Вежливые журналисты

ЧАСТЬ 8. «Что ни день, то какой-нибудь День»

Новость номер один: в Киеве начался Евромайдан. Наша редакция весь день сегодня только об этом и говорит. В ночь на 22 ноября на митинг собралось около трех тысяч человек. Люди стояли, несмотря на дождь и холод. Пели гимн Украины, скандировали «Мы – европейцы!», танцевали – в том числе для того, чтобы согреться.

Даже выкрикивали «Разом нас багато, нас не подолати» – известную речевку времен Оранжевой революции, которая, кстати, тоже началась 22 ноября, в 2004 году. Телеканалы засняли активиста, принявшегося вспоминать тот Майдан девятилетней давности: «Вы думаете, нас сразу было 100 тысяч? Нет, сначала нас было 100 человек».

В соцсетях украинцам пишут слова поддержки из США, Великобритании, Австралии, Японии, Франции, Германии, Италии. Украине очень нужен безвизовый режим с ЕС. Звучат заявления, что акция станет бессрочной, а на выходных оппозиция ожидает в Киеве свыше 50 тысяч демонстрантов…

«Митя пошел на митинг, а Петя пошел на петтинг», – шутили мы с коллегами, причем Туваев смеялся громче всех. Мог ли кто-нибудь из нас тогда знать наверняка, что волеизъявительный митинг позже перерастет в вооруженный бунт и закончится госпереворотом? Что революционеры, свергнув правительство, пообещают бороться с олигархатом и коррупцией, за демократию и свободу слова, но все так и останется обещанием?..

А в моей душе зрел и ширился иной бунт – сугубо личный. Это как плоская магазинная упаковка с попкорном, засунутая в микроволновку: с каждым оборотом все раздувается и раздувается. Потом – дзынь! – к употреблению готово. Берите и хрустите. Меня же, исходящего ядом отчаяния и бессилия, вряд ли можно было бы посчитать съедобным. Хотя состояние обглоданности говорит об обратном.

Ненависть на кончиках пальцев… Это когда все наболевшие эмоции ты оставляешь на гитарных струнах, но такая музыка не вызывает в тебе ничего, кроме страстного желания покончить с ней немедленно. А заодно и с собой. Нет, с собой пока рано. «Пока», хм. Я действительно на это способен?

Я не могу больше играть. Мне режет уши этот негатив. «Иногда лучшее, что ты можешь сделать с гитарой – просто разглядывать ее», – сказал английский рок-музыкант Том Йорк. Значит, буду «любить глазами». А что мне еще остается? Не стану принуждать женщину (а гитара для меня как женщина) к тому, что противно ее натуре. Ведь она хочет быть счастливой не меньше моего. И неважно, что счастье у нас отныне не общее.

Все годы, что мы прожили с Ксюшей, я опасался появления какого-нибудь более успешного соперника, который вскружит ей голову и уведет за собой. И хотя внутренний голос ехидно твердил: «Чувак, успокойся, у вас двое детей, да и жена твоя – уже не 20-летняя незабудка», я все равно продолжал беспокоиться и периодически ревновал.

Кто ж мог подумать, что тем самым соперником окажется мать-одиночка с претенциозным именем Карина Эдуардовна! Нет, я не верю, что моя умная, адекватная Ксюша поменяла ориентацию и теперь находит удовлетворение в объятиях какой-то тетки. Это даже хуже, чем если бы она и впрямь встречалась со всякими каренами.

Ситуация настолько чудовищно-деликатна, что я не могу поделиться ею ни с кем – ни с мамой, ни с друзьями. И к психологу не пойдешь… А как же хочется выговориться, Господи! И как назло не напьешься – организм много спиртного не принимает.

Ладно, мне надо придумать, как вернуть жену и дочек. И выяснить истинную причину, толкнувшую Ксюшу на такой шаг. Увы, до сих пор нам не удалось поговорить с глазу на глаз, откровенно, без истерик. Ну, всякое бывает. Увлеклась, заигралась или просто временное помутнение… Но не разрушать же семью!

Тем более какой пример она подает девчонкам?!

Об одуванчиках я думаю постоянно. Мне их жутко не хватает. Теперь по вечерам я захожу в детскую комнату, смотрю на две пустующие кровати и едва сдерживаю крик. Вопрос «Почему это происходит с нами?» терзает в режиме нон-стоп. Но ответа на него нет. Или есть? Да, меня нельзя назвать образцово-показательным мужем, я не зарабатываю баснословных сумм, не в состоянии купить квартиру побольше…

«А еще ты так и не нашел время, чтобы свозить Лизу и Машу в Ялтинский крокодиляриум!» – проснулся внутренний голос. Да вот свожу! Хоть завтра! Завтра же суббота! Надо им позвонить и предупредить! Где же мобильный… Ага, вот он. Нахожу в последних контактах Лизу. Трясущимися пальцами тыкаю в кнопки (телефон у меня самый простой). Гудки…

– Алле, пап?

– Да, мое солнышко! Как ты поживаешь? Как сестра? Мама?

– Все хорошо. Мы уже собирались ложиться спать.

– Да, конечно. Я просто хотел сказать, что завтра вас с Машей и, может быть, мамой, если она захочет, повезу в крокодиляриум! Ты рада? Прямо с утра за вами заеду и…

– Подожди, пап. Мы уже ездили туда сегодня. С мамой и тетей Кариной.

– Как?!

– Очень просто, – я почувствовал, как Лизанька улыбнулась. – По пятницам у нас у всех уроков мало, погода была хорошая, вот мы и поехали в Ялту на тети-Карининой машине. Там так здорово! Представляешь, мы видели Тупорылого крокодила! Ха-ха!

Вот и я себя чувствовал сейчас тупорылым крокодилом. Чужая баба нашла время на моих детей, а я, отец родной, нет. Невероятно! Опоздать на один день!

– Лизок, я скучаю по вам, – только и сумел выдавить я осипшим голосом.

– Мы тоже, пап. Но нам здесь нравится. Тетя Карина покупает нам игрушки, сладости, косметику, завтра обещала свозить в «Детский мир» и купить все, что мы с Машей захотим. А почему ты не можешь приехать домой к тете Карине?

– Милая, потому что это неприлично. У нас ведь есть свой дом, верно? Лучше вы возвращайтесь.

– Мама не хочет. И тетя Карина тоже. Им вместе весело, они все время по вечерам смеются, когда нас спать отправляют.

– Смеются, говоришь… А дай-ка трубочку маме.

Через минуту слышу голос жены:

– Привет, Костя.

– Нам надо поговорить.

– Говори.

– Не по телефону.

– А как, по саксофону? – иронизирует Ксюша.

– Ну, хватит. Что за «розовый» цирк вы там устроили на глазах у детей?

– В смысле?

– В коромысле! Уединяетесь со своей этой, прости Господи, Кариной Эдуардовной и хихикаете. По-твоему, это нормально?

– Что, хихикать?

– Жить с бабой! Тем более при живом муже! Я хочу, нет, я требую, чтобы вы немедленно вернулись домой. Собирай вещи и приезжайте, поняла?

– Нет, Костя. Меня все устраивает. На данном этапе. А если что-то не устраивает тебя, решай проблему сам. И можешь не волноваться – мы с Кариной не лесбиянки. Не нужно все опошлять.

– Ну, и дружи с ней. Дистанцированно. Уходить из дома-то зачем?

– Дом, Костя, это не комната-кухня-сортир. Дом там, где тебе хорошо. Где тебя любят не за какие-то заслуги, а просто так. Где ты не взваливаешь на себя все будничные хлопоты, не борешься за внимание вечно занятого мужа, не экономишь каждую копейку, чтобы побаловать дочерей.

– Ксюшка, родная, я буду стараться, – сбавил я обороты. – Я все для вас сделаю. У меня же никого больше нет, кроме вас. Умоляю, не бросай меня. Не забирай девчонок – я подохну без них! Хочешь, отпуск возьму с понедельника? За свой счет? И плевать! Даже если уволят – плевать!

– Костя, не надо ничего брать. И плевать тоже. Работай. Эти жертвы сейчас ни к чему.

– Когда вы вернетесь?

– Не знаю. Извини, мне пора. Девчонки без меня не ложатся.

«Девчонки без меня не ложатся»… Я почему-то представил себе Карину Эдуардовну в гламурном шелковом пеньюаре, сидящую на краю широченной кровати и игриво похлопывающую по перинке, мол, давай укладываться вместе, милая… Тьфу! Что ей нужно от моей жены? Бизнесменша решила поиграть в семью и схватила первые попавшиеся игрушки? Одного сына ей мало?

Какой смысл тратиться на совершенно чужих тебе людей? Я все-таки верю Ксюше, что между ними ничего нет. Она бы ни за что не легла в постель к бабе. «А к мужику?», – некстати полюбопытствовал внутренний голос. Ааааааааааааа!!!!!!!!!!!!!!!

С вами случалось такое, чтобы вы посылали во Вселенную какой-либо вопрос, и она отвечала вам, допустим, важным абзацем в случайно раскрытой книге? А у меня вот случилось. Я бесцельно шатался по интернету и наткнулся на статью про так называемые «женские семьи», мода на которые прибыла к нам с Запада.

Якобы отнюдь не эротический интерес заставляет дам жить под одной крышей, а «потребность в надежном тыле – в понимающем друге, в помощнике по хозяйству и в воспитании детей». Мол, с женщиной в быту – и удобней, и дешевле. А мужики, дескать, ненадежные пошли, поэтому годятся лишь для необременительного секса.

Однако среди примеров – или разведенки, или ярые противницы брака. И ни одной дурынды, которая бы свалила к бабе от ныне действующего мужа. «Женская семья», значит. Ну-ну. Уверен на все двести процентов, что Карина, мать ее, Эдуардовна задурила голову моей жене, наобещав немыслимые блага или надавив на жалость, а та и пляшет под фальшивую феминистскую дудку.

Но как мне вытащить Ксюшу из логова пусть не явной, но уж точно латентной лесбиянки?!

********************

– Тихон Сергеевич, я вас очень прошу – отправьте кого-нибудь другого! – в панике умоляю я.

– Что за глупости, Костя? Ты понимаешь, что это по меньшей мере непрофессионально? Дали задание – надо выполнять. Или ты здесь на особом счету? – прищурился Допобедный. – Все работают, и ты будь добр. Готовься – выезд завтра в восемь утра.

– Нет, я не поеду! – поразился я собственной смелости.

– Что?! – побагровел шеф и уже собирался, видимо, выдать нецензурную тираду, но вместо этого вдруг ядовито улыбнулся и вкрадчиво произнес, – Тогда твоя статья про младенца ни на какой конкурс не уйдет, считай, что писал ее зря.

– Вы не можете… – такой подставы я не ожидал и моментально съежился, как кот, получивший веником по морде.

– Я? Не могу? Дорогой мой, ты даже не представляешь, насколько заблуждаешься. В общем, тебе решать. Свободен.

«Хорошая работа – пожарный. Зарплату платят вовремя, коллектив отличный, премии, соцпакет… Но как пожар – хоть увольняйся!». Вот и с моей работой в газете – подчас так же. Только под «пожаром» следует понимать задание, от которого сгорают нафиг все нервные клетки. А еще – в моем случае – сгорает последняя надежда на обретение прежних семейных радостей.

Ну, не в состоянии я сейчас ехать в Керчь на похороны двух малолетних детей, которых прирезала собственная мать! Смотреть на этот оглушительный ад, вслушиваться в многочисленные плачи и вспоминать, что дома меня не ждут мои собственные дочери, и я уже забыл ни с чем не сравнимый, волшебный запах детства, когда-то прятавшийся в каждом уголке нашей квартиры…

Все, что мне осталось, это зарываться лицом в подушки в мультяшных наволочках и представлять, что близняшки просто ненадолго вышли и скоро вернутся, и я опять буду рассказывать им на ночь забавные истории, а потом целовать с причмоком (это их смешит) бархатные щечки… Слава Богу, мои одуванчики здоровы и вполне счастливы, ни в чем наверняка не нуждаются. Но разве это может успокоить мятущееся сердце отца?

…Собрав по Маяковскому «чувства в кулак, волю в узду» (и мысленно послав в рифму Допобедного), я таки поехал в злосчастную Керчь, однако на кладбище стоял позади всех и старался не думать, кто лежит в гробах. Это было невыносимо. Какие-то женщины (скорей всего, родственницы или соседки, чуть позже с кем-нибудь поговорю) рыдали в голос, мужчины тоже плакали, но тихо и быстро, мелькали телевизионщики с камерами, а небо стремительно затягивали тучи, похожие на снеговые.