Жареный плантан
- Автор: Залика Рид-Бента
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 2021
Читать книгу "Жареный плантан"
Я слезла на пол и опустилась на корточки. Диван был чуть сдвинут назад: на том месте, где раньше стояли ножки, виднелись вмятины. Я подошла к одному из кресел — оно переместилось слегка вправо. Сервант — немного вперед.
Почти ничего не изменилось. Дед передвинул мебель так, чтобы гостиная выглядела одновременно точно такой же и совершенно другой; чтобы этого не заметил никто, кроме бабушки, знавшей точное расположение всего своего имущества. Я встала, руки у меня тряслись.
— Больше заняться нечем? Тебе не кажется, что ты староват для таких проделок?
— Нет.
— Тебе скоро шестьдесят лет.
— И что?
— Господи боже… — Дед зыркнул на меня уголком глаза, и я осеклась. — Поставь мебель на место, — велела я. — И отдай все, что спрятал. — Дедушка не ответил, и я подошла ближе: — Ты слышишь меня?
— А ты сказала ей, чтобы начинала готовить?
— Да ты издеваешься.
Он взял пульт и снова включил «Грязного Гарри». — Ты спятил, — решила я. — У вас обоих не все дома. — Сама ты спятила, — заявил он.
Я покачала головой:
— Дедушка, ты не прав.
— Все так, как есть. — Акцент стал проявляться сильнее: дед начинал злиться. — Что ты вообще понимаешь?
В глубине дома открылась дверь. Бабушка неторопливо прошла по кухне, не глядя в сторону гостиной. Она сняла бигуди, уложила волосы красивыми локонами и переоделась в узорчатое бирюзово-белое платье. Выйдя в прихожую, она снова позвала меня.
— Что еще, бабушка?
Она кивнула на шкаф у входа. В нем висело не меньше двадцати курток и пальто разного фасона и цвета — черные, зеленые, темно-синие. Внизу на двухъярусной подставке для обуви выстроились ряды туфель и ботинок, а на полке над вешалкой лежали головные платки и шарфы.
— Бирюзовая шаль пропала. Он специально прячет мои лучшие вещи: хочет, чтобы я выходила на улицу как чучело. Но я не могу плохо выглядеть, мне надо показать, что я в полном порядке!
— Это же твои вещи. Просто потребуй вернуть их. Бабушка пропустила мои слова мимо ушей.
— Тебе еще нравится тот сладкий лимонад?
Я вздохнула.
— Конечно.
— Я сейчас вернусь.
Бабушка вышла из дома, решительно хлопнув дверью, после чего снова воцарилась полная тишина. Я не двинулась с места и только повернула голову в сторону гостиной. Часы показывали четверть второго. С моего прихода минуло всего полчаса. В груди у меня зародился и тут же угас стон.
— Вижу, ты упрямо гнешь свою линию, — сказала я деду.
— Да что ты понимаешь, пташка, — откликнулся он, включая звук телевизора.
— Ничего, — едва слышно произнесла я. — Поверь мне: абсолютно ничего.
Иногда по вечерам, когда маме не сиделось дома от скуки или расстройства, мы ездили кататься на машине. Порой мама выезжала на Янг-стрит, мчалась в сторону Фронт-стрит и направлялась вдоль озера Онтарио к окраинам города. В другие дни мы огибали пригороды и гнали к черту на кулички, врубая на пустых дорогах музыку на полную громкость. В тот вечер мы двинулись по Шепард-авеню и по Янг-стрит, зигзагами петляя по улицам и переулкам, сворачивая в тупики. Дальние жилые кварталы я любила меньше всего, но мама как раз обычно стремилась именно туда. Мы проезжали таунхаусы во французском стиле и высотки, отделанные синим стеклом, а когда возвращались домой, мама надолго затихала: картины, увиденные по дороге, переполняли ее и чуть ли не душили. Ночью я просыпалась от ее всхлипов во сне.
Мне не хотелось повторений таких ночей.
Я пожаловалась, что голодна, и мама подъехала к окошку выдачи «Тако белл». Купив поесть, она остановилась на парковке, не заглушая двигатель, чтобы за едой слушать радио.
— Будь у меня работа, я могла бы иногда приглашать тебя на ужин, — обронила я.
Мама перестала разворачивать тортилью.
— Думаешь, я нуждаюсь в том, чтобы меня кормили?
— Да нет, просто угостить, — уточнила я. — В смысле, если я пойду работать…
— Лучше через несколько лет, когда построишь карьеру, купи мне дом, — перебила меня мама.
Разговор всегда возвращался к школе, к образованию, к будущему.
Мама начала есть, но уголки рта у нее оставались опущенными. Кусочки курицы и капли сметаны падали ей на колени, и бумажный пакет свалился под ноги, на замусоренный всяческой упаковкой пол. Мама выключила радио. Но такая тишина меня не успокаивала.
— Я сегодня видела бабушку, — сообщила я, пробуя буррито.
— Ты ездила к ней? — Мама прикусила губы изнутри, словно старалась сдержать гнев и прочие эмоции. — И как там?
— Напряженно. Тихо. Они с дедушкой не разговаривают.
Мама пожала плечами:
— Ну ясно.
— Нет, мама, они друг над другом издеваются.
Она поинтересовалась, что я имею в виду, и я рассказала обо всем, что видела. Мама медленно кивнула, пытаясь вытолкнуть языком кусочек салата, застрявший между коренными зубами.
— Я смотрю, со времен моей юности они изменили тактику.
— Они больше не орут.
— Думаю, им просто надоело орать.
— И ты не волнуешься?
— С чего бы?
— Ну не знаю. А вдруг они пришибут один другого или типа того?
Мама хмыкнула и снова откусила тако.
— Можешь не бояться. Они слишком ненавидят друг друга, чтобы убивать.
Мы смотрели телевизор, когда мне позвонила менеджер Крисси из музыкального магазина. Включился автоответчик, и она оставила сообщение, приглашая меня на групповое собеседование. Я не повернулась к маме, а продолжала сосредоточенно смотреть в экран, где маленькая черноволосая девочка рекламировала виноградный сок.
Я мечтала, чтобы Крисси заткнулась. А она щебетала бодрым голосом и в конце каждого предложения повышала интонацию, чего мама терпеть не могла. Назвав телефон и адрес магазина, Крисси наконец положила трубку. Я с облегчением вздохнула, но все же не решалась встретиться с мамой глазами.
— Ничего не хочешь мне рассказать? — спросила мама.
— Это просто собеседование.
— Я сказала, нет, Кара. Я тебя предупреждала, чем это заканчивается.
— Но ведь…
— Тебе нужно сосредоточиться на учебе. У тебя из рук вон плохие оценки по математике, а через два года поступать в университет. Возьмись за ум.
— Но, мама, — я наконец повернулась к ней, — разве плохо, если я смогу сама зарабатывать на учебу? Я хочу сказать, когда придет время.
— Деньги будут, — отрезала она.
— Ага, как же. Может, у тебя есть заначка?
У мамы дернулся уголок рта.
— Что ты сказала?
— Ничего. Просто спросила.
Зазвонил телефон, но ни одна из нас не двинулась с места. Мне все равно не разрешалось снимать трубку домашнего телефона: вдруг позвонит сборщик долгов, а я не сумею правильно соврать. Этот запрет мама не отменила до сих пор. Снова включился автоответчик, и после сигнала я услышала хихиканье. Ликующее, почти безумное.
Звонила бабушка. Давясь смехом, она поведала последние новости: как спрятала дедушкины книги в гараже, где ему не придет в голову их искать, а еще наготовила кучу еды и убрала ее в специально купленный маленький холодильник, который поставила у себя в спальне. Раньше, если кто-то выносил пищу дальше обеденного стола, бабушка заходилась криком и часами сердито расхаживала по коридору, а потому, представив, как она таскает в спальню судки с тушеной скумбрией и жареными пирожками, я в тревоге начала грызть ногти.
— С каких это пор ты взяла такую привычку? — удивилась мама.
— У меня нет такой привычки, — ответила я.
— Вот и прекрати.
Я положила руки на колени и сжала губы. Слушая бабушкину триумфальную речь, мама качала головой, а когда автоответчик щелкнул, обозначая конец сообщения, тяжело выдохнула и сказала:
— Отдаю ей должное. Она явно стала более изобретательной.
— Сумасшествие какое-то, — пожаловалась я. — Как тебя это не злит?
— Есть вещи, которые больше заслуживают моего гнева.
Я ничего не ответила. Продолжать тему смысла не было.
— Знаешь, от дома до «Йоркдейла» ехать всего десять минут, — пробормотала я. — Если в метро заминка, то пятнадцать.
— Кара, что я тебе сказала?
Я промямлила:
— Просто я считаю, что работа пойдет мне на пользу.
Мама выключила телевизор.
— Тебе ведь, кажется, еще надо что-то прочитать?
Я без слов встала с дивана и села за стол в кухне. Экземпляр «Скотного двора» лежал на другом стуле под папкой с тетрадями. Я принялась читать. Через двадцать минут мама окликнула меня и повернулась на диване ко мне лицом.
— Сходи на собеседование, а там посмотрим, — сказала она.
Я помолчала.
— Спасибо, мама.
— Что ты разулыбалась? — проворчала она. — Делай уроки!
Через неделю я снова поехала к бабушке, не зная, чего ожидать. Раньше они с дедушкой тоже часто ругались и он уходил в свою квартиру, надев первые попавшиеся ботинки, но к тому времени, когда я приезжала к бабушке, он уже снова сидел на диване.
И на этот раз он тоже сидел в гостиной на прежнем месте, положив ноги на журнальный столик и демонстрируя фарфоровым фигуркам и всему коттеджу свои дырявые носки. Радио по-прежнему не работало, даже телевизор был выключен, и часы тикали невероятно громко. Дедушка устроил себе гнездо из вороха газет и лотерейных билетов, то и дело напевая себе под нос:
— О да, о да, жду я не дождусь, когда обогащусь и с поганой жизнью распрощусь!
Бабушка сидела за обеденным столом, перед ней с одной стороны стояла на блюдце чайная чашка, с другой лежала на тарелке булочка с сыром. Она вслух читала Библию в кожаной обложке и с золотым обрезом. Книга принадлежала деду. У бабушки Библия была маленькая и потрепанная: дед над ней потешался, но бабушка ею гордилась. «Это значит, что я читаю Писание гораздо чаще, чем ты», — говорила она.
Я стояла под аркой между прихожей и гостиной, глядя на двух людей, которые существовали в параллельных вселенных, соединенных злобной гордыней. Как же до такого дошло? И что было ночью? Дедушка спал в соседней с бабушкой комнате или ушел в съемную квартиру, чтобы утром опять вернуться? Или оба забились каждый в свою часть дома? Мне хотелось узнать, но я слишком злилась для разговоров и слишком устала, чтобы разбираться в логике, которую вовсе не желала понимать.
Тик-так.
— О да, о да, жду я не дождусь, когда обогащусь и с поганой жизнью распрощусь!
Тик-так.
— «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда». Матфей, глава двенадцатая, стих тридцать шестой.
Тик-так.
Так и не сняв обуви, я ринулась в гостиную, схватила часы с полки и грохнула их об пол. Без раздумий. Когда они упали, я тяжело выдохнула.
Часы не разлетелись на части, стекло не разбилось вдребезги, как обычно показывают в кино. Лишь купол слегка треснул, а на золотом корпусе появилась вмятина. Но хотя бы тикать перестали.
Бабушка встала. Дедушка не покинул свой пост на диване, но уставился на меня с гневом и тревогой. Меня трясло.
— Извините, — пролепетала я. — Простите меня. — Я попятилась обратно в прихожую. — Я оплачу ремонт. Извините.
А потом я открыла дверь, выскочила из дома и, добравшись до улицы, бросилась бежать.