Спасти огонь

Враг

Боятся. Они боятся. Они не трусы. Они прошли множество войн. Они не страшатся смерти. Знают, что рано или поздно она все равно явится. Боятся они другого: гнилостного ветра, недугов, принесенных ядовитым песчаным вихрем. Боятся ослепнуть и не видеть самих себя, бегать кругами и никуда не добегать, не узнать жену и детей, зарезать людей, утверждающих, что они их родители, вырвать сердце у друзей, изнасиловать бабушку. Боятся безумия, помешательства.

Армия содрогается. Зловонный ветер дует над их головами. Они начинают ощущать его воздействие. Волосы встают дыбом. Глаза слезятся. В носу зудит, Мышцы сводит. Пытаться бежать бесполезно, от него нигде не спрячешься. Порывы ветра сносят палатки. Знамена срывает с древков. Храбрецы жаждут начать битву. Броситься с мечом в руках на штурм укрепленного города, где засел вражеский народ. Но не получается. Вонючий ветер дует уже по всей равнине.

Солдаты задерживают дыхание. Они предпочли бы умереть обезглавленными, чем впасть в безумие. Генерал замечает, как исказились их лица. Он выходит к войскам. Хочет воодушевить их на бой. «Если суждено сойти с ума, сходите в сражении. Лучше резать нечестивых, чем закалывать друг друга. Умрите убивая!» Никто его не слушает: проклятый вихрь проник в их головы. Они пялятся в никуда, кривят рты, не могут сдержать дрожь в руках. Блюют кровью. У них лопаются барабанные перепонки. Трещат кости. Они бродят потерянные. Бормочут непонятные слова. Невидимые тигры начали пожирать их.

На том берегу реки враги засели в осажденном городе. Не веря своим глазам, они наблюдают творящийся ужас. Их яростные противники убивают друг друга. Они поднимают взгляд к небу и видят, что теперь туча идет на них. Им хочется обратиться в паническое бегство. Но это никого не спасет. Ветер все равно нагонит и разделается со всеми. Они решают переждать. Чудо еще возможно. Вдруг милосердное божество направит ветер в другую сторону?

Вихри беспощадны. Солдаты теперь — всего лишь булькающие тряпичные марионетки. Лошадей тоже коснулась зараза. Они бесконечно скачут кругами, как попало. Давят трупы, рассеянные по полю, пробивают им животы, выпуская наружу кишки, уродуют копытами лица. Морды у них в пене. Они истощенно ржут, но не останавливаются. Носятся, пока не упадут замертво от разрыва сердца.

Генерал, которого по непонятной причине не берет яд, созерцает свое обезумевшее войско. Так недолго оставалось до почестей, до финального триумфа. Вероятно, некий демон разгневался на них, а может, долетело смердящее дыхание дракона, обиженного на старые раны.

Генерал не молится никакому богу. Боги не заслуживают его молитв. Они злобные и жестокие существа. Он берет меч и подымает к солнцу. Лезвие отсвечивает далеко, до самого горизонта. Он выйдет против этих жалких врагов в одиночку. Он решительно пускается вперед, обходя попадающихся на пути мертвых. Выжившие недоуменно пялятся на него.

В своем полоумии они не понимают, зверь перед ними или человек, — так свирепо он потрясает клинком. Генерал переходит священную реку, в водах которой плавают льдины, обагренные кровью его людей. Он исполнен уверенности, что погибнет. Это лучше, чем изрыгать несуразицу и черную желчь.

Он подходит к воротам проклятого города. Не останавливаясь, разрубает их мечом и ступает в образовавшуюся прореху. Вокруг никого. На улицах внутри крепостных стен пусто. Он поворачивает к сторожевым башням. Ни лучников, ни аркебузиров. Тишина. Генерал идет дальше. Чувствует за спиной первые струйки отравленного воздуха. Враги, вероятно, затаились в засаде.

Твердой поступью он преодолевает улицы. Никто не выходит ему навстречу. Ни один доблестный воин не желает встретиться с ним лицом к лицу. Он выбирает наугад дом. Опрокидывает одним махом входную дверь. Осматривает комнаты. Никого. Ни единой души. Идет в кухню. В очаге еще тлеют угольки. На жаровне кипит похлебка. Наверняка это ловушка. Обитатели дома где-то рядом. Он осматривает все кругом. Ничто не колышется.

Ветер усиливается. Хлопают ставни. Генерал кружит по дому. Где же враг? Он выходит и встает посреди улицы: «Выходите на бой, крысы! Или вам не одолеть меня?!» Слышен только шум ветра. Где враги? Где? Покинули город? Тщетная предосторожность. Ядовитый ветер все равно настигнет их. Как и его бойцы, они будут извиваться на земле, пускать слюни, корчить рожи и нести бред на птичьем языке.

Генерал идет к границам города. Возможно, враги засели в нишах крепостной стены или укрылись в заранее вырытых туннелях. Изучает местность. Ничто не указывает на возможные тайники. Он не находит ни ложных дверей, ни темных подземных ходов. Город пуст.

Он останавливается и поднимает глаза к небу. Отравленное облако вот-вот поглотит его. Он зажмуривается, готовясь встретить свою судьбу. И тут на его голову обрушивается удар. Он падает как подкошенный. Коварный враг обманул его. Сквозь щелочку между приоткрытых век он видит, что его окружили люди. Они одеты в белое, на них маски. Он хочет осыпать их проклятиями, прокричать, какие они трусы, но из горла вырывается только рык. «Спокойно, все будет хорошо», — говорит один из нападавших. Он пытается поднять руку и задушить его. Не получается. Его связали. За это он и ненавидит изменников: за коварство, за подлость. Один из них наклоняется к нему. Гладит по лбу. Что он себе позволяет, идиот? Враг снимает маску. Это женщина. «Ты выкарабкаешься, любимый». Другой враг упрекает ее: «Сеньора, наденьте маску, пожалуйста». Она не слушается, поворачивается к остальным: «Он меня понимает?» Самый пожилой враг отвечает: «У него симптомы бешенства, сеньора. Мы не знаем, насколько поврежден его мозг». Генерал наблюдает за ними. В голове вспыхивают какие-то следы, мимолетные мгновения далекого прошлого, и он смутно припоминает лицо женщины. Она враг. Враг.

Хосе Куаутемок Уистлик

Заключенный № 29846-8

Мера наказания: пятьдесят лет лишения свободы за убийство, совершенное неоднократно

Я вышла из тюрьмы и направилась к машине, стоящей в нескольких кварталах поодаль. Я не хотела парковаться на тюремной стоянке: мне казалось, это еще опаснее, чем на улице. Своими глазами видела, как там снимают зеркала или задние фары, а охранники и ухом не ведут. Воры молниеносно раздевали автомобили — многие стояли на кирпичах вместо покрышек. А на улице я заручилась дружбой продавщицы. Я парковалась у ее лотка, давала пару песо, и она любезно присматривала за машиной.

По дороге проверила телефон. Двенадцать пропущенных от Клаудио и двадцать пять сообщений в ватсапе, от «Дорогая, мне нужно с тобой поговорить» до «Где тебя черти носят?». Я постаралась взять себя в руки. Надо срочно ему перезвонить, а для этого — успокоиться и выдумать правдоподобную историю. Я набрала номер. Он тут же схватил трубку и сердито спросил: «Ты где?» — «В тюрьме». — «Неправда, я звонил Педро и Хулиану, они сказали, сегодня занятий нет. Куда ты подевалась?» Я глубоко вдохнула: «Я сама приезжала, давать мастер-класс по движению». — «И сколько он длился, этот мастер-класс, что ты там торчишь все утро?» Странно, что Клаудио в таком бешенстве. Он ведь абсолютно не ревнивый. «Когда я приезжаю без Педро, тут только на вход часа два нужно». Я старалась говорить как можно спокойнее. «Ты туда одна ездишь?» Главное, не запутаться в собственных ответах и не выдать себя. Нужно собраться. «Только в этот раз. Обычно Педро шофера присылает». — «Ты что, с ума сошла? Соваться туда одной, без сопровождения!»

Я размеренно ответила на последовавший шквал вопросов. Сказала, что на всем пути от проходной до аудитории со мной несколько надзирателей. «Меня ни на минуту не оставляют одну. У машины встречают даже. И до машины провожают», — врала я. В конце концов он мне поверил и вернулся в обычное беззаботное состояние духа.

А названивал он так настойчиво, потому что ему срочно нужно было вылетать в Хьюстон, подписывать какие-то контракты. Вечером он должен был забирать детей из кружков и хотел предупредить меня пораньше, что не сможет. «Не волнуйся», — сказала я. «Может, и вы ко мне подскочите? Детей в океанариум сводим». Упоминание о детях сразу после анального проникновения вызвало у меня тошноту. «Вечером решим». Клаудио отключился и переслал мне по ватсапу номер своего рейса и название отеля. Я сделала селфи на фоне тюрьмы и отправила ему: «Чтобы ты видел, что у меня все в порядке». Он ответил счастливым смайликом. Я вздохнула с облегчением. Фух, пронесло.

И стала в гневе названивать Педро и Хулиану. «Вы чего меня подставляете? — набросилась я на них по очереди. — Придумайте что-нибудь, я не знаю. Но не говорите, что мастерской не было». Педро я попросила одолжить мне на ближайшие две недели одного их своих шоферов-телохранителей. «А то Клаудио начнет что-то подозревать». После разговора мне стало стыдно. Я вела себя так, будто прикрывать меня — их обязанность. Будто они мои слуги и обязаны лгать во имя моего романа на стороне. Я снова позвонила обоим и извинилась. Они сказали, что совсем не обиделись, и пообещали в будущем усовершенствовать свои навыки сообщников.

Поездка Клаудио подвернулась очень кстати. Он пробудет там шесть дней. Значит, я два раза успею сходить на супружеское свидание, ничего не выдумывая. Скажу ему, что ехать со всеми детьми на одни выходные слишком сумбурно. Лучше запланируем на попозже.

В упоении я пересекла Истапалапу, позабыв про былые страхи. Моя прямая кишка пульсировала в ритме сердца, и я не могла отделаться от ощущения, что пенис Хосе Куаутемока все еще там, внутри. Ощущение это я не смогла бы описать. Странное, но точно не неприятное. Оно было таким сильным, что мне приходилось то и дело снижать скорость и поудобнее устраиваться на сиденье. Я как будто увезла частичку Хосе Куаутемока с собой, в самой глубине моего существа.

Домой я добралась незадолго до возвращения детей из школы. Дала кухарке указания по поводу обеда и поднялась в спальню. Зашла в ванную и спустила штаны. Мне было интересно, остались ли следы моей утраченной анальной девственности. Да, остались. Смесь крови и спермы, а возможно, и экскрементов запятнала эротичные кружевные трусики, надетые специально к случаю. Я понюхала их. В ткань въелся аромат Хосе Куаутемока. Я поднесла ее еще ближе к носу и упилась его запахом. Его запахом, его запахом.

Это может показаться нелепым, но я уложила грязные трусики в вакуумный пакет и спрятала в ящике, под грудой свитеров и кофточек. Они представляли собой доказательство того, что я без остатка отдалась Хосе Куаутемоку. Я не стану их стирать, а в безвоздушном пространстве запах сохранится, и я смогу вдыхать его снова и снова.

Меня начинало беспокоить, что анус никак не сокращается до прежних размеров. Это насовсем? Да нет, не может быть. Геи испытывают проникновение бессчетное число раз и не имеют никаких проблем со сфинктерами — по крайней мере, я так думала. Я чуть не позвонила Педро или Эктору и не поинтересовалась: «Слушай, у тебя тоже после первого раза анус раздался до диаметра водопроводной трубы? Ты тоже чувствовал, будто даже плакать из него можешь?» Глупые вопросы, я знаю, но в ту минуту они меня невероятно беспокоили. Я на-придумывала всяких ужасов: инфекции, недержание, разрывы, неизлечимый геморрой, трещины. К счастью, стыдливость одержала верх над приступом ипохондрии, и я не стала звонить.