Я все еще мечтаю о тебе…

«Гребешок»

Бирмингем, 1935

Каждый вечер, после тяжелого рабочего дня по управлению семейным бизнесом, Эдвард Крокер, как прежде и его отец, Ангус, сидел на каменной террасе, пока один за другим не начинали загораться огни Бирмингема, сверкая и переливаясь, точно алмазы, утекая в своем танце в непроглядную даль. Он сидел и смотрел на снующие вокруг горы машины, фары которых были похожи на цепочку маленьких рубинов, и это зрелище неизменно его радовало. Дома у него не было произведений искусства, один лишь портрет его отца над камином в библиотеке, но, в отличие от отца, Эдвард любил музыку и, принимая гостей, часто приглашал играть на террасе струнный квартет. В эти летние вечера отголоски музыки слышали жители горы и долины.

Единственным домом Эдварда был «Гребешок», и в детстве он играл среди рабочих и каменщиков, нанятых для его постройки. Он был счастлив на горе. Имелась, конечно, в его жизни одна огромная тайна, которую приходилось хранить, но все же у него была сестра в Лондоне и был «Гребешок». И как бы шумно, суетно и суматошно ни шла жизнь в городе под горой, на самой горе всегда царил покой. До него доносились только далекие паровозные гудки и вечерние песни птиц в садах.

Когда его отец, Ангус Крокер, отошел в мир иной в возрасте девяноста двух лет, его последним желанием было, чтобы похоронили его в Шотландии, дома. Но выросший в Алабаме Эдвард хотел быть похороненным в «Гребешке». Он любил свой дом и, когда дела гнали его из города, оставлял инструкции: «Держать свет в доме включенным от заката до восхода, за садами ухаживать, руководствуясь моими указаниями».

Дважды в год Эдвард гостеприимно открывал двери дома для всех своих служащих и непременно подготавливал подарки для детей. Застенчивый Эдвард смотрел на веселье, устроившись на чердаке. Ему было очень приятно наблюдать за детьми.

В 1928 году маленькую Этель Луизу Татум, задолго до того, как она стала Этель Клип, Лиловой Вспышкой, водили на рождественскую вечеринку в «Гребешок», и, резвясь в саду, она подняла голову и помахала рукой человеку в окне наверху, и он помахал ей в ответ. Но она этого не помнила. Зато помнила подарок. Все мальчики получили по игрушечному поезду, а девочки — по кукле. А она хотела поезд. В свои девять лет она уже была вечно недовольным человеком.

А семьдесят с лишним лет спустя у Этель Клип снова был повод для недовольства. Когда Мэгги вошла, она тут же сообщила:

— Я так расстроена, просто ужас. Ты не поверишь.

— Что такое?

— В субботу пошла на чудесную свадьбу в церковь адвентистов, так все подружки невесты, да и сама невеста, оказались с татуировками. Представляете? Красивые белокурые девицы, разукрашенные татуировками. В мое время приличная девушка даже не встречалась с мальчиком, у которого есть татуировка. О чем они вообще думают? И еще того хлеще, у жениха вся голова была в дредах, хоть он и не цветной. Только вообразите, во что превратится мир лет через пятьдесят. Сидят себе старушки, играют в бридж, а руки у них — морщинистые, толстые руки — до локтей покрыты татуировками. Господи помилуй, да кому нужна бабушка с татуировками? — Этель закурила и вздохнула: — Помню время, когда мальчики были аккуратно подстрижены.

— Я тоже помню, — вставила Бренда.

— А теперь все хотят выглядеть неряшливыми. А все то телешоу виновато, «Пороки Майами». С тех пор народ перестал бриться. Богом клянусь, люди так поглупели. Что-нибудь входит в моду, и вдруг все словно с цепи срываются. А как же личность, индивидуальность? Если появится шоу про нудистов, я не удивлюсь, коли на следующий день вся Америка будет бегать голышом.

Бренда захохотала:

— Боже сохрани! Я точно не переживу этого зрелища. Я даже себя-то голую видеть не могу, а других тем более.

Этель скорчила мину.

— Я вам одно скажу. Ежели все примутся бегать трусцой в чем мать родила, с болтающимися во все стороны причиндалами, я в такой стране жить не останусь.

Поначалу Бебс Бингингтон не могла понять, почему адвокат Далтонов так внезапно передумал.

«Мы решили поручить это дело другим» — вот и все, что сказал мелкий мерзавец, и это после всех ее посулов. Ушло несколько дней, чтобы выяснить, в чьи руки отдали «Гребешок», а выяснив, она просто впала в неистовство от ярости. Могла бы и догадаться. Эта чертова шайка «с горы» снова ее опередила. Никак не сдается. Что бы она ни делала, они каждый раз отряхиваются и поднимаются. Не удалось заполучить «Гребешок», над которым они так трясутся. Ладно. Но если они рассчитывают, что это сойдет им с рук, то жестоко ошибаются. 28 ноября

Наступил и остался позади День благодарения, а «Гребешок» все не продавался. Несколько человек интересовались, но до дела не доходило. И с каждым днем, сидя в доме Эдварда и глядя на его портрет, Мэгги чувствовала все больший интерес к этому человеку. Лишившись необходимости строить планы на будущее и смотреть новости по телевизору, Мэгги обнаружила, что между показами «Гребешка» ей абсолютно нечем занять себя, а времени хоть отбавляй. И вот однажды днем она отправилась в Бирмингемскую публичную библиотеку и начала искать связанные с Эдвардом Крокером статьи в старых газетах.

Большинство репортажей было посвящено бизнесу, но нашла она и несколько упоминаний в светской хронике.

Эдвард роста был небольшого и на фотографии казался даже хрупким, но, когда дело касалось бизнеса, он был крепкий орешек. Мэгги прочла сообщения о его сопротивлении в тридцатых годах попыткам специально присланных из Алабамы людей влиться в среду его рабочих и объединить их в профсоюзы. В 1932-м Эдвард был сфотографирован стоящим перед входом в шахту с ружьем, а внизу шла подпись:

Его называли в прессе человеком жестким, но честным.

Большинство рабочих Эдварда были крестьянами, вынужденными прежде отдавать половину урожая за аренду земли (потому они и подались в город искать работу), или иммигрантами из Греции, Италии или Польши, которые приплыли в страну третьим, а то и четвертым классом. Им было обещано продвижение по службе, если будут усердно трудиться. Все рабочие, похоже, любили и уважали Эдварда. Мэгги прочитала много статей о деловых связях Эдварда, но его социальная жизнь почти не освещалась. Она стала просматривать материалы в светской хронике, и наконец ей повезло.

Чем больше материалов изучила Мэгги, тем сильнее крепло у нее подозрение, что привязанность Эдварда Крокера к сестре чрезмерна. Каждый год он бросал любимое, казалось бы, дело ради визита в Лондон на целых три месяца. Разве живущий полнокровной жизнью человек станет столько времени посвящать сестре? Люди, бывавшие в «Гребешке», вспоминают, что единственной фотографией в доме была фотография сестры у Эдварда в спальне. Однажды в интервью ему задали вопрос о ней. «Сестра — мой самый близкий друг и партнер», — прочитала Мэгги. В газете «Лондон таймс» его сестра ответила на вопрос репортера так: «Мой брат Эдвард — самый прекрасный человек на земле. У меня никого нет ближе и роднее. Наши сердца бьются как одно, а разум рождает одинаковые мысли».

Господи, подумала Мэгги, похоже, между ними что-то было. Хотя в те времена настолько цветисто изъяснялись, что трудно сказать наверняка. Да и у близнецов отношения особые, не то что у обыкновенных братьев и сестер. И все же было, было в этом что-то странное. Если они так любили друг друга, почему она никогда не приезжала к нему в гости в Алабаму? Почему всегда он к ней ездил? Еще одна тайна.

Листая электронные страницы газет, Мэгги нашла еще несколько фотографий Эдварда, но надежды отыскать хотя бы одно изображение сестры не оправдались. Обычно он стоял в компании других мужчин. Роста он был совсем небольшого, но лицо симпатичное и доброе. Она понимала, почему на него так западали дамы, и он, по отзывам, явно любил женщин и детей. Почему же так и не женился? Загадка. Ей на ум пришло только три более-менее правдоподобных объяснения:

1. Он был импотентом

2. Он был тайным гомосексуалистом

З.Он был в любовных отношениях с сестрой

4.?????????????????????

Разумеется, сестра-близнец тоже не вышла замуж. По крайней мере, сообщений об этом Мэгги не нашла. Может, она раздувает из мухи слона? Тем не менее все это очень странно.