Молево

Когда подвода передними колёсами уже вылезла из воды, получив неожиданное ускорение, коренастый мужчина, подталкивающий её сзади, не найдя упора мощным дланям, размашисто плюхнулся в ручей. Затем, сжимая сильные пальцы и одновременно захватывая мелкие камешки, поднялся на ноги и стал разглядывать добытые минералы. Там были большей частью обыкновенные голыши из бледно-серого гранита. Но в левой горсти он обнаружил что-то, показавшееся ему необычным (уж он-то знал толк в камнях), ухватил двумя пальцами этот голышок тёпло-коричневого цвета с красноватостью, не гладкого, но слегка слоистого, остальное ссыпал долой и отряс пустую ладонь. Изучив находку внимательно, он с осторожностью положил её в карман, свободный от штихелей, чтобы та случайно не измельчилась от соприкосновения с металлом.

Татьяна Лукьяновна уже была на противоположном берегу, дошла до продолжения дороги и поджидала там остальных путешественников, опираясь на посох, найденный ею в воде у бережка ручья меж камнями. Он там, по-видимому, отлёживался с незапамятных времён, и как бы нарочно сыграл роль указателя на место благополучного перехода.

– Хорошая палка, – сказал возница, перекидывая вожжи в сторону телеги, когда та полностью оказалась на продолжении дроги, – старинная, небось.

– Правда? Угу? Действительно? То-то, с её помощью мне удалось опередить вас всех-всех-всех. Хоть я проделала крюк-заворот, окольный путь.

– Ну, так оставьте её на всякий случай. Кто знает, вдруг пригодится, – молвил возница с несколько вопросительным тоном, залезая в телегу.

– Конечно, безусловно, разумеется, – женщина подняла отшлифованный временем и выбеленный водой посох, ухватила его второй рукой и поцеловала посередине, – пусть этот дар из античности будет моей опорой ныне и в дальнейшем. Во веки веков.

– Аминь, – густо прогудел Николошвили, блеснув поднятым к небу взором, и опустился на корточки.

Авксентий, поводив головой туда-сюда, отметил нечто для себя любопытное:

– Другая наша дамочка что-то нигде не показывается, – сказал он с опаской в интонации сжиженного баритона.

– Подождём, – усмешливо изрек бывший скульптор, – хе-хе, женщин всегда приходится ждать, особенно молодых. – Он медленно стряхивал с непромокаемой одежды свежие воды ручья, нечаянно обрызгивая сидевшего поблизости поэта Николошвили. Тот поднялся и столь же неспешно отошёл подальше да повыше. Похоже, удачно.

– О! – Воскликнул он, указывая блеском глаз на берег вверх по течению.

Все, словно по команде устремили туда любопытные взоры и заметили выбирающуюся из кустов бузины насквозь мокрую Ксению. Таковое явление возбудило мужчин к усиленной оценке её фигуры. В целом и детально. Впрочем, в деталях-то оказалось наибольшее привлечение. Там натурально выдавалась третья грудь.

– Брр, – изрекла она с весёлостью, – нашла самое узкое место, чтобы перескакнуть, да вот, немного не дотянула. А оно оказалось нарочно самым глубоким. Еле выкарабкалась. Благо, не было грязи. Чистенькое дно…

Ксениюшка уставила взгляд туда же, куда его углубляли мужчины, и мокрые прохладные щёки у неё сразу задались краскою. «Вдруг, оголилась», – мелькнуло в голове. Но она сильнее удивилась, когда за пазухой обнаружила увесистый булыжник, до сих пор почему-то не ощущаемый. Достала, изготовилась выкинуть, но её намерение остановил коренастый мужчина.

– Стоп, – опередил он её движение и, завидев там круглый камень тёпло-коричневого цвета, не гладкого, но чуть слоистого, кинулся к ней. – Отдайте его мне.

– Хм, – Ксения пожала плечами, отчего оставшиеся на ней округлые детали, данные природой, получили дополнительную выразительность. И бросила подобный им камень по направлению к просителю. Тот поймал его, внимательно изучил, повертев туда-сюда, прикинул в мыслях кое-что и положил в брезентовую котомку, лежащую на подводе.

– А ещё, вы не поверите, – сказала она, – там поблизости, на взгорке пасётся настоящий лев. Африканский. Он тоже промокший, вероятно по собственному желанию искупался, а не как я, по глупости. Одной лапой обирает бруснику, да ловко, будто специальным совочком с коготками, ест её и морщится. Наверное, кислая она.

Каждый пожал плечами и тихо посмеялся. Ксениюшка отмахнулась, словно отпихиваясь от насмешников, и выказала кисловатую обиду сморщиванием губ, щёк возле глаз и лба одновременно.

9. Сверхчеловек

Вскоре, когда утро стало мягко переходить в день, любители загородных путешествий добрались до заявленной цели. Конь изабелловой масти удовлетворённо фыркнул и остановился у въезда в село.

– Действительно, Думовея, – сказал добрый проводник, похлопывая себя по животу.

Все на прощание обнялись с возницей, сулили ему всякие вознаграждения, но тот отказывался, улыбаясь и мотая головой с боку на бок. Коренастый мужчина по-особому погладил шею жеребца и долго посматривал на него испытующе, разгадывая в глубине его глаз тоже нечто особо неповторимое. Будто отыскивал там себе родственную душу. И действительно, что-то ёкнуло у него в глубине груди, произведя потаённое свидетельство его догадке. А Ксения глядела на них обоих, чему-то радуясь. Маска обиды, сотканная из сморщенности всех деталей лица сама собой отпала и больше не надевалась.

И тут показался у всех на виду Абрам Ицхакович. Он сидел на каменном возвышении, напоминающем языческое надгробие, давно забытое, и лузгал семечки, выплёвывая шелуху в слегка волосатый кулачок. Неподалёку от него еле-еле стояли на ногах ещё двое мужиков, хлопая друг друга по плечам, приседая на корячки и вновь поднимаясь, прилагая почти невозможные усилия, отражённые пронзительной озабоченностью в очах.

– Ничо, ничо, ничо, – бурчал один.

– Тс-с-с, – отвечал ему другой.

– Ну, – почти простонал Мирон и тоже опустился. Сначала на корточки, а затем упёрся в землю одним коленом. Мирон, это имя коренастого мужчины, бывшего ваятеля-авангардиста. К нему вдобавок уже давненько прилипла кличка «Подпольщик», хотя никакой конспиративной деятельностью тот не занимался. Правда, его произведения не вписывались в тогдашнее почти единственно возможное направление изобразительного искусства в нашем отечестве, но заметной, тем более, важной силой, подрывающей государственную идеологию, они не обладали. Потому-то у органов государственной безопасности не было нужды в преследовании скульптора, а ему не стоило скрывать ничего из своих шедевров, да самому куда-то прятаться. Просто, в его халупке много лет назад были вспороты полы для замены, и ремонт никак не заканчивался. Части полов там-сям, вскрывались да вновь укладывалась досками, опять вскрывались, постоянно обнажая неглубокое подполье, куда нередко затеривались всякие полезные предметы. А Мирон, полусидя, подолгу там копался, выискивая нужную в данный час вещицу, и удерживал равновесие на одном колене. Вот и теперь он повторил излюбленную позу, не переставая отряхивать воду тогдашнего ручья мизинцами с пока не обсохшей нижней части одёжки. Мирон-Подпольщик.

Другие попутчики просто стояли, недоумённо глядя сквозь Борино материальное тело куда-то туда, непосредственно в бесконечность, не предполагая внятных объяснений данному обстоятельству.

– Ну, – повторил Мирон, вставая и уже тыча мокрым пальцем в грудь продвинутого учёного-эволюциониста, – что скажешь?

– О чём ты? – недоумённо и вместе с тем весело отозвался Денис Геннадиевич, – если о некоем сверхчеловеке, то не думаю, что он будет увлекаться лущением семечек в свободное время, подобно человеку обыкновенному.

– Ты считаешь, я спрашиваю тебя о его сверхчеловеческих способностях добывать семечки? – Мирон-Подпольщик подбоченился, выставив одну ногу вперёд. – Хе-хе. Тут явный и убедительный образец телепортации. Из вагона поезда прямо на тутошний пьедестал. Обычные люди ничего подобного делать не умеют.

Боря, тем временем, спокойно сидел на каменном возвышении, занимаясь прежним делом, да только покачивал головой таким же манером, что и тогда в автобусе, да похихикивал, почмокивая губами. А вся компания, шажок за шажком, приблизилась к нему и окружила новоявленного сверхчеловека плотным кольцом. Татьяна Лукьяновна первой осмелилась задать вопрос, буравящий сознание поголовно всех людей, удачно прибывших сюда при содействии замечательной лошади изабелловой масти:

– Оп-па-па-па-па… Ты давно здесь, на нашей матушке земле? И облюбовал себе выгодное положение, будто памятник?

Вопрос облекался напевными нотками, обычно возникающими при священнодействии. И, на всякий случай, атаманша легонько возложила на Борино плечо свой посох. Тот не провалился вниз, так, если бы человек, лузгающий семечки оказался привидением.

– Часа два. – Абрам Ицхакович столь же легонько спихнул палку кулачком, поросшим редкой шерстью и полным шелухи. Часть её просыпалась на колено. – Да и вы слишком скоренько явились. – Он дунул в сторону колена, а изо рта вылетело ещё несколько скорлупок, дополнив случайное безобразие. – А вот Денис Геннадиевич обещал нам целый день пути. Аномалия какая-то. – Боря пальцами другой маленькой руки попытался подобрать мусор в щепотку, но оттуда просыпалась чуточка целеньких семечек.

– Нет, не аномалия, – возразила Ксения задумчиво, с обеспокоенностью, – на нас тут на всех надвинулась эволюционная мутация.

– У? – Абрам Ицхакович задал вопрос одновременно и себе, имея в виду попытки определиться с шелухой и семечками, чтоб не спутать одно с другим, иначе говоря, отделить зёрна от плевел.

– Произошёл эволюционный скачок. Он сделался чем-то подобным пульсации местного пространства бытия, а также в непредсказуемом провиденческом хождении вселенского времени. Вот что, – сказал Николошвили не без уверенности в зычном голосе, и уставился в небеса.

– А, да-да, – любитель депортации сунул слегка мохнатую длань с семечками в карман, освободив её там от содержимого, и вынул. Затем собрал с колена шелуху, да пополнил ею кулачок с прежними отходами. Поднялся, плавно развёл недлинные руки, одну ладонью вверх, другую кулачком вниз, и заговорил тихим голосом:

– Причём, скачок чисто технический, причём, в два этапа, и, причём, тот скачок был задолго до нашего благополучного прибытия сюда. – Это Боря сходу поддержал научно-поэтическую мысль Николошвили. – Сначала человечество приручило вольную скотину для того, чтобы облегчить бытование, – он указал поднятым подбородком на отдыхающего жеребца изабелловой масти, – а затем оно изобрело механическую повозку, – Борин кулачок, полный шелухи, выгнулся в другую сторону, где как раз остановился его знакомый «ПАЗик», собирающий пассажиров в обратный путь к железнодорожной станции.

И все пользователи гужевого способа передвижения мгновенно расхохотались, обнялись и пустились в хоровод вокруг пропавшего, но вновь обрящегося попутчика.

– А всё-таки жалко! – Воскликнула самая молодая особа, когда пляска закончилась.

– Так-так-так-так. О чём ты жалеешь-сокрушаешься-горюешь? – вопросила Татьяна Лукьяновна.