Дешевка

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Ноябрь 2015

Отдел кадров концерна Роберта Маннеринга получил распоряжение о том, что при увольнении кого-то из сотрудников рядом должны находиться минимум два человека, на случай, если этот сотрудник устроит сцену или позднее обвинит компанию в нарушении условий увольнения. Приказ вышел после того, как Ева выгнала троих, просто послав им эсэмэски. Вторым человеком, который присутствует при увольнениях, Ева без видимых причин решила сделать Эшли Арнслейл. И теперь в обязанности девушки входило быть свидетельницей на этих происходящих раз в две недели казнях, как она их про себя называла. Об этой своей обязанности Эшли никому не рассказывала.

Однажды летом две тысячи девятого года она была уволена из лавочки под названием «Мороженое старого Тайма» в Монтауке, где у ее родителей была дача.

— У вас талант к великому множеству вещей, — сказал тогда мистер Уилсон, много лет владевший магазином, — но вы совершенно не умеете наполнять рожки мороженым.

Так оно и было. Эшли не столько обслуживала покупателей, сколько болтала с ними о мороженом. Во всяком случае, мистер Уилсон сопроводил увольнение недельной зарплатой и доброй улыбкой. Ева тоже улыбалась, указывая людям на дверь, но ничего доброго в этом не было.

— Я просто не вижу, чем вы можете быть полезны нашему сайту, — сказала она молодому инженеру, который сидел напротив нее в комнате совещаний. Дело было ближе к одиннадцати вечера. Интересно, есть ли какие-то правила насчет того, чтобы увольнять людей в такое позднее время? — Серьезно, — продолжила Ева, — докажите, что вы нужны на своей должности, несмотря на то что в последние три недели ваши сотрудники работали по меньшей мере на десять часов дольше вас.

Ну елки-моталки. Эшли захотелось спрятаться под большой белый стол, за которым все сидят во время совещаний. Или обнять этого парня. Или сделать и то и другое сразу. Люди не должны так обходиться с другими людьми. Хуже просто быть не может.

— Я тут каждый вечер до полуночи, — кротко возразил парень.

— А все остальные члены команды тут и ночуют, — сказала Ева, скривив губы. — Вы не командный игрок. Вы не хотите добиться успеха. Плюс… — Ева сделала паузу, демонстративно окинув взглядом его грязноватые кроссовки-конверсы и клетчатую рубашку, надетую поверх выцветшей серой футболки с картинкой из «Звездных войн». Парень был высоким и одутловатым, с брюшком, явно обязанным своим существованием ночному поеданию фастфуда. Вдобавок он слегка косил. — Не думаю, что вы соответствуете корпоративной культуре нашей компании.

Парень выглядел, как любой компьютерщик, которого когда-либо видела Эшли. Такая одежда — кроссовки, джинсы, рубашка с длинным рукавом — была их униформой. Еве просто нравилось произносить слова вроде «соответствие корпоративной культуре». Она научилась этому в бизнес-школе. На подобном птичьем языке разговаривал бойфренд Эшли времен ее учебы в колледже. Потом он тоже поступил в бизнес-школу, хотя был полнейшим мудаком.

Правильного ответа на изречение о «несоответствии корпоративной культуре» не существовало, пусть даже Ева и не заявила напрямую: «Ты одет как неудачник или бомж». В любом случае, увольняла она парня не поэтому. Она намеревалась отдать все инженерные работы в подряд на Балканы, где с недавних пор появилось множество талантливых технарей. Эшли постаралась сосредоточить все свое внимание на мотыльке, который отчаянно бил крыльями по стеклу. «Понимаю тебя, приятель», — подумалось ей.

Эшли отчаянно хотелось пошутить, чтобы разрядить обстановку, но она не осмеливалась. Шесть увольнений назад она научилась не перебивать Еву. Если ее перебить, она переключается на того, кто это сделал. Поэтому лучше всего сидеть тише воды, ниже травы. Она совершенно не годилась для такой работы, не умела делать каменное лицо. Когда Эшли понимала, что Ева на что-то отвлечена, то одними губами говорила бывшему сотруднику «Ничего-ничего» и «Мне очень жаль». Завтра на сеансе терапии, которую она посещала с августа два раза в неделю, нужно будет сказать об этом. Эшли отдала за сеансы достаточно денег, чтобы дальше за них платила ее страховая компания. И теперь она посещает терапевта трижды в неделю. Бесплатная терапия! Ура!

— Вы просто недостаточно хороши, чтобы работать в Glossy.com, — заключила Ева, встала и без единого слова вышла из комнаты.

Инженер перевел на Эшли взгляд усталых неверящих глаз.

— Я помогу вам собрать вещи, — сказала она, а потом понизила голос и сунула ему листочек с номером своего мобильного телефона. — Возможно, у меня найдется для вас работа в одном совершенно секретном проекте.* * *

Имоджин боялась стать еще более невидимой. Она все отлично понимала. Каждый день в должности главного редактора мог стать последним. Индустрия моды беспощадна. В ней ты всегда хорош лишь настолько, насколько хороша твоя последняя коллекция, последняя фотосессия или последний материал. Можно назвать этот мир склонным к резким суждениям, и это прозвучит еще слишком мягко. Имоджин очень давно все делает правильно. Она может создать блестящую концепцию обложек, которые, без сомнения, будут способствовать продажам. И они поспособствуют. Она может найти молоденькую худышку и превратить ее в следующую Кейт Мосс или связать талантливого, но безвестного модельера с популярным массовым лейблом, и модельер прославится. По роду деятельности ей так часто приходилось выбирать, что способность делать выбор превратилась в черту характера.

А этот новый мир заставлял ее чувствовать себя каким-то манекеном. Злоба и глупость — не самая выигрышная комбинация для главного редактора. Ева кивала на статистические показатели, которые приносили приходившие в ее кабинет девчонки, но с тем же успехом это мог быть клубок бессмысленных цифр, которые Имоджин не могла распутать в своей голове. Правила перестали существовать. Карьера утратила присущую ей линейность. Ева доказала это, прыгнув из помощниц на вторую по значимости должность. А возможно, и на первую. Ева каждый день изыскивала способы, чтобы заставить Имоджин почувствовать себя в подчиненном положении. Она проводила совещания без Имоджин, принимала, не совещаясь с ней, важные решения, в том числе касающиеся найма новых сотрудников.

Конечно, в этом новом мире существовали и полюбившиеся Имоджин вещи. Возможность в любой момент пообщаться с целой кучей новых людей в «Инстаграме» и «Твиттере» превратилась в такую же зависимость, как от кофеина. Лайки и ретвиты странным образом повышали самооценку и вызывали чувство уверенности в себе, не имевшее ничего общего с тем, что происходило в реальной жизни. В золотом гламурном мире, в который она окуналась при помощи «Инстаграма», все выглядело настолько идеальным, что ей иногда трудно было вспомнить, как дышать. Наверное, нечто подобное испытывали работники во времена индустриальной революции, когда их жизни внезапно круто изменились. Буквально вчера ты владел небольшим семейным бизнесом, делал сыры или подковы, продавал их соседям, а сегодня уже вынужден идти на завод и производить там что-то для безликих, безымянных покупателей. Похожие чувства вызывал у Имоджин и Интернет. Конечно, она никогда не встречала большинство читателей своего журнала, но ощущала, что связана с ними. Она их понимала. А вот молодых женщин, кликающих на заголовки вроде «20 необходимых элементов, чтобы сделать сбор тыкв накануне Хеллоуина неповторимым» или «10 силовых тренировок с бутылкой воды, не выходя из машины», — нет. Но она отчаянно хотела проникнуть в мысли поколения миллениума, подергать за ниточки, покрутить шестеренки, понять, как устроены их мозги.

Каждое утро, стоило только Имоджин проснуться, на нее первым делом наваливалась тяжесть. И ей приходилось выбираться из кровати, невзирая на эту тяжесть. Как бы рано она ни поднялась, ее электронный ящик буквально распирало от писем, большинство которых содержало аббревиатуры слов и фраз и было написано в духе потока сознания Джойса. Их писала и отправляла Ева, причем произойти это могло в любой час ночи. Когда находишься на вершине мира, встать с постели очень просто. А если жизнь потекла не в то русло, нет ничего сложнее, чем стянуть с себя одеяло. «Я хочу лежать, и всё», — шептал голос в голове Имоджин, и она зарывалась лицом в подушку. И так каждое утро. Вдобавок раньше она уходила с работы в шесть, а теперь обнаружила, что пытается незаметно улизнуть, чтобы приехать домой к девяти. В один из таких вечеров она столкнулась в лифте с плачущей девушкой. Это мог быть вечер любого дня недели. Теперь расписание никогда не менялось. Больше не существовало той ритмической игры, когда ближе к концу месяца перед выходом очередного номера журнала все вдруг оказывались бешено заняты, потом расслаблялись, прежде чем вновь собраться и начать все сначала. Имоджин отчаянно старалась сохранить хоть какой-то редакторский контроль над публикациями, хотя бы проглядывать то, что выкладывают на сайт, иногда внося серьезные правки, утверждая или удаляя фотографии.

Она никогда по-настоящему не занималась построчным редактированием, но и столько ошибок тоже никогда за свою жизнь не видела.

— Кто это вычитывал? — спросила она Еву в то утро.

Ева едва оторвала глаза от ноутбука и пожала голыми плечами:

— Никто. Все идет прямо на сайт. Это же Интернет. Всегда можно все исправить.

— Тебе не кажется, что это как-то небрежно?

— Мне кажется, чем больше материала, тем лучше.

На этом разговор закончился.

Все процессы шли беспрерывно. Сайт круглосуточно обновлялся, контент определялся трафиком. Если какая-то знаменитость обручилась, на сайте могло появиться тринадцать связанных с модой постов о стиле этой знаменитости, о стиле ее жениха или невесты, стиле их будущего ребенка и в обязательном порядке о стиле свадебной церемонии. Сейчас они выкладывали на сайт больше сотни единиц контента в день, и каждая из них заканчивалась неизменной строкой тега, наводящей на мысли о творчестве несовершеннолетних:

Уход в восемь вечера теперь казался роскошью, ведь в офисе еще заседала целая армия девушек, которые колотили по клавишам, поедали суши, заказанные Евой на ужин, и запивали их органическими соками жизнерадостных расцветок или диетическим «Ред Буллом». Имоджин в любом случае преследовало чувство вины — и когда она оставалась подольше, и когда уходила домой. Она не выключала свет у себя в кабинете. Оставляла кофточку в рабочем кресле, и ее компьютер продолжал работать, чтобы создавалось впечатление, будто она где-то тут, в здании, просто отошла. К концу дня она понимала, что ей не удалось обдурить Еву. Что-то говорило ей, что Ева точно знает, где она находится в каждый отдельно взятый момент. Возможно, ее оповещало об этом какое-то приложение.

Когда Имоджин зашла в лифтовый холл, девушка уже была там. Она стояла, повесив голову, ее плечи дрожали. Лифт прибыл, девушка тихо вошла в него и остановилась, глядя в стену, вместо того чтобы повернуться к дверям. Лишь после того, как двери плотно закрылись, она испустила стон, как животное, которое ведут на бойню, — просто существо, искорка жизни с волосами медового цвета. Она показалась Имоджин смутно знакомой, но сейчас офис наполняло столько новых лиц! Запомнить каждое ей никак не удавалось.