тобой секрет, хорошо?

Малыш переступил с ножки на ножку и обнял Сашу за шею, касаясь тёплыми губами его уха:

— Баба Ила звониа, — быстро зашептал он, — а потом мама пакала.

Ястребов вздохнул и натянуто улыбнулся — родители Натальи в штыки восприняли переезд дочери с внуком в другой город. Саша понимал, что его шаткое семейное положение не может их не волновать, но он не собирался воспользоваться женщиной в своих интересах, он ждал того момента, когда сможет назвать её своей женой. И скорее всего это может произойти в ближайшие дни.

— А что ещё сегодня было? Ты слушался маму? Она вчера мне сказала, что вы ходили гулять и ты снег кушал. Нельзя, Дениска, горлышко болеть будет.

Малыш сильнее обнял Ястребова за шею и тихо спросил:

— А ты нас у себя оставись? Мы не поедем облатно?

— Нет, вы останетесь здесь навсегда, со мной. Ты ж мне сын! Как я могу тебя с мамой обратно отправить?

— Плавда? — с улыбкой переспросил Денис и вдруг тихо добавил: — Я тебя лублю, папа.

Ястребов сжал челюсти и крепко обнял маленького мальчишку, пряча повлажневшие глаза. Затем шагнул в комнату и громко заявил:

— Мам, мужики ужинать готовы!

Из детской вышла Наташа, кивнула и быстро пошла на кухню. Та-а-ак, такой встречи у него ещё не было. Надо кончать с этими тайнами, разговорами и прочей лабудой, иначе его женщина точно соберётся в один прекрасный момент — и поминай как звали!

Они молча поужинали, стараясь не пересекаться взглядами. Дениска лениво ковырял ложкой в тарелке, болтая ногой и мотая головой на Наташины попытки его покормить.

— Денис, давай иди собирай солдатиков. Я скоро приду, и мы с тобой в войнушку поиграем.

Мальчик поднял глаза и кивнул, будто понимая, что взрослым надо поговорить наедине.

— Наташ, что-то случилось?

— Нет, нет, что ты! Немного устала, Денька такой непоседа, и на улице холодно, а я ещё в библиотеку заходила. Саша, ты не будешь против, если я работать пойду?

— Наташ, а сын как же? Ты о сыне подумала? Он же маленький совсем.

Наташа вдруг вздрогнула и начала собирать грязные тарелки, низко опустив голову и пряча глаза. Ястребов молча наблюдал за ней несколько минут, а потом решительно встал, прикрыл дверь и развернул женщину к себе, нежно удерживая её за хрупкие плечи.

— Наталья, что случилось? Скажи мне, и возможно мы вдвоем решим все вопросы.

И вдруг его всегда улыбающаяся Наташа уткнулась лбом ему в грудь и быстро заговорила:

— Саш, я не могу больше оставаться с тобой. Понимаешь, после Паши вся моя жизнь — это сын. Я должна думать только о нём, а получается, что стала меньше отдавать ему себя, я… думаю о тебе, а мне нужно думать о Денисе. И мне, наверное, лучше поехать к родителям, да и сын маленький совсем, надо думать, как нам жить дальше, и…

— Остановись, Наташ. — Ястребов прижал женщину к себе, чувствуя, как напряглось её тело. — Ты права, говоря, что вся твоя жизнь — это сын. Но ты тоже человек. Женщина. Красивая, нежная, молодая, у тебя ещё вся жизнь впереди, не стоит ставить на себе крест. Ты жить должна! Любить, улыбаться, смеяться. Быть любимой и желанной, Наташа.

— Но я после Паши не думала об этом. Пока ты не приехал.

— Быть с кем-то, стать счастливой — не значит забыть и не хранить память о ком-то. Мы тоже помним его. Но живём дальше. И тебе нужно. Твоему сыну нужна счастливая мама. Да и Павел любил тебя, я уверен — он не хотел бы, чтобы ты хоронила себя заживо. Он был бы спокоен там, зная, что вам с сыном здесь хорошо.

— Но мама… она сказала, что я не должна думать о себе! Что мне надо найти отца для своего ребёнка, а не мечтать о своём будущем. Что сын — это всё, что осталось после Паши.

— Наташа, посмотри на меня. Милая моя, Пашка погиб. Понимаешь? Это был один из самых порядочных, лучших людей на этой планете. Но его больше нет, Наташ. И его не вернуть. Попробуй понять и принять это. Запомни, я никогда не позволю забыть его или надругаться над его памятью, но он погиб. Понимаешь? Услышь меня, моя хорошая, и постарайся с этим смириться.

Она смотрела ему в лицо, часто моргая, как будто только сейчас в полной мере осознала то, что один этап её жизни закончился. Погиб. И никогда не вернётся. Но она… ей всего двадцать пять. Саша прав, она должна думать о сыне, но и себе она тоже может позволить капельку счастья. А её родители неправы, говоря о том, что она должна найти отца своему сыну и забыть о себе. Она тоже мечтает о любви, нежности, ей хочется хотя бы иногда ощутить себя маленькой девочкой, которую защитят, не обидят, и она согласна жить в этом мире, мире, которым правят мужчины, отдавая всю себя до тех пор, пока сможет чувствовать себя в этом мире женщиной. Наташа подняла глаза и тихо прошептала:

— Ты прав, Саша, во всём прав. Паша… погиб, он… он умер, но у меня остался его сын. И я живу. Живу.

Ястребов улыбнулся и крепко прижал её к себе, обнимая и шумно дыша ей в макушку.

— Ната-а-аш, ты отныне моя, слышишь? Моя, я с ума схожу от твоей близости и невозможности дотронуться, прикоснуться. Не бойся ни меня, ни себя, позволь себе стать счастливой. Господи, девочка моя, какая же ты…

Она сама высвободила свои руки, медленно провела ладонями по мужским плечам и потянула его к себе, прикоснувшись губами к подбородку и прошептав: