Дешевка

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ева не считала себя слишком требовательной, но что за херня такая происходила на показе Сенби? Она же, типа, раз пятьдесят написала Имоджин, чтобы понять, как пройти за сцену. Как можно не проверять телефон, кто вообще так делает? И почему Имоджин во время всех показов тусила на задних рядах, как какой-нибудь хипстер отстойный? Чего она добивается?

Было пять утра второго дня Недели моды, и, как и каждое утро перед восходом солнца, Ева сидела в постели, разложив вокруг себя девайсы, как будто это какой-то центр управления, и попивала диетический «Рэд Булл». Она улыбнулась, увидев, что фотография #СоннаяЯ, которую она выложила, перед тем как лечь, собрала пятьсот тридцать шесть лайков. Она перепостила снимок на официальный аккаунт «Глянца». Подпись гласила: «Как умилительна наша шеф-редактор перед сном!!» Спокойной ночи.

Ей всего-то требовалось, чтобы Имоджин стала врубаться в суть вещей. Вчера поздно вечером она написала Имоджин на «мыло» и вежливо попросила, чтобы та создала гугл-документ со списком всех модельеров, которых она пытается привлечь к сотрудничеству в приложении «Глянец». Имоджин в ответ спросила, что такое гугл-документ. Серьезно? Она что, прикалывается?

Тогда Ева попросила ее сообщить адрес личной почты и — представьте себе! — у нее не оказалось аккаунта на Gmail. Для личной переписки у нее Hotmail. Да Ева еще не родилась, когда люди перестали его использовать!

И как только Эндрю умудрился столько времени встречаться с этой женщиной? Ясно, Имоджин Тейт — блестящий модный редактор, но как ей удалось сделать такую карьеру и так тупить во всем, что касается технологий? Это в буквальном смысле взрывало Еве мозг. Нет, серьезно. Ерунда какая-то.

Она знала, что Имоджин станет плохо думать о ней и Эндрю, решит, что они стали встречаться из-за нее. Конечно, Еве было все известно об Эндрю и Имоджин. В свое время она всесторонне изучила жизнь Имоджин — так всегда поступают хорошие помощники. Поговорила с несколькими репортерами, несколькими старыми друзьями, прочла почти все электронные письма, когда-либо написанные этой женщиной. Это помогало ей оптимально организовывать жизнь начальницы. Ну ладно, вдобавок это было весело и интересно. Она знала, что Эндрю относился к числу бывшеньких Имоджин.

Когда прошлым летом он впервые подошел к ней на благотворительном вечере «Молодых друзей Эндрю Максвелла» в хэмптонском доме Элспет Пеппер, он и понятия не имел, что Ева знакома с Имоджин и уж тем более что она когда-то работала на его бывшую. На вечере было полно людей моложе тридцати, которые имеют вес в обществе. В основном ее окружали отпрыски богатых семейств с давней историей и отличной репутацией. Ева могла и хотела произвести впечатление. Она больше не была малюткой из Кеноши. Она окончила Гарвард, а это кое-чего стоит! Ева взяла в баре бокал белого вина, но не пила его. Она никогда не пила. Ненавидела терять контроль над собой. Она бросала на Эндрю кокетливые взгляды, пока тот обходил собравшихся, пожимая руки. Один раз он попытался подчеркнуть, что тоже был когда-то молодым и крутым, изобразив на импровизированном танцполе танец с газонокосилкой. Закончив, он встретился с Евой глазами, она игриво показала ему язык и вышла на каменную террасу с видом на теннисный корт.

— Вы играете? — спросил он, не представившись.

— Не профессионально, — Ева повернулась к нему лицом, высокая и стройная в своих лабутенах, приобретенных именно для этого момента. — В гольф я играю куда лучше.

На следующий день он прислал ей эсэмэску, приглашая сыграть в восемнадцать лунок.

Ева не потрудилась просветить Эндрю насчет своей серьезной новой работы в «Глянце», пока не убедилась, что тот у нее на крючке. Это ведь не вранье, а просто умалчивание, а когда Эндрю сказал, что был знаком с Имоджин, Ева прикинулась дурочкой.

Мужчины глупы.

Эндрю определенно относился к тем, у кого в золотые денечки молодости было множество женщин, может, даже, больше одной за раз. Теперь ему нужна жена. Для карьеры нехорошо, если политик — холостяк, так недалеко и до неприятных слухов о постукивании носком ботинка по полу в туалете аэропорта.[83]

Ева кликнула на вкладку с «Нью-Йорк Пост», чтобы перечитать статью о них с Эндрю. Прошло почти полдня, но она до сих пор чувствовала возбуждение от вида своего имени в разделе сплетен. Потом она открыла свою вторую электронную почту, чтобы удалить «письмо с намеком», которое некоторое время назад сама же и отправила колумнисту газеты. Ева считала, что фрагмент с «Он в такой прекрасной форме! Он похож на белокурого Джона Ф. Кеннеди-младшего» ей особенно удался. Ее мама всегда с ума сходила, когда разглядывала фотографии Кеннеди в журнале People.

Теперь, когда ими заинтересовалась пресса, надо было решить, где им сегодня поужинать, чтобы произвести фурор. В «Карбоне»? Вчера там были Мишель Обама и Ким Кардашьян, правда, не за одном столиком, но достаточно близко друг к дружке, чтобы оказаться на одном снимке. Наверняка папарацци появятся там и сегодня.

Идеально.

Она схватила свою электронную книгу, чтобы прочесть цитату дня. Сунь-цзы, «Искусство войны»: «Высшее мастерство в том, чтобы сломить сопротивление противника без боя». * * *

У Имоджин оставалось меньше недели на подготовку вечеринки, и почти не было персонала, чтобы помочь ей в этом. Она листала потрепанные страницы своего старенького органайзера, сосланного теперь в недра кухонного стола — там-то уж никто не посмотрит на него с осуждением. Корешок органайзера деформировался под тяжестью скопившейся за два десятка лет информации о знакомствах Имоджин начиная от ее портнихи и сапожника и заканчивая главами администрации двух бывших первых леди США, каждая из которых прибегала к помощи Имоджин, подбирая туалет для инаугурационного бала. Пролистывать странички было все равно что совершить прогулку по обеим собственным жизням, личной и профессиональной. В процессе Имоджин поняла, что, когда дело касается контактов, она подвержена синдрому накопительства, пусть и в легкой форме. Она считала, что отправить в мусорную корзину карточку умершего человека не к добру, поэтому просто загибала уголок страницы. Она никогда и никому не признавалась в этой своей странной причуде. Конечно, контакты тех, с кем она общалась постоянно, были сохранены в памяти телефона, как и у всякого, кто живет в двадцать первом веке, но для составления списка приглашенных на мероприятия она по-прежнему предпочитала прибегать к помощи этого динозавра.

Так, ладно. Ева хотела модельеров. Имоджин знала, что ей несложно будет заполучить своих верных друзей по бизнесу — Каролину, Майкла Корса,[84] джентльменов из Rag & Bone[85] — и некоторое количество начинающих модельеров, предпочитающих посещать подобные вечера, чтобы попиариться. Конечно, парни из знойной азиатской мафии — Александр Ван,[86] Прабал, Джейсон Ву,[87] Такун[88] и Питер Сом[89] — тоже не откажутся прийти.

Здорово было бы заманить боссов Proenza Schouler,[90] но Имоджин знала, что можно даже не утруждаться: теперь они появляются лишь на тех мероприятиях, которые, теоретически, могут помочь заручиться расположением итальянского Vogue. Для Америки они слишком уж круты. На миг она призадумалась, не пригласить ли Каролину Эрреру,[91] но ясно было, что она тоже не придет, поэтому Имоджин просто написала ее неподражаемому менеджеру по связям с общественностью, Мерседес. Никто не может так хорошо твитнуть с вечеринки, как она. Эта девушка прямо-таки Пруст хэштегов.

Все это было затеяно слишком уж в последнюю минуту. Имоджин привыкла по полгода согласовывать планы ежегодного мероприятия «Глянца» «Женщина в моде», которое всегда, независимо от обстоятельств, проводилось в последнюю неделю марта. Противную мысль о том, что Ева надеется на провал, Имоджин старательно отгоняла. Идеальный бюджет для подобных мероприятий — сто пятьдесят тысяч долларов на вечеринку и ужин в «Вейверли-инн». Очевидно, на этот вечер из коктейлей следует выбрать «Французский 75» в винтажных стаканах. В идеале для сервировки столов и цветочного оформления Имоджин пригласила бы Энтони Тодда.

Она позволила себе на минутку предаться воспоминаниям об одной из лучших вечеринок Недели моды, которые ей когда-либо довелось посетить. Париж, две тысячи четвертый год. Народу немного. Все лучшие мероприятия такого рода небольшие. Агент по рекламе Валентино пригласила гостей всего за несколько часов до начала, чтобы сохранить интригу. «Не говорите никому», — предупреждала она по телефону, доверительно понизив голос.

Все началось в одиннадцать часов в неимоверно гламурном цокольном этаже отеля «Ритц», среди дымчатых зеркал, низких черных лаковых столиков — их выхватывали из полумрака маленькие лампы — с резных стульями, инкрустированными перламутром. Все здесь выглядели невозможно сексапильными, как будто сошли со страниц французской версии Vogue. В этой дымке модели перемещались маленькими кучками под слишком громкую музыку «Роллинг Стоунз». Тут было несколько актрис, фотограф Брюс Вебер, горстка неприятных британских псевдоаристократов того типа, что встречаются исключительно с моделями (вроде Джонни Ротшильда) и парочка музыкантов из «Дюран-Дюран». Никто не разговаривал друг с другом. И никаких закусок, лишь бесконечный парад официантов, разносящих на серебряных подносах вкуснейшее розовое шампанское.

Ладно, довольно грезить наяву.

Ева выделила на это мероприятие пять тысяч долларов (при этом ясно дав понять, что считает это аттракционом невиданной щедрости). Пять тысяч на аренду помещения, обслугу, бесплатные напитки, закуски, развлечения и цветы! При двух сотнях гостей выходило по двадцать пять баксов на душу, что на пять баксов меньше, чем она потратила на празднование дня рождения Аннабель в гончарной мастерской на Кристофер-стрит.

— Найди алкогольного спонсора! И давай устроим все это в твоем доме, он определенно достаточно большой, — отрезала Ева, когда Имоджин, узнав о сумме бюджета, рискнула поднять одну бровь.

В общее вознаграждение, которое получила Имоджин, когда начала работать на Роберта Маннеринга, входил совместный с компанией ипотечный заем на таунхаус стоимостью семь миллионов долларов на Джейн-Стрит. Ее договор с дьяволом. Сара Брей, бывший креативный директор ныне не существующего журнала и старинная подруга, дети которой учились вместе с дочерью Имоджин, помогла с внутренним убранством дома, создав продуманное сочетание элегантности, комфорта и уюта. Светло-зеленая краска покрывала стены просторной изящной гостиной, главной комнаты первого этажа таунхауса. Работы современных художников, включая ценные, но очень маленькие наброски Сая Твомбли,[92] соседствовали тут с марокканскими коврами, которые Алекс сторговал на ночном рынке в Танжере. Большой старинный граммофон с широким синим рупором, купленный Имоджин в антикварном магазине в Новом Орлеане, расположился в углу. Супруги сохранили лепнину и рифленый жестяной потолок, но выкрасили их матовой краской. По восточной стене карабкались книжные стеллажи, на полке действующего камина стояли семейные фотографии. Смесь антиквариата с современными предметами декора и уютными мягкими креслами устраивали и Имоджин с ее потребностью в ностальгии и комфорте, и Алекса, обожавшего чистые, выверенные линии. Французские двери из древесины грецкого ореха открывались в сад с тщательно подобранной мебелью от Вернера Пантона. Ограду увивали глициния и гирлянда с крошечными белыми волшебными огоньками, которую Имоджин повесила, чтобы зажигать во время вечеринок.