Я все еще мечтаю о тебе…

Бренда размышляет

9 декабря

По дороге с работы домой Бренда пребывала в задумчивости.

— Знаешь, Мэгги, — сказала она, — в молодости я хотела быть белой, а теперь нет. Спроси почему.

— Почему?

— Не знаю.

— Зачем же велела спросить?

— Ну… Потому что… как раз это я и пытаюсь выяснить. И произошло это вовсе не когда все вокруг стали твердить «Черный — это красиво» и когда выбрали Обаму, а позже.

— Вот как.

— Да. И подозреваю, что связано это с Опрой и Королевой Латифой[24]. В смысле… Понимаешь, если уж такие женщины не возражают быть черными, то и я не стану.

— Это я могу понять.

— И знаешь что еще?

— Что?

— Мне начинает немного нравиться быть толстухой. Что на это скажешь?

— По-моему отлично. Знаешь, на самом деле важно только здоровье, а больше ничего.

Они проехали еще несколько кварталов.

— Мэгги, я тебе никогда не рассказывала, но в шестидесятые, когда развернулись марши и сидячие демонстрации против расовой дискриминации, когда тебя то и дело обзывали и столько было отчаяния, я иногда спрашивала себя, стоит ли оно того. Но теперь не спрашиваю.

— Нет?

— Нет. Теперь я ко всему стала лучше относиться, потому что, если задуматься, то такие, как я, даже некоторым образом в моде. Господи, кто бы подумал, что для того, чтобы это случилось, нужно прожить так долго. Представь, пятьдесят лет назад большинство чернокожих женщин могли стать разве что служанками, а теперь цветная готова податься в мэры.

— В самом деле, — сказала Мэгги. — Мир изменился.

— Да, с трудом верится, но… Наверное, теперь, когда избрали Обаму, черный — это новый белый.

— Пожалуй, что и так, дорогая.

Бренда посмотрела в окно и вздохнула:

— Жаль, нельзя вернуть обратно все те годы, когда я себя не любила. Жаль, что… — Она не закончила фразы, слезы покатились по ее лицу. — Иногда жить так тяжело.

Мэгги съехала на обочину и погладила Бренду по руке:

— Очень печально думать, что тебе пришлось через это пройти.

— Ох, Мэгги, не представляешь, до чего тяжело, когда люди, которых ты даже не знаешь, ненавидят тебя просто за цвет кожи — за то, в чем ты совершенно не виновата.

Мэгги едва не сказала Бренде того, чего никому не говорила, но в последний миг передумала. Но она знала, каково это. Прекрасно знала.

Бренда, конечно, права. Цветные вошли сейчас в моду, и, как говорит Этель, белые так медленно размножаются (особенно пресвитерианцы), что она совсем не удивится, если лет через пятьдесят они окажутся в меньшинстве. Если такое случится, интересно, станут ли проводить раз в году Месяц истории Белых на телеканале А&Е — рассказывать о старинных обычаях и готовить блюда аборигенов типа заливного в томате и шоколадного мусса и подавать при этом скатанные салфетки в кольце.