Утренний, розовый век. Россия-2024 (первая часть)

— Понятно, — проговорил Акимов и откинулся на спинку кресла. При его росте и непропорциональной худобе это было похоже на распрямление складной плотницкой линейки. Мне приходилось смотреть на него снизу вверх.

— А скажите мне, Валентин Юрьевич, — задал он следующий вопрос, — вы интересуетесь политикой?

Я насторожился:

— Специально — нет. Но, поскольку работаю в консалтинговой фирме, должен следить за событиями. В той степени, в какой они влияют на экономическую ситуацию.

— Дальний прогноз, лет на пятнадцать-двадцать, можете дать навскидку? Экономический, ну и — политический?

Мне всё меньше нравился наш разговор. Я ответил уклончиво:

— Заказчики требуют сейчас краткосрочных прогнозов: на год-два-три, самое большее — на пять. Зачем я буду ломать голову над проблемами, за решение которых мне не платят? Голова у меня одна.

— Хорошо, — кивнул Акимов. — Значит, живем сегодняшним днем. Раз так, давайте-ка посмотрим сегодняшние новости!

Он развернул стоявший на столе монитор, чтобы нам обоим было хорошо видно, и пригасил освещение. На потолке появилось изображение вечернего неба с плотными облаками, опаленными закатным огнем. В кабинете стемнело, и от этого ярче стала видна картинка на мониторе.

Новости начались, как всегда, с официальной хроники. Президент Балашов, толстенький, с круглой лысой головой, сияя своей знаменитой улыбкой, принимал какую-то делегацию. Потом пошли сюжеты на темы российских будней. Нефтяные вышки в тундре и на морском шельфе, газопроводы, рудники, неиссякаемые источники наших богатств. Оживающие после многолетнего запустения деревни. Заселяющие их гастарбайтеры после напряженного трудового дня приходят в вечернюю школу и усердно изучают русский язык, они будут достойными гражданами новой родины. Торжественное открытие в Нижнем комфортабельного дома престарелых (похоже, подремонтированного заводского общежития советских времен). Уютные комнаты, множество счастливых старушек и несколько старичков. Солдаты в бетонных ДОТах на Кавказской линии. Спокойные, суровые лица, славянские и азиатские. Стволы пулеметов и гранатометов в амбразурах. Террористы не пройдут.

Я недоуменно взглянул на Акимова. Но он впитывал всю эту дребедень с явным интересом.

Потом пошли мировые новости. Стартующие с надводных кораблей в сполохах пламени и клубах белого дыма крылатые ракеты. Те же ракеты, запущенные с подводных лодок, — они эффектно, одна за другой, вылетали из пустынного моря. Остроклювые беспилотные бомбардировщики на боевом курсе. Огненные вспышки разрывов, заснятые с высоты. Пресс-секретарь объединенного западного командования, молодая женщина в офицерской форме, зачитывала сводку: разрушены такие-то объекты военной инфраструктуры противника, уничтожено столько-то вражеских бойцов, с нашей стороны потерь нет. И тут же, для равновесия (в России свобода информации, слово дается обеим сторонам) — выступление представителя сил антиглобалистского джихада, красивого бородатого парня: сбито столько-то бомбардировщиков противника, наши военные силы не пострадали, но в результате варварских бомбежек погибло столько-то мирных жителей.

Я почти не прислушивался, всё было слишком обыденно.

В завершение выпуска показали, как всегда, еще несколько новостей из жизни родного отечества: спортивную, светскую и криминальную хронику. Меня не интересовали ни результаты матчей, ни развод популярной певицы, ни пьяная драка в провинциальном городке. Зато последний сюжет заставил содрогнуться: в заснеженном лесу люди в противохимических костюмах и респираторах раскапывали какую-то громадную яму и вытаскивали оттуда человеческие останки. Голос диктора сообщил, что под Ростовом обнаружено групповое захоронение. Видимо, здесь погребены жертвы террористической организации, известной в свое время под названием "Союз Разума". Как мы должны быть благодарны доблестным сотрудникам спецслужб и полиции, сумевшим после долгой борьбы пресечь деятельность этой чудовищной банды!..

Акимов выключил монитор и прибавил свет в кабинете. Над нами опять засияло небо летнего полдня.

— Скажите, Валентин Юрьевич, — мягко спросил он, — вам никогда не приходилось сталкиваться с этим, — он указал взглядом на погасший экран, — так называемым… ну, в общем, "Союзом Разума"?

— К счастью, нет. Я даже не уверен в том, что "разумники" действительно существовали. Мне кажется, на них списывали свои шалости совсем другие люди.

— Они существовали, — твердо сказал Акимов. — И существуют.

— Существуют или нет, меня это не касается! — ответил я.

— А меня коснулось, — вздохнул Акимов. — На днях получил от них письмецо с требованием.

— Скорее всего, это чей-то розыгрыш. А что требуют?

— Ну, что они могут требовать. Чтобы я перечислил шестьсот миллионов в пенсионный фонд. Бедным российским старушкам. Подпольщикам известно, что мои активы составляют около тридцати миллиардов, вот они и отсчитали, как у них принято, два процента.

— Да это, наверное, весельчаки из налогового управления так развлекаются.

— Нет, — возразил Акимов, — думаю, дело серьезное. Поэтому и пригласил вас, Валентин Юрьевич. Вы — способный аналитик, блестяще действуете в сложных ситуациях.

Я подумал, что он просто-напросто сошел с ума. Печальная, но, увы, надоевшая история. Выражение "безумный мир" — абсурдно. Безумны конкретные люди, и их становится всё больше. Не только во время моей службы в психушке, но и в обыденной жизни мне не раз приходилось ощущать себя единственным нормальным человеком в окружении сумасшедших. И я усвоил кое-какие правила поведения в такой ситуации. Лучший способ, конечно, внезапно причинить сумасшедшему боль, например, заломить ему руку за спину. В качестве медбрата я такой прием иногда использовал. И тут даже не важно, кто сильнее физически, ты или пациент. За исключением буйных идиотов с полностью разрушенным мозгом, обычные сумасшедшие панически боятся боли и сразу подчиняются. С Акимовым, разумеется, я не мог так отвести душу. Но не годился и повседневный способ: внешне демонстрировать согласие с чужим бредом, а самому делать свое дело. Сейчас следовало отбиться решительно.

— Понимаете, — продолжил Акимов, — я отнюдь не считаю, будто что-то должен этим старушкам. Они сами во всем виноваты. В том числе, передо мной. Если бы они родили не по одному ребенку, а по трое-четверо детей, как их матери, они бы сейчас не доживали в богадельнях, а Россия не растворялась бы в чужих народах. К тому же, сумма моих активов только звучит внушительно, а ведь все эти миллиарды в деле — стоимость акций, рудников, оборотных средств. Взять и с ходу выложить шестьсот миллионов…

— Послушайте, — огрызнулся я, — не надейтесь, что я придумаю, как вывернуться и сохранить ваши деньги! Обратитесь в полицию или в ГУБ!

— Да ведь не поможет. Если хоть десятая часть того, что говорят о разумниках, правда, они достанут сквозь любую охрану.

— Тогда исполните их требование! Переведите деньги, и они вас не тронут! Больше ничего не могу посоветовать!

— Да я уже перевел, — поморщившись, сказал Акимов, — перевел.

Я удивился:

— Чего же вы тогда хотите от меня?

Он внезапно подался над столом вперед. Навис надо мной сверху, точно склонившийся жираф. Во взгляде его, теперь сосредоточенном и пронзительном, поблескивала злая ирония:

— Совсем немного, Валентин Юрьевич. Хочу, чтобы вы нашли этих разумников. Раскопали, где они прячутся. Вышли на главарей и связали их со мной. Хочу с ними немно-ожко побеседовать!

Впервые в жизни мне пришлось испытать на себе, что выражение "я остолбенел" может быть не только фигурой речи.

Акимов рассмеялся, как будто довольный произведенным эффектом:

— Не пугайтесь, я в здравом уме и говорю вполне серьезно.

— Но я не сыщик и не экстрасенс, как я их найду?

— Вы — лучший аналитик из всех, кого я знаю. Вы именно тот человек, который нужен.

— Бросьте! Мне уже не двадцать шесть лет, я больше не геройствую, и ни с того ни с сего лезть в такой огонь…

— Двадцать миллионов, — сказал Акимов, — вашей фирме. Половину перевожу немедленно. Из этих денег будут финансироваться ваши расходы по расследованию. Потом, конечно, я все затраты фирме возмещу и переведу вторую половину. Вы, разумеется, понимаете, почему я не беру вас на службу к себе?

— Чтобы не привлекать внимание.

— Вот именно! — кивнул Акимов. — Будет лучше, если вы эту работу выполните, формально оставаясь в "Неве-Граните". Естественно, ваше начальство не должно знать, чем вы для меня занимаетесь.

— Послушайте, для такой фирмы, как наша, двадцать миллионов — огромные деньги, но…

— И пятьдесят миллионов лично вам, — перебил он меня. — Хотите — на банковский счет, хотите — наличными. Пятьдесят миллионов рублей.

Это был еще один шок. Я настолько растерялся, что даже спросил нелепо:

— Новыми?

— Самыми новыми, петровскими, — ухмыльнулся Акимов. — Или, может быть, вы предпочитаете эквивалент в иностранной валюте? Пожалуйста, в любой! Хотите ганские седи с портретом Кваме Нкрумы? Очень красивые.

— Благодарю, купюры с Петром Великим мне как-то больше нравятся. Но по контракту с фирмой я не имею права брать гонорар с заказчика помимо…

— Какой гонорар! — опять перебил Акимов. — При чем тут гонорар! Могу я сделать вам подарок? К дню вашего рождения, к Пасхе, к празднику ракетных войск, к годовщине открытия Антарктиды русскими моряками? Короче говоря, когда вы придете ко мне с результатами, мы заглянем в календарь, и, вот увидите, дата окажется подходящей.

Я молчал.

— Вас интересуют гарантии? — спросил Акимов. — Гарантия — мое слово. Не сомневайтесь и не сравнивайте с прошлыми делами, тогда я слово не давал.

Я молчал.

— Ну же, Валентин Юрьевич! — воскликнул Акимов. — Да вы хоть понимаете, что я вам предлагаю? Или ради спокойствия до старости согласны прозябать на свои две тысячи в месяц? Вы же смелый человек, рискните!

Я прекрасно всё понимал. Мы с ним говорили на одном языке, были гражданами одной страны и по закону обладали равными правами. Но в действительности мы отстояли друг от друга неизмеримо дальше, чем в прошлые века барин и крепостной слуга, колониальный чиновник и темнокожий туземец. Он не просто принадлежал к самому верхнему слою общества, к числу тех нескольких десятков семейств, что владели Россией. Он был сверхчеловеком и даже не вполне человеком. Статистика (не официальная, разумеется, а свободная, та, что иногда прорывается в Интернет) утверждала, что ожидаемая продолжительность жизни в семьях олигархов на сорок-пятьдесят лет больше, чем в среднем по стране. И этот разрыв, по мере прогресса медицинской науки и повышения стоимости ее услуг, будет только расти. Акимов парил над течением дней в сонме новых полубогов и возносился все выше. А я барахтался в придонном слое, и путь мой неминуемо шел вниз — в старость, в нищету, болезни и смерть на койке в больничном коридоре.

Пятьдесят миллионов означали не просто богатство. Они означали дополнительные пятнадцать-двадцать лет жизни, и какой! Правда, в погоне за ними я, скорее всего, мог потерять жизнь прямо сейчас. Ту жизнь, которую имел. Но велика была бы потеря?