Вежливые журналисты

ЧАСТЬ 12. «Приезжайте в Крым! Ничего с вами не случится!»

– …Сейчас вот думаю: какого черта я туда полез? Жена мне до сих пор простить не может. Переволновалась из-за меня. Но Бог дал – я ожил. Сейчас вот хочу поставить свечку в церкви. Хоть и неверующий, – Георгий Владимирович производит впечатление скромного, осторожного, послушного человека, не героя.

Мы неспешно прогуливаемся возле Верховной Рады, я с легким волнением кошусь на крышу здания, где со снайперской винтовкой дежурит «зеленый человечек», затем опускаю взгляд на свежие красные гвоздики, лежащие на парапете – в память о погибших на митинге 26 февраля.

Так получилось, что Георгия Владимировича пресса тоже «похоронила»: несчастный пережил клиническую смерть, вызванную сердечным приступом, но, действительно, не обошлось без вмешательства Высших сил. Кто-то из митингующих вынес его бесчувственное тело из толпы и положил на парапет у сквера Победы.

Пенсионер не подавал признаков жизни, и окружающие решили, что он умер. Эту версию тут же подхватили и растиражировали СМИ. А потом «воскресший» позвонил в нашу редакцию и предложил рассказать, как все было на самом деле. Сделать небольшой материал поручили мне как самой свободной на тот момент.

– …Когда толпой меня вынесло к фонтану, я увидел, что у его бортов уже лежит несколько человек. Одни молча и даже не шевелясь, другие кричали. Потом меня толкнули в спину, и я упал прямо на этих людей. Попытался подняться – почувствовал, что на меня кто-то сел. Стало тяжело дышать, и я потерял сознание, – мой собеседник скривился, приложил руку к груди.

– Что такое? Болит? – испугалась я.

– Да, все еще мучают боли в грудной клетке, и спать приходится полусидя, – признался Георгий Владимирович и поспешно добавил, – но главное, что живой. Очень хотелось бы узнать, кто меня тогда вынес из толпы, встретиться с этим человеком, поблагодарить.

– Когда статья выйдет в газете, возможно, ваш спаситель откликнется, – кивнула я. – В таком случае мы дадим ему ваш телефон, вы же не против?

– Конечно, не против, милая барышня!

– Выздоравливайте, – улыбнулась я этому несовременному, но очень теплому обращению.

На работу «милая барышня» возвращалась в минорном настроении. Традиционно показала журналистское удостоверение «вежливым людям», оцепившим центр, и они молча меня пропустили.

Надо пояснить, что в центральной части города денно и нощно теперь несли вахту вооруженные солдаты в камуфляже, которых с недавних пор прозвали «вежливыми». Они ни с кем не разговаривали, но при этом не проявляли агрессии и не отказывали, если горожане хотели с ними сфотографироваться (правда, их лица по глаза скрывала маска-балаклава, но так даже интереснее).

К счастью, в «Ведомостях Республики» мы не задержались, почти сразу вернувшись в родную редакцию. А то, что повсюду стояли военные и просили (заметьте, просили, а не требовали) предъявить документы, – это лишь временное явление, к тому же, направленное на нашу безопасность.

Уже известно, что 16 марта пройдет референдум, на который будет вынесен ключевой вопрос: «Вы ЗА присоединение Крыма к Российской Федерации?».

…Во дворе меня поджидал Петя. Я попыталась было сделать вид, что в упор его не вижу, но он проворно перегородил мне дорогу.

– Ульяна, нам надо поговорить! – взволнованно выпалил он.

– Петя, извини, но мне некогда, надо материал писать. Поверь, мне абсолютно все равно, какие отношения тебя связывают с Жизелью. И Мишке я ничего не сказала. В общем, разбирайтесь сами.

– И все-таки я хочу, чтобы ты узнала кое о чем. Но не здесь и не сейчас, ты права. Давай после работы сходим куда-нибудь поужинать. Это очень важно.

– Ну, ладно.

Разумеется, до шести часов вечера я сидела как на иголках и все гадала: что ж такого важного мне хочет сообщить Туваев? По-моему, все и так абсолютно понятно… А Мишку жалко. Я неоднократно порывалась рассказать ему правду, но каждый раз притормаживала. Это не мои грязные тайны. Не хочу я в них копаться – не отмоешься. Тем более Туваев все-таки наш начальник, не хватало еще работы лишиться.

…В уютном и почти безлюдном ресторанчике мы заказали по «Цезарю», чайничек мятного чая и сто грамм водки – для Пети.

– Вижу, разговор предстоит тяжелый, – прокомментировала я выбор Петиного напитка, когда официантка удалилась выполнять заказ.

– Да… Ульяна, я бы не пришел сюда, если бы ты не была мне симпатична… как человек. С тобой я, пожалуй, могу быть откровенным. Хотя услышанное, безусловно, тебя ужаснет и…

– Петя, говори все как есть.

– Да, мы с Жизелью любовники. Но это началось не вчера. Это началось давно, еще в Киеве. Мы познакомились на какой-то пресс-конференции, я влюбился как полоумный буквально с первого взгляда, хотя и понимал: мне ничего не светит, такая шикарная женщина не то что на свидание со мной никогда не пойдет – она со мной в один автобус не сядет. Я вроде не урод, не тупица, и нищебродом меня не назовешь, то есть, в принципе, если бы захотел – мог бы без проблем найти себе пару…

Я смотрела на Петю во все глаза. А что и вправду Жизель в нем нашла? Ну явно не за внешность она его полюбила (да и полюбила ли?). Темперамент? Тоже сомневаюсь. И доходы у него отнюдь не заоблачные. Приличные, конечно (как для заместителя главного редактора), но, повторюсь, не заоблачные.

– Пытаешься понять, чем я ее зацепил? – словно прочитав мои мысли, усмехнулся Туваев. – Просто я всегда старался быть рядом, когда ей это было нужно. Ни в чем не отказывал. Никогда не спорил. Она встречалась со мной – и параллельно с кем-то еще. Она всегда делала только то, что хотела. И это именно она потребовала, чтобы я начал одеваться, как задрот. Бороду я, кстати, раньше тоже не носил. Все эти задротские атрибуты ее возбуждали. У меня был выбор – бросить ее или терпеть такое отношение дальше. Ты догадываешься, что я выбрал…

Петя замолчал, едва к нашему столику приблизилась официантка с полным подносом. Я не знала, как мне реагировать на его «исповедь». Петя сейчас до боли напоминал Мишку – такой же потерянный и отчаявшийся что-либо изменить. «Влюбленный мужчина представляет собой жалкое зрелище» – вспомнила я известное изречение.

– …А потом я узнал, что ее отец – довольно влиятельный в медиа-сообществе человек, – продолжил Петя, опрокинув в себя рюмку. – И этому человеку нужен толковый помощник. В общем, Жизель выдвинула мне ультиматум: или я помогаю ее отцу, или мы расстаемся. А я уже настолько подсел на иглу под названием «безумная любовь», что был согласен на все. Пять лет этот человек тиранил меня в Киеве, пока однажды ему не предложили поработать в Крыму…

– Подожди… ты хочешь сказать, что этот человек – Допобедный?! – я замерла с вилкой, на которую была наколота половинка перепелиного яйца. – Значит, Жизель – его дочь?!

– Да. Они не захотели афишировать здесь свое родство. А никто в редакции и не догадался.

– Но у них же разные фамилии…

– Жизель носит фамилию матери, – кивнул Петя, отправляя в рот ломтик ветчины. – Зато характеры у них одинаковые. Деспотические. Оба – жестоки, капризны, эгоистичны. Люди, с которыми связываться опасно.

Я ошарашенно переваривала услышанное. Кто бы мог подумать… Я вспомнила тот день, когда Жизель выставлялась в редакции как новоприбывший сотрудник. Вспомнила, как Допобедный глаз с нее не сводил, все крутился рядом. Я сразу подумала о «бесе в ребре», не сумела отличить похотливого взгляда от отеческого… Теперь понятно, почему Жизель является на работу, когда захочет.

– А Мишка?

– Один из многих, – пожал плечами Туваев. – Он для нее – «прикольное крымское развлечение». Способ вызвать во мне ревность, а заодно заставить нервничать папу. Мишка для нее ничто. Хотя я тоже, по сути, ничто. Сколько раз я предлагал ей выйти за меня замуж, нарожать детей, но она и слышать ничего не хотела. А однажды в порыве ярости полоснула по руке ножом. Представляешь? Кровища хлещет, а я, дурак, ей в любви признаюсь…

– Твоя та самая «бытовая травма», – обреченно вздохнула я. Я все-таки не ошиблась. – Получается, шеф из-за своей дочурки Мишку гнобит? Он его прям ненавидит.

– Он ненавидит всех, с кем она спит. Меня тоже. Может, отцовская ревность, не знаю. Жизель его единственная дочь. Причем внебрачная. Насколько мне известно, ее мать, скончавшаяся несколько лет назад, была крайне эксцентричной особой и тоже, к слову, ярой противницей брака. Однажды, будучи уже изрядно беременной, она пошла на балет «Жизель», и там в самый кульминационный момент ребенок начал пинаться. Решив, что это знак Свыше, моя несостоявшаяся теща решила: родится девочка – назову Жизель, а если мальчик – Альберт. Ведь так, кажется, звали по сюжету возлюбленного Жизели?

– Да, граф Альберт.

– Вот-вот. Оригинальности ей было не занимать. Семейка – не соскучишься. Допобедный ради дочери готов на все. Даже… – Петя запнулся и начал сосредоточенно накалывать на вилку листик салата с кусочком помидора.

– Даже…? – намекнула я на продолжение.

– …посадить ее в свое кресло главреда.

– Что?! – я чуть не подавилась чаем.

– А по-твоему, зачем ему понадобилось выбирать среди вас четверых фаворитов? Он понимал, что всех журналистов газеты не сумеет как следует подготовить, вымуштровать, настроить на свой лад. Тем более за весьма короткое время. Нужно было взять трех-четырех и сотворить из них «звезд». Чтобы дочке было меньше «возни» и «нервов».

– Это он так выразился?

– Ага. Шеф считал, что вы можете работать гораздо лучше. Ярче, смелее. Помнишь, о чем мы говорили с тобой на его юбилее в Лучистом?

– Помню. Ты сказал, что мне, как и остальным, не хватает безумства в творчестве, что порой в газете должно появляться что-то хулиганистое, а у нас все такое прилизанное и скучное, и тэ дэ, и тэ пэ…

– Верно. Это было их обоюдное желание – Допобедного и Жизели. Те идеи, которые по разным причинам шеф не смог реализовать в своем киевском издании, он жаждал воплотить в реальность в крымской газете. А чтобы вас как-то мотивировать, он пообещал вам премии, участие в престижном конкурсе. Кстати, очень надеюсь, что ваши замечательные статьи займут призовые места. Вы потрудились на славу.

– Петь, но ты же понимаешь: если Жизель станет главредом, 80% нашей редакции попросту напишет заявление об увольнении. Она никому не нравится. И все видят, как она относится к Мишке. А уж когда ребята узнают, что и ты с ней… – я замялась, подбирая нужное слово.

– Конечно, я понимаю, Ульянушка. И они это, думаю, понимают. Да и момент сейчас не подходящий. Этот референдум… К гадалке не ходи: подавляющее большинство крымчан проголосует за вступление в Россию. Разве мы сможем остаться? Я бы прямо завтра уехал, честно. Все так стремительно меняется…

– Петь, что мне теперь прикажешь делать с этой правдой? – помолчав, спросила я.

– А что хочешь, Ульянушка, то и делай. Я тебе рассказал – и сразу как-то легче стало. Знаешь, с самого начала меня не покидало это неприятное чувство – что мы вас обманываем, используем. Допобедному нравятся все эти закулисные интриги, нравится сталкивать журналистов лбами, играть на их нервах, докапываться до каждой буквы в статье, он получает от этого удовольствие. Жизель, как ты уже поняла, ему под стать. Ну, а я… Я дико устал. Я бы и счастлив был наконец-то уйти от него, но Жизель мне не простит. А без нее мне незачем жить…