Архив Долки

— Ты… чепуху несешь, Мик, правда? В твоем возрасте?

— Я серьезно. Эта мысль все время крутилась у меня на задворках ума, независимо от того, насколько я был занят всяким прочим — крутилась, как неутомимый, незримый электрический мотор. Благодать Божья никогда не оставляла меня.

— Черт меня дери. Хочешь сказать, что, встреть я тебя через несколько лет, мне придется снимать перед тобой шляпу? Ты прекрасно знаешь, что шляп я почти не ношу.

Мик добродушно улыбнулся. Сколь бы серьезен он ни был, ему не хотелось придавать происходящему ни громоздкости, ни помпы и тем самым не оказываться на границе с нелепым. Несвоевременный смех мог разрушить нечто важное.

— Могу облегчить тебе думы, Хэкетт, — сказал он весело. — Очень мала вероятность, что ты встретишь меня после того, как я окажусь среди Господом помазанных. Более того — будет это невозможно вовсе.

— Почему? Ты собираешься стать заморским миссионером, проповедовать евангелие неграм в Занзибаре или где-то еще такого же рода?

— Нет. Это единственное, что я не буду делать вполсилы. Я уже достаточно взрослый, чтобы понимать, чего хочу. Собираюсь примкнуть к одному из закрытых орденов — и к самому строгому, если меня возьмут.

— И кто же это, когда в доме своем он?

— Реформированный орден цистерцианцев, широко известных как трапписты…

Хэкетт исторг странный клекот, переродившийся в громовой хохот.

— Черт, черт, — гоготал он, — я под это дело куплю себе последнюю выпивку. На сей раз виски. Два, миссис Л., — кликнул он. Миссис Лаветри, взявшись выполнять заказ, вымолвила:

— Время подходит, мистер Хэкетт.

Хэкетт мгновенно затих, задумался и оплатил заказанное без сдачи. Доверительно повернулся к Мику, жестом показывая, что предлагает пить за его здоровье.

— Занятно, как возникает повод для тоста — и возникает неизбежно, даже если отчаялся его найти. Тут хороши глупые слова вроде рока или судьбы.

— Может, Провидение — слово получше.

— Почти десять лет назад я сочинил ловкий стишок. Запер его у себя в голове и решил, что не стану им бахвалиться, пока не подвернется случай, когда он окажется чудодейственно уместным. Улавливаешь?

— Кажется, да.

— Меня не волновало, отращу ли я незаслуженную репутацию импровизатора. Это меня не тревожило нисколько. Я просто хотел снять вопрос, покрыть своим козырем чьего-нибудь туза. Сечешь?

— По мне — тщеславие это.

— Погоди! Вот он, подходящий случай. Ты говоришь, что собираешься к траппистам? Хорошо. Как раз для этого объявления и был давным-давно сочинен мой стишок. Тут же как есть Судьба голяком! Но какая жалость, что нет здесь громадной публики.

— Читай уже свое сочинение, будь добр, — велел Мик.

Хэкетт так и сделал, торжественным голосом, и Мик в конце, безусловно, расхохотался. Несколько вульгарно, однако ж не похабно.

Один юный монах из Ла-Траппа
Подцепил трипака тихой сапой.
«Доминус вобискум»[38], — сказал,
Но сикать он лучше не стал —
Поломался, наверное… клапан.

Да, забавно. Но настроение у Мика, пока шел он домой, оставалось задумчивым. В сказанном Хэкетту он был совершенно серьезен. Дни его как мирянина сочтены.