Дура...

Убеждать себя красивыми словами — дело нехитрое. Гораздо труднее в жёлтом пятне беспокойного костра пребывать в бездействии на паучьей поляне в Запретном лесу. В кругу молчаливо готовящихся к бою соратников.

«Соратников? Скорее уж, попутчиков… Тех, на чьей чёрной штормовой волне тебе так хотелось взлететь повыше, Люс Малфой!»

— Проявив милосердие, я даю вам час. Выведите с поля боя раненых, отдайте должное своим погибшим героям. А потом я поведу войска на штурм. И вас не станет. Но вы ещё можете этого избежать, если выдадите юношу, который мне нужен...

Снова этот голос. Безликий, словно искусственный, чуть надтреснутый. И нет в нём никакого уважения к павшему врагу, никакого милосердия и великодушия. Сухой голос смерти не может нести ничего, кроме страха — и для своих, и для чужих.

Жёлтые блики пламени отражаются в огромных ледяных глазах Нарциссы. Подойти ближе. Приобнять супругу за плечи — под чужими взглядами…

— Цисси…

— Мы должны пойти с войском. Только так у нас есть шанс попасть в замок и найти сына.

Она чеканила слова, будто отдавала приказы. Внешне — совершенно спокойна, по-прежнему надменна и величава. И только ему одному было известно, какой сейчас бушевал вулкан под этим лёгким пеплом платиновых волос. Её отчаяние — сокрушительное, огненное отчаяние урождённой Блэк — всегда было похоже на обледенение.

Огонь и лёд неразличимы при мгновенном касании.

Он осторожным движением отвёл упавший на её лицо выбившийся из причёски локон.

«Как удивительно... На ней и в семьдесят лет не будет заметно седины».

— Нет, Цисси. Не с войском, а за войском. Когда всё закончится. Я не хочу с небес взирать на горе моей вдовы. Не забывай, мы безоружны...

— Я готова голыми руками разобрать стены этого проклятого замка — только бы наш мальчик снова был с нами, Люс!

Её уверенный тон не оставляет сомнений — сможет.

— У нас растёт неглупый сын, Цисси. Он не позволит себе умереть. Он дождётся нас. Наша задача — уцелеть и его найти. И не запятнать себя при этом ни в одних глазах. С какой бы стороны они не смотрели.

— Уцелеть и найти... — эхом повторила она.

Чистый бриллиант, звезда его знаменитой коллекции невероятных редкостей, оправленный в чеканную холодную платину. Дар судьбы и предначертанных с Мерлиновых времён династических связей. Драгоценность. Жена. Любовь.

Новая волна ледяного голоса врезалась в сознание горьким ветром с сожжённой вересковой пустоши:

— Только одного юношу! Гарри Поттер, я говорю о тебе и к тебе сейчас обращаюсь. Ты позволил своим друзьям сложить головы за тебя. Но довольно на сегодня крови. Собери свои силы, решись взглянуть в глаза своему врагу — мне, милосердному и великодушному Лорду. Приходи на исходе этого часа в Запретный лес, и я встречу тебя...

Её плечо чуть дрогнуло под его рукой.

— Что с тобой?

— Я подумала о том, что этому Поттеру тоже семнадцать лет. Как нашему Драко. Наверное, он тоже умный мальчик, и знает, что делать, чтобы не умереть... А мы? Мы, взрослые люди, знаем?..

— Пойдём! — Люциус решительно взял её под руку. — Пусть он там знает, что хочет. А мы будем живы — и вместе.

* * *

02.05.1998. Хогсмид

Сегодня, наверное, и рассвета не будет. Вернее, он придёт не для всех… В сыроватом тоннеле, тускло освещённом единственным факелом в руке, в грядущий рассвет просто не верится.

«Тьма, сырость и… страх, Люс?»

Тоскливый сквозняк в длинном земляном коридоре носил по полу серую позёмку. Пепел… Невесомый, вездесущий пепел.

Лорд сжёг Буйную Иву, устраивая здесь свой временный оперативный штаб. Отсюда можно было бы руководить войсками, оставаясь вне досягаемости врага. Но сейчас он уже покинул это место и ждёт в Запретном лесу мальчишку.

«Дождётся ли?.. Кем должен быть этот Поттер, чтобы вот так взять и пойти на верную смерть?»

Молекулы острого страха мешались с пеплом, влекомым вечным сквозняком. Влажный воздух был отравлен страхом. От остова волшебного дерева до хода на первый этаж Воющей хижины — почти семь минут пешего пути по тёмному тоннелю.

— Ты не могла бы меня здесь подождать, Цисс? Я проверю, что там. Потерпи, я скоро.

Она молча протянула руку со вторым, ещё не горящим, факелом. Пламя перетекло в пустую медную чашу, мертвенно-жёлтое пятно света выросло, на мгновение отразилось в её широко распахнутых глазах, выхватило из мрака убогую перекошенную дверцу, в которую можно войти, лишь согнувшись. Ей было слышно, как тихо застонал под кошачьими шагами Люциуса рассохшийся деревянный пол.

И внезапно, как взрыв в сознании, грохот упавшего факела, который катится по доскам, короткий вскрик мужа, какой-то шум, бранное слово, заметавшееся меж ветхих стен:

— Драккл побери!!!

— Люс?..

— Цисси, сюда!

Опрокинутое кресло со сломанным подлокотником, облезлая шагрень обоев, закопчённый гнутый шандал без свечей на давно утратившем полировку столе, забитый золой камин, заколоченные окна без штор…

Запустение. Разорение. Пыль.

Пепел неизвестно чьей жизни, тлен старого дома, умирающего без хозяйской руки.

И — запах. Острый запах крови.

В жёлтом пятне тусклого света меж тяжёлым столом и продавленной, нечистой кроватью Люциус стоял на коленях прямо в темной луже. И пытался приподнять голову человека, замершего на полу грудой чёрного тряпья.

— Цисси… Помоги!

— О, Мордред!

Бледное, невероятно бледное для того, чтобы принадлежать живому, окровавленное лицо Снейпа. Рваная рана на отёкшей шее, изуродованная левая рука, разодранная на плече мантия.

«Сколько крови!..»

— Это змея, — коротко бросил Люциус. — Лорд на него свою змею натравил…

— Дышит?

— По-моему, уже нет…

— Подними факел, сгорим. И мой подержи! Свети сюда!

Крохотное серебряное зеркало, неизменный атрибут любого дамского кармана, чуть затуманилось, когда она поднесла его к приоткрытым тонким губам раненого.

— Дышит… Но, похоже, это ненадолго.

Без волшебной палочки она мало что могла бы сделать. Давняя школьная практика у миссис Помфри по методам оказания первой помощи — это почти из другой жизни. Да здесь и не обойдёшься простой Ферулой, закрывающим раны заклятием Эпискей и Реннервейтом. Даже если бы палочка была…

— Палочка! Если Лорд её не унёс…

Жёсткий стержень чёрного дерева с резной рукоятью лёг в руку, как влитой, едва Нарцисса нащупала его в кармане мантии раненого. Яд уже подействовал. В сущности, что бы она ни сделала, это будет, наверное, лишь продлением жестокой агонии. Эпискей и чары prohibere cruenti даже не остановили кровотечения. Нарцисса решительно задрала подол платья и оторвала широкую полосу от нижней юбки. Потом — ещё одну, и ещё... Отстегнула от пояса изящную фляжку.

— Люс, у тебя тоже была фляга!

— В ней… не вода.

— Тем лучше!

Промыть остатками воды и огневиски раны. Бережно перевязать, не затягивая: отёк будет расти, и повязки непременно врежутся в тело, добавляя страданий…

Но прежде, чем она закончила последний виток бинта, на белой ткани расплылись предательские алые пятна.

— Поставь факелы в вазу на столе, Люс. Сядь ближе и приподними Северусу голову… Осторожно! Положи себе на колени. Так ему будет легче дышать.

— Мы — следующие, Цисси…

— Что?

— Если к рассвету Лорд не будет убит, мы — следующие, кого он непременно постарается уничтожить. Он начал с тех соратников, которые знают его лучше других.

«И уже ему не верят».

— Значит, хорошо было бы, чтобы до рассвета кто-нибудь уничтожил его самого. Хотя бы — тот же Поттер. Парню ведь это на роду написано убить Лорда.

— Хорошо было бы… Ты тоже так считаешь?

— Да.

Раненый едва слышно застонал. С угла приоткрытого рта, как из чёрной щели, медленно сползла по впалой щеке струйка крови. В растерзанной груди что-то хрипло клокотало под повязками.

— Северус?.. — Нарцисса склонилась к его лицу.

— О, Мордред!.. Цисс, он же всё чувствует!..

— Что, мы так и будем смотреть, как умирает твой друг, Люс? Друг, спасший твоего сына…

— А что мы ещё можем?

— Люс, осторожно встань и отойди шага на три, пожалуйста.

— Что ты делаешь, Цисси?

— То, что должна! Дождись меня, Люс. Я скоро.

Полулёжа на испятнанном кровью полу, Нарцисса левой рукой обняла Снейпа и прильнула к нему:

— Госпиталь Святого Мунго, отделение травм от магических существ, приёмный покой!

С лёгким хлопком закрылась сияющая воронка аппарации. Люциус остался один.

* * *

19.10. 1989. Хогвартс

— Те, кто видит коней, поднимите руки!

У опушки Запретного леса толпятся за высокой грудой валежника три десятка третьеклассников. Факультатив по уходу за магическими существами, сдвоенный поток, Хаффлпафф плюс Равенкло. Преподаватель, выдающийся ксенозоолог своего времени Сильванус Кетллберн, вечный крамольник от науки, собравший, кажется, на свою одноглазую седую голову все возможные для профессора Хогвартса дисциплинарные взыскания от Министерства, указывает тростью на колышущиеся над обрывом заросли вереска.

По высоким травам над косогором совершенно бесшумно бредут лошади.

Рослые вороные лошади, не меньше пяти с половиной футов в холке, худые, почти бесшёрстные, с белыми светящимися глазами, с острыми скуластыми мордами и широкими, кожистыми, как у летучих мышей, крыльями. Жеребец, пять самок, два стригунка…

— Один, два, три… пять… семь… Всего семеро учеников? Что же, дорогие мои, могу только порадоваться за ваше поколение. Чуть более семи десятков лет тому назад, когда я сам был учеником, у нас умел видеть фестралов почти весь класс. Тогда была большая война, затронувшая оба мира — и магглов, и магов. Несмотря на запрет Министра магии Арчи Эвермонда, многие волшебники приняли в ней участие, чем вызвали гнев наших врагов. И в Британии осталось очень мало семейств, в которых дети не знали бы, что такое смерть...

Фестралы — кони отчаяния. Невидимые для того, кто ещё не познал скорби от утраты ближнего.

Джейн Доракс тоже видит коней. Но не поднимает руки. Ей очень не хочется быть восьмой в списке. Не хочется сочувственных взглядов одноклассниц, назойливых вопросов: «А у тебя кто?» Не хочется окунаться в воспоминания пронзительно-яркого летнего дня, который мог бы стать самым счастливым днём её каникул между вторым и третьим классом.

Мог. А стал самым страшным и горьким в её маленькой жизни. В тот день у неё на глазах утонул в море младший брат.

Лучше просто не видеть этих тощих, драконоподобных, плотоядных лошадей…

Жеребец высоко поднимает сухую голову. Косит опаловым глазом. Жемчужный зрачок почти незаметен на фоне сияющей белизной склеры. Холодный взгляд мистического коня встречает взгляд третьеклассницы. В висках стучит — как в тот день, когда она опрометью неслась босиком по песчаной косе, навстречу старой рыбачьей лодке со спущенным парусом. Неслась, уже отчётливо видя тело одиннадцатилетнего брата, безжизненно обмякшее на «банке» — грубой, мокрой деревянной скамье для гребцов. В том году Денни тоже должен был поехать в школу — впервые…

И, как тогда, равнодушное лиловое небо опрокидывается ей навстречу.