Молево

Белобрысая дамочка, собирательница особ, ни с кем не схожих меж собой, а тем более, с массой человечества, поводила в воздухе востреньким подбородком и воскликнула моложавым голосом, выдающим неслабые вокальные способности:

– Все-все-все слышали Ксениюшку? Постановлено-застановлено.

Вышла некоторым образом немая сцена. А затем, ни в одну душу не смогла прийти умная мысль о возражении.

– Узнаём расписание и сходимся на вокзале у касс ровно за час до отхода поезда. О еде прошу не беспокоиться, сама всё приготовлю, – поставила точку атаманша.

Ксениюшка глянула на Дениса Геннадиевича, тот поймал её взгляд, улыбнулся, одобрительно кивнул головой, и румянец её щёк, создав кульминацию яркости, немедля сошёл на нет.

3. По домам

Наши мужики, тем часом, уже успели добрести до развилки нескольких путей, ведущих прямо, налево, направо. Первый путь, почти невидимый, чуть изгибаясь, ровненько уводит в Муркаву. Второй, слегка утоптанный, отвиливает влево и далее низком – в Римки. Третий, наиболее заметный, отклоняется вправо и вверх – в Пригопку. Мужики звонко зыкнули, шибанули наотмашь друг друга по шершавым ладоням, едва их задев, и чуть было не свалились в противоположные канавки, поддаваясь действию одного из законов Ньютона. И – без оглядки разошлись неуверенной походкой по домам, с целью отдохнуть. По устоявшемуся обычаю.

Потап, для самого себя незаметно вступивший в пожилой возраст, обитал в Пригопке один, давным-давно схоронив жёнушку, бывшею старше него лет на пятнадцать-двадцать и не родившую детей. Раньше, случалось, подолгу жил он в городе на заработках. Обучился на каменщика да участвовал в строительстве то школы, то больницы, то чиновничьего здания. Нынче остался дома. И не потому, что возраст подоспел. Он по-прежнему чувствовал себя бодро и мог дать фору любому человеку молодому. Надоело. И пенсии вполне достаточно. Правда, скучно тут, поговорить даже не с кем. Если только сосед из Римок иногда заходит. Остальные местные и дальние сельчане заняты одним тяжким делом: пьют, неведомо откуда добывая деньги. Он побродил по избе, заглядывая в пустующие две дополнительные комнатки, вздохнул, припоминая своё трудовое прошлое с некоторым сожалением о том, что бросил ходить на заработки, завалился в горнице на широкую дощатую лавку с толстым хлопковым тюфяком и пышной пуховой подушкой, подобрал под голову обе мастеровые руки, хмыкнул, глубоко и прерывисто вздохнул. Вскоре уже раздалось ровное сипение.

Сопутник Потапа, а зовут его Анастасий, пока сравнительно молодой человек, наоборот, имел в Римках несметную семью, сплошь состоящую из женщин, мал мала меньше. Он успел жениться до призыва в армию и зачать первое дитя. Эта старшая дочка, годков около восемнадцати, Ольга Анастасьевна была самой ответственной средь женщин, отца опекала покруче матушки своей и матушки её матушки, то есть Анастасиевой тёщи, а её тоже, кстати, зовут Анастасией. Ольга Анастасьевна, грудастая, но с тонкою талией, привычно и легко соскочила на землю с крылечка, где только что пела песенку, играя в ладушки с самой младшей сестрёнкой. Обхватила отца по-дочернему. Помогла ему одолеть пяток ступенек да просунуться сквозь тесный дверной проём в горницу. Подвела к металлической лежанке с мягкими пружинами и воздушными перинами. Подтолкнула в грудь. Тот безропотно упал в тёплую постельку и почти утонул в ней, выставив вверх ноги, с которых ловко была стянута обувка вместе с носками.

4. Давнее прошлое

Лет эдак не менее ста семидесяти назад, иначе говоря, в середине позапрошлого века, жил тут очень богатый помещик. Впрочем, как повествуют некоторые сельчане, он внезапно вылетел в трубу прямо-таки до неприличия. Другие же понимают его разорение достойным уважения и особым знаком судьбы. Одним словом, чудное было происшествие…

Тот барин, Тит Веспасьяныч Флавьев, слыл мужем крепким, жестоким и беспощадным. Так считал каждый, кто имел с ним какое-либо знакомство. Прочего мнения не существовало среди местных крестьян, помещиков, жителей ближайшего города N, а также нескольких его знакомцев из обеих столиц. Хозяйство у него – тоже не из слабых. Крестьян – тыща. Земли пахотной да лесов – вся округа в десяток вёрст по обе стороны пути от Муркавы до Думовеи с дюжиной деревень. Многие из них теперь утратились и позабылись, кроме упомянутых больших сёл да ещё двух маленьких деревенек: Пригопки да Римок. Их названия трудно опознать по происхождению. А сельцо Римки получило имя от барской усадьбы, поскольку присоседилось к ней на изгибе реки Бородейки. Названию же собственно помещичьего имения способствовало уникальное увлечение впервые тут поселившегося отставного сановника из только что возникшей новой столицы. Древний Рим был его кумиром. Он, оставив навсегда чиновничьи дела, но получив достойные угодья на славное будущее, сам дал себе имя Флавия в честь основателя династии римских императоров, дабы сохранить в себе некое могущественное положение. А далее, в каждом из последующих поколений всем старшим сыновьям давали поочерёдно имена его наследников. Так и вышел наш Тит Веспасьяныч Флавьев, а он, кстати, и жену свою, от рождения Марию, называл не иначе как Марция, а единственную дочку они уже обоюдно и по-настоящему нарекли Юлией. Что касается наследной любви к античному Риму, то из всего древнеримского цивилизационного богатства наш барин более всего обожал самые подлинные гладиаторские бои. Рабами назначались те или иные провинившиеся крестьяне, то есть, поголовно все дворовые мужчины. Рассказывают, будто еженедельно, по пятницам, начиная с цветения мать-и-мачехи, а заканчивая падением последнего листочка ясеней, они сгонялись в полукруглый двор усадьбы, выполненной в стиле Чинквеченто а ля виллы Джулия, нарочно превращаемого в мини-арену. Из них лично помещиком отбирались пары для поединков. Говорят также, что вооружение и правила – тоже вымысливались хозяином усадьбы. Творческий ум был у него. Заострённый на своеобычие. Случались всякие поединки: на жердях, вёслах, бочонках, бывало и на сковородках да любой прочей домашней утвари. И всякий раз, когда один из противников падал на землю от удара или от изнеможения, вся публика, по незыблемому обычаю, выставляла большой палец вверх, что означает пощаду. Тит Веспасьяныч тоже имел постоянную привычку. Он подолгу выжидал с принятием решения. Мужики и бабы, покачивая руками и тыча большими пальцами в небо, пытливо уставляли взоры в глаза барина. Тот, наконец, с великим наслаждением вздымал палец вверх, эдак с выкрутом всей руки, и начинал хлопать в ладоши. Поверженный гладиатор вставал и долго сконфуженно кланялся, кротким взглядом оценивая барскую милость. А ещё сказывают, будто кроме того создавались командные бои на манер театральных постановок с определённой тематикой. Их разнообразию не было конца. Тут тебе и рыбная ловля, когда обе команды представляются и рыбаками, и рыбами, тут тебе и укладывание стогов, где кто кого повяжет да закинет, тут тебе и косьба, где мужики изображают и косцов, и траву, тут тебе и всякое другое. Частенько, для потешной концовки, гладиаторам выдавались железные бадьи. Бадьи отдельно, скобы к ним отдельно. Воюй, изобретая сноровку на ходу. Барин хохотал от души, одновременно сочиняя следующее представление. Так, однажды он признался соседнему помещику, что у него есть задумка помасштабнее: собираюсь, мол, достать натуральных львов, чтобы зрелище подлинное учинить. Хотелось ему по-настоящему пощекотать нервишки у себя да у мужицких гладиаторов. И, поскольку характером он был упёртым, от задуманного никогда не отступал, вот и заказал саванных хищников, кажется, в лондонском зоосаде. Дело долгое и хлопотливое. Одни рассказывают, что английские чинуши отказали ему. Другие слыхали, будто прошло всё чин чином, выдали одного льва, почти довезли, да навсегда потеряли подле ручья Пликапика…

Античный Рим античным Римом, но была в барской семье более любопытная легенда, передающаяся из поколения в поколение. Легенда о камне и коне. Сказывают, будто чьим-то промыслом сокрыты здесь, в ручейке Пликапике редкие камни, и если о какой из них стукнет копытом жеребец изабелловой масти, непременно тот камень обратится в Молево. Происхождение и значение этого слова трудно поддаётся разгадке, уж больно оно древнее. А вот свойство у обновлённого камня совершенно необыкновенное. Возьмёшь его, сожмёшь крепко-крепко, и всё, что потаённо думал о делах своих да поступках, о поведении в целом, да так, чтобы переменилось всё на замышленный лад, – обязательно осуществится в тот же час. В легенду все Флавьевы верили без всякого сомнения, даже завели в конюшне породу лошадей изабелловой масти…

И случилось-то вот что.

Упал Тит Веспасьяныч в ручеёк Пликапик. С коня изабелловой масти. Ехал, ехал, отвлёкся от жестоких затей, размечтался о чём-то прекрасном и возвышенном. И о личном участии в нём. Будто поймал вдохновение. Заснул. Увидел во сне это прекрасное, заключённое в мыслях, и оно раскрылось ему удивительными образами, неописуемыми пером и несказанными сказкою, вовсе небывалыми и немыслимыми. Узрел он своё прекрасное отчётливо, ясно, подробно, приметил себя в нём, пришёл в изумление, восхитился, обомлел, да малость обмяк. И упал. Вымок весь, досматривая сон и пытаясь не терять пойманного вдохновения. А когда вставал, крепко упирался ладонью о необычный камешек на дне, коричневатый такой, с краснотцой, похожий на цвет сердца. Поднялся на ноги да тут же коня отпустил на волю вольную. Добрался до усадьбы пешком, велел всю тыщу крестьян освободить, да всё добро богатого имения им раздать. Сам ушёл в лесные дебри. Там, говорят, года два только с медведями-то и жил, да потом совсем сгинул с виду человеческого. Вся дворня и многие крестьяне, получив свободу и некоторый достаток, разбежались по городам, где каждый нашёл уготовленное там счастье да горе. А Марция с Юлией, не имея ни гроша за душою, разругались до неприятия, озаботились поисками надёжного замужества и тоже покинули разорённое гнёздышко. Следом, бесхозный помещичий дом оставшиеся мужики окончательно растащили на кирпичи, пруд спустили в Бородейку, да больше на останках той усадьбы никто не собирался что-либо строить. Из ближайших обитаемых деревень сохранилась лишь та, что на излучине Бородейки. Она и сберегла имя бывшего помещичьего имения. Римки.

Ещё водились слухи о том, будто барину-то не слишком хотелось жить лишь с медведями, да всяких людей сторониться. Не один-одинёшенек в лесах он обитал. Толкуют, дескать, хорошенькая девка из Пригопки с ним подвязалась. А кое-кто из особо внимательных утверждают о двух или трёх девицах дополнительно из соседнего хозяйства. Вроде бы тамошний помещик не досчитался нескольких молодых душ женского пола. Были детишки у них, не были, не знает никто. Только вот, известно, будто до сих пор по здешним лесам кучками да поодиночке промышляют никем не опознаваемые люди, но почему-то похожие меж собою. И глаза у них исключительно васильковые. В деревнях никогда не показываются. Бывали случаи, когда кто встретится с кем из них, само собой появляется охота поближе познакомиться. Но они вежливо так отнекиваются и скоренько затериваются меж елей да берёз, осин да сосен, лиственниц да пихт, а то и ясеней.