Дура...

Холодный камень жёстко впивается в спину. Дыхание перехватывает. Через мгновение я осознаю, что раздавил в кулаке зелёную склянку с образцом для определения на завтрашней контрольной. Раздавил, совершенно не чувствуя боли в изрезанной ладони, не ощущая врезавшихся до кости гранёных изумрудных осколков тяжёлого лабораторного стекла.

Боль души не подавить физической болью. А руку потом пришлось серьёзно лечить, чтобы не остаться на всю оставшуюся жизнь с неразгибающимися пальцами…

Остатки самообладания покидают меня, потолок опрокидывается, и ровно в этот миг, когда жизнь иссякает испарившимся из раздавленного флакона зельем, я чувствую горячие руки, притянувшие мою голову к жарко дышащей мягкой груди. Чувствую на щеке чужие слёзы и колючую шерсть свитера домашней вязки. А ещё невесть откуда взявшуюся волну обволакивающего тепла…

И в мёртвом сердце рассветом после долгой ночной непогоды взрывается имя:

— Лили!..

Уже через мгновение я понимаю, что судьба обманула меня жестоко и пошло. Вместо изумрудных глаз сквозь мутную завесу слёз глядят темно-голубые…

Ты, Мэри Макдональд! Вечно появляющаяся тогда, когда не нужно. Лезущая без мыла в душу со своей тошнотворной жалостью…

Кто дал тебе право меня жалеть?.. Кто, добрый такой, проклял меня этими, якобы, случайными встречами с тобой?

Мне понадобились годы, чтобы научиться пролетать этим темным коридором, не обдирая себе душу в кровь тем злосчастным воспоминанием, научиться почти равнодушно смотреть на милующиеся на подоконнике парочки новых старшеклассников… Но ты нашла меня именно здесь, и нет у меня противоядия от такого катализатора жестокой памяти, не утратившей за прошедшее время ни единой детали...

Я не даю тебе даже поздороваться. Рискуя прослыть законченным невежей, натягиваю на лицо презрительную гримасу. Резкий поворот, несколько шагов — и ты снова становишься просто прошлым, Мэри Макдональд.

У высоких дубовых дверей Запретной секции я останавливаюсь, молча слушаю собственный пульс, исступлённо колотящийся в висках тугой, тягостной болью, и понимаю: мне сейчас необъяснимо хочется вернуться. Мучительно, настойчиво, бессмысленно хочется твоего спокойного и неизменно ласкового «здравствуй», твоего вечно взрослого, материнского взгляда, твоих мягких и горячих рук, Мэри Макдональд…

Я не делаю этого только потому, что тень шестнадцатилетней Лили, безмолвно возникшая в темноте коридора, беззвучно плачет перед моим внутренним взором.

* * *

24.04.1994. Хогвартс

Чаепитие в директорском кабинете с долгим разговором об успеваемости ученицы Гриффиндора Натали Макдональд, назначенное по инициативе Минервы Макгонагалл, застаёт меня врасплох. Кажется, в этом году нам всем приходилось больше думать о злосчастном Международном волшебном турнире, в который так некстати влип четвертым участником наш трижды неладный Избранный, чем о выполнении учебного плана.

И несть числа ученикам, значительно съехавшим за этот год по всем предметам. Что же мы хотели — головы не тем забиты, в том числе наши, преподавательские!

Меня, к примеру, гораздо более прочего заботит ныне перспектива выживания четвероклассника, угодившего в соревновательный процесс, разработанный турнирной комиссией под возможности и уровень знаний выпускников… Слава Мерлину, везунчику Поттеру-младшему пока ни хвосторога на кладке кости не переломала, ни гриндилоу в озере кишки не выпустили. Но ведь ещё третий тур впереди!..

Пятый курс сдаст СОВ с горем пополам, это уже ясно. С ЖАБА у седьмого, должно быть, всё сложится и того хуже. Это самые активные болельщики, ведь участник, представляющий школу, выбирается из их параллели.

Но Натали Макдональд далеко до выпускного класса, и даже до пятого надо ещё дожить. Тем не менее Минерве приспичило обсудить успеваемость девочки с её матерью, а недавний «тролль» Натали за контрольную по зельеварению определил меня в качестве третьего участника беседы.

Вот не было печали!..

Если ученик не тянет программу выше, чем на «тролля» — «тролля» и будет получать. С соответствующей расписанию контрольных регулярностью. Что уж тут поделать... Будет, сколько бы ни пытались разжалобить меня синие озера, пристально изучающие мою помятую перманентной бессонницей последних недель физиономию. И — не кажется ли? — готовые в любой момент разразиться Ниагарой слез…

Ты переживаешь за дочь, Мэри Макдональд? Это твой материнский долг и священное право. Я же за неё переживать и минуты не обязан, не правда ли? Так что же без конца льются и льются на меня твои синие, тёплые, обескураживающе-пронзительные лучи?..

Назойливый аромат чая с мятой плывёт по кабинету в ритме мурлыкающего голоса коллеги Макгонагалл. Мерлин Всемогущий, как же невыносимо долог этот, в сущности, не имеющий смысла разговор!

— А вы что скажете, коллега?..

— Скажу, что если ученица не обладает достаточной самодисциплиной и талантом, в моем классе ей делать нечего. Впрочем, если вам будет угодно назначить дополнительные занятия…

До конца турнира я и минуты лишней на твою девочку не потрачу, Мэри Макдональд. Должна же ты это понимать, в конце-то концов! Что мне твоя розовая кучерявая двоечница, когда уже зреет в сумрачном воздухе старого школьного замка смутная угроза всему тому, за что погибла Лили?

Нервная суетливость главы делегации Дурмстранга Каркарова, снова намекнувшего третьего дня, что помнит об иссиня-чёрной татуированной змее на моей левой руке.

Таинственное исчезновение главы Департамента международного магического сотрудничества, бывшего мракоборца Бартемиуса Крауча в Запретном лесу, в полутора милях от школы, кишащей по случаю турнира посторонними людьми.

Загадочное поведение очередного заменённого преподавателя ЗОТИ, чудаковатого старого аврора Муди. Правда, тот и прежде меня терпеть не мог, считая моё пребывание на свободе своей профессиональной ошибкой. Но чтобы устраивать тайные обыски в моей лаборатории, да ещё будучи застигнутым врасплох, беззастенчиво лгать, будто это сам директор ему поручил копошиться на полках с казённым запасом ингредиентов для уроков зельеварения?!

Мне, по-твоему, этого мало, неугомонная Мэри Макдональд?.. Мало, чтобы ещё и желать этих бесконечных разговоров под предлогом негативных отметок в учебном формуляре твоей дочки?..

…В этом старом высоком кресле я умирал осенью 1981 года. Здесь, в кабинете директора Хогвартса Альбуса Персиваля Вулфрика Дамблдора, через сутки и девять с половиной часов после смерти Лили…

— Я думал, что вы сможете её спасти, профессор…

— Они с Джеймсом доверились не тому человеку. Как и вы, Северус. Вы ведь тоже полагали, что простой просьбы хватит Тому для того, чтобы пощадить Лили?.. А теперь от всей фамилии уцелел лишь маленький мальчик.

— Её сын… её — и Поттера…

— Да… Маленький, ни в чем ещё не виноватый перед этим миром, несмышлёный ребёнок, которому от роду только год с небольшим… Я знаю, что, сложись линии судьбы чуть иначе, он мог быть вашим сыном, Северус.

Какими бессмысленными и жестокими кажутся эти слова…

— У мальчика зелёные глаза, Северус. Её глаза…

— Довольно! Оставьте… Она… умерла! Дайте мне умереть тоже.

— И какая от этого будет польза? Если вы действительно любите Лили Эванс, то ваш дальнейший путь мне совершенно ясен.

— М-мой путь?

— У вас остаётся только одно: сделать так, чтобы смерть Лили была не напрасна. Помогите мне защитить её сына.

— От кого? Тёмного Лорда больше нет.

— Сейчас и здесь — действительно нет. Но он вернётся. И тогда Гарри Поттер окажется в страшной опасности.

— Вернётся?

— У меня есть более чем веские основания считать именно так. Позвольте ничего не объяснять вам нынче, Северус, просто поверьте на слово, хотя я и знаю, что вам всегда было трудно верить людям.

Затянувшаяся пауза наполняет пространство горячими каплями секунд, безжалостно отсчитанных старинной клепсидрой на директорском столе. Беспощадно саднят свежезалеченные порезы на внутренних сгибах локтей. Дамблдор не дал мне уйти за Лили. Дважды не дал. Второй раз — только что.

Мёртвая Лили, сломанной куклой распростёртая на полу своего разорённого дома, открывает глаза в моем воспалённом сознании. И я не в силах отказать надежде, светящейся в её взгляде...

— Да, профессор. Хорошо. Я согласен. Но только ни слова никому… Это должно остаться между нами. Вы можете дать мне в этом честное слово?

— Вы требуете от меня клятвы, что я никому никогда не расскажу о самом лучшем, что в вас есть, Северус?..

— Да.

— Что ж, если таково ваше желание, коллега…

— Коллега?

— Я даю вам две недели на то, чтобы вы могли прийти в себя, подлечиться и представить Учёному совету материалы для официальной сертификации вас как преподавателя зельеварения школы Хогвартс. Кстати, это спасёт вас от судебного преследования. Поручительства верховного судьи Визенгамота Альбуса Дамблдора должно хватить для того, чтобы мракоборцы отвязались от преподавателя его школы… и агента Ордена Феникса.

— Я буду обязан вам службой.

— Да. Но не это ли значили ваши слова — в тот день, когда вы по собственной воле пришли ко мне и поведали, что Том принял решение убить семейство Поттеров?..

— Но… Слагхорн…

— Слагхорн, как я смею надеяться, уступит вам часы в младших классах. Мой давний друг сильно сдал за минувший год, ему стало трудно управляться с такой ордой учеников, он даже не успевает проверять письменные работы и совсем запустил свой клуб…

…Время снова откатывается вспять. Голые кроны реденькой рощи хлещет холодный ветер. Забивает дыхание острыми ледяными комьями. Лысая вершина каменистого пригорка облизана этим ветром до стеклянной гладкости. Я стою на чёрном, влажном камне и стараюсь не поскользнуться. Левая рука стискивает тёплую рукоять палочки, напоминая, что я ещё жив и не бессилен. Мокрые волосы хлещут по лицу. А где-то в глубине продрогшего тела, под диафрагмой, тошнотворным липким змеиным клубком возится безотчётный, отупляющий страх.

Я жду… Жду взбалмошного старика, моего бывшего учителя. Единственного, кого на этой земле боится Том Риддл, повелитель пожирателей смерти, Тёмный Лорд.

Он является в ослепительной вспышке аппарационной воронки — в двух шагах от меня. Но привычный хлопок мгновенного межпространственного перехода тонет в надсадном вое ночной непогоды.

Альбус Дамблдор в светло-лиловой развевающейся мантии вскидывает руку. В длинных белых пальцах, унизанных перстнями, волшебная палочка. Тугой удар экспеллиармуса, посланного невербально, сбивает меня наземь, моё единственное оружие летит к ногам старого чародея.

— Не убивайте меня, профессор!

— А я и не думал! Вы звали меня поговорить, Северус. Поговорить, а не бороться. Но встретили с палочкой наготове… Что же я мог ещё сделать? Итак, что за весть шлёт мне ваш лорд?