Я все еще мечтаю о тебе…

— Веревкой для сушки белья?

— Точно. Потом проделала бы дыру в борту, и, когда воздух выйдет, не лодка меня поволокла бы, а я уволокла бы лодку на дно.

Мэгги поневоле загордилась, что смогла так быстро придумать выход.

На Бебс она явно произвела впечатление.

— Что ж, ты или безумнее, чем я думала, или умнее. Даже не знаю.

— Спасибо, Бебс. Короче, мне очень жаль, что именно ты нашла это письмо. Я знаю, ты не слишком меня жалуешь.

Бебс согласилась:

— Верно, не слишком. Даже если б ты прикончила себя, я бы ничуть не пожалела.

— Почему же ты так расстроилась?

— Не хотела, чтобы ты мне сорвала продажу в твоем кооперативе. Купят — прыгай себе в реку на здоровье.

— Бебс, я тебе не верю, ты просто так говоришь.

— Ничего подобного. Слушай, я к тебе отношусь точно так же, как ты ко мне.

— В каком смысле? Я не питаю к тебе неприязни.

— Да ладно, кого ты пытаешься обмануть? Как будто я не знаю, что все остальные риелторы меня ненавидят. И ты тоже.

Мэгги попыталась возразить:

— Да нет никакой ненависти, Бебс… Ты ошибаешься. — Но тут, вероятно, начали действовать четыре двойные «Розовые белки», выпитые на пустой желудок, и она сказала: — Впрочем… Что правда, то правда, есть такое дело.

— Конечно, ненавидите, но знаешь, в чем разница между мной и всеми вами? Мне плевать, что вы обо мне думаете.

— Бебс, ну как тебя может это не волновать?

— Запросто. Не волнует, и все.

— Правда?

— Правда.

Мэгги посидела, откинувшись на спинку, подумала, затем подалась к Бебс:

— Послушай, я не со зла, но… У тебя нет ни малейшего понятия о приличиях и ни капли порядочности, это, видимо, и помогает тебе плевать на чужое мнение.

Бебс подумала и кивнула:

— Наверное, не без того.

Мэгги продолжала с любезной улыбкой:

— Честно говоря, ты, вероятно, самое злобное, самое презренное человеческое существо из всех, с кем мне довелось встречаться.

Бебс посмотрела с интересом:

— В самом деле?

— Да. Без сомнения, ужаснее человека я не знаю. — Мэгги покачала пальцем, подчеркивая свои слова: — И должна добавить, ты совершенно испорчена, испорчена до мозга костей. Не удивлюсь, если в один прекрасный день тебя кто-нибудь переедет.

Допивая четвертую «Розовую белку», Бебс вдруг расхохоталась. Ей внезапно показалось, что Мэгги говорит дико смешные вещи.

— Правда, Бебс. Не понимаю, как ты с собой уживаешься. Ты же сущий дьявол, двуличный кровопийца, змея подколодная. И кстати, твои туфли вышли из моды еще в семидесятых. И, Бебс, гранатовые серьги! Никто уже не носит гранатовые серьги, тем более днем. Ты начисто лишена вкуса и этики. Ты груба, полна ненависти, ты гадкая, лживая мошенница и преступница.

Бебс уже буквально корчилась от хохота.

— Вообще-то тебе давно место в тюрьме. — Мэгги помолчала. — Не удивлюсь, если окажется, что ты законченный социопат!

Бебс аж взвизгнула от смеха при этом слове. Как и Мэгги!

Женщина в красивом зеленом платье с кружевным воротником, сидевшая в углу зала, сердито зыркнула на них и пихнула мужа под локоть:

— Гляди, Кертис, напились вдрызг, причем на Пасху!

Когда они взяли наконец себя в руки, Бебс полезла в сумку, выдала Мэгги бумажный платок, с трудом перевела дыхание и сказала:

— А что ты думаешь обо мне на самом деле?

И обе снова грохнули.

Обретя способность говорить, Бебс объявила:

— Может, у тебя в башке солома, но ты презабавная.

Вытирая глаза, Мэгги ответила:

— Спасибо. Надеюсь, тебя не обидело слово «социопат».

— Меня-то? Да меня и хуже обзывали.

Мэгги отдышалась и поглядела на нее с некоторой завистью:

— Ох, Бебси, скажи, каково это — плевать на то, что о тебе думают?

— Да замечательно!

— Просто позавидуешь. Мне бы хоть чуть-чуть поменьше об этом заботиться. Но скажи правду, в глубине души неужели тебя совсем, ни капли не волнует мнение других?

Бебс подумала и ответила с уверенностью:

— Не. Ничуть.

— Правда?

Бебс пожала плечами:

— Ага, ни вот столько.

— А я думаю, что все-таки волнует. Думаю, это все равно действует, просто ты сама не догадываешься как. И возможно, никогда не узнаешь.

— Каких еще «других»? Я лучший риелтор в штате. Остальное меня не трогает.

— А я все равно думаю, что это важно — чтобы о тебе были хорошего мнения.

— Почему?

— Почему? Ну представь, случись с тобой что-то плохое, неужели тебе не хочется, чтобы люди говорили: «Ах, как жаль» вместо «Так ей и надо»?

Бебс пожала плечами:

— Плевать.

— Не хочется, чтобы тебе желали добра?

— Да плевать.

— Ох, Бебси, — сказала Мэгги, протягивая руку к бокалу и промахиваясь, — наверное, у тебя было кошмарное детство. Должна же быть причина такого ужасного поведения.

— Детство как детство, нормальное. Но раз уж мы на эту тему говорим, позволь кое-что спросить. Как тебе удалось украсть у меня «Гребешок»?

— Ах, это.

— Да, это.

Пойманной с поличным Мэгги оставалось лишь чистосердечно признаться.

— Я знакома с человеком, который ведет дела Далтонов, вот и позвонила ему.

Бебс удивилась:

— Вот как…

— Да. И, разумеется, я не горжусь своим поступком.

— Почему? Я бы на твоем месте поступила так же.

Мэгги посмотрела на нее с удивлением:

— Ты не из вежливости так говоришь, нет?

— Я? Нет. — Бебс обвела глазами зал. — Кажется, я проголодалась. Не поесть ли нам?

— Конечно. Заказывай все, что хочешь. Не отказывай себе ни в чем.

Бебс заказала бифштекс с кровью, что ничуть не удивило Мэгги.

Когда они поели, Бебс сказала:

— У меня на сегодня никаких планов. А у тебя?

— Свободна как птица.

Если бы двадцать четыре часа назад Мэгги сказали, что она закончит день фильмом «Звуки музыки» в кинотеатре «Алабама» вместе с Бебс Бингингтон, так и не протрезвев после бесчисленных «Розовых белок», она бы не поверила. После кино Мэгги сказала:

— Окажи мне услугу, Бебс, если ты когда-нибудь купишь нашу компанию, ты можешь уволить меня, но оставь Этель и Бренду, хорошо?

Бебс с улыбкой ответила:

— Ни за что. — Села в машину и уехала. Можно ее любить или не любить, но Бебс верна себе.