Брак по расчету. Невеста босса

Глава 12

Дементьев попросил счет и кофе, по-турецки. Бросила на него удивленный взгляд. Все-таки не эспрессо?

Отпил пару глотков и отставил чашку.

—Ты правда делаешь лучший кофе, Злата.

—Столько комплиментов за сегодня, что я возгоржусь.

—Не возгордишься. Твой отрицательный баланс еще долго нужно будет пополнять, чтобы телефон заработал…

Иносказательно и все-таки обидно. В стиле передач по Первому каналу, когда всякие жеманные модники нравоучают зачуханных тетенек относительно того, как они себя не ценят и как им стоит одеваться…

Села в машину и скукожилась, как котенок. Сейчас бы стать невидимкой, чтобы этот день побыстрее закончился. Булыжник на пальце жал своим весом и неуместной роскошью.

Вечерний Сочи, как и все южные города, очень терпкий и темный. А может это после яркого блеска Москвы всегда так кажется. Качающиеся в темноте лохматые шапки высоких тополей навевают тревогу и тоску. Море в ночи тоже пугает — вот уж точно, когда оно черное-черное… Вспоминаю себя здесь год назад. Была ли я счастлива тогда? Чувствовала ли себя целостной и реализованной, как должно жене и матери… В нас ведь это смолоду заложено, еще нашими классиками… Одна — мать, хранительница очага, домовитая пчелка — настоящая женщина. Другая — одинокая, деловая, но пустоцвет… С детства в нас вколачивают — вот эта социальная модель правильная, а вот эта — нет. Вот только времена меняются, а с ними и роли. Так и получается, что растем мы все с мечтами о том, чтобы быть «хорошими» для своих принцев, а потом оказывается, что этим самым принцам «хорошие» вовсе и не нужны… А может эти роли никогда и не были таковыми, какие нам навязывали? Ведь за этими ролями редко кто задумывался о том, что у женщины было на самом деле на душе. Была ли искренне счастлива Наташа Ростова (прим. –героиня романа Л.Н Толстого «Война и Мир»)? Не скулила ли она по ночам, вгрызаясь в подушку, о своей утерянной любви к Волконскому или о ярких страстях к Анатолю Курагину? Не завидовала ли его сестре Элен — прекрасной, порочной и неверной… бесконечно далекой от семейной рутины. Мужчин всегда тянуло на таких, как Светка, с которой втайне от меня спал Андрей. Такие, как Катька, всегда добивались того, чего хотели, а такие, как я, взваливали на себя роль «терпеливых жертвенниц» или как там он меня назвал…

—Устала?—спрашивает он, освещая лицо желтым экраном переписки на своем телефоне.

—Да…

—Придется потерпеть. У нас еще одно важное дело на сегодня.

Поднимаю на него удивленные глаза, но он не дожидается моего вопроса.

—Едем забирать твоего сына, невеста… Да, я в курсе, что он здесь. Не только он, муженек твой тоже. Приготовься к тому, что мы сейчас с ним поговорим. Постараюсь сделать это как можно более коротко и лаконично.

Если бы я только могла описать, что происходило у меня на душе… Всё еще дрожащие руки продолжали прижимать к себе родного мальчика, зарывшегося в мои волосы своим сладким курносым носиком. Сколько же нежности было на душе, сколько скопившейся любви. Она была готова выплеснуться наружу, как вода из прорвавшейся дамбы, но я как могла сдерживала себя. Время было позднее. Сеня сонненький и уставший. Для него слишком много потрясений.

— Мам, а ты не снишься мне? — прошептал, поднимая свои сверкающие в темноте глазки спросонья.

Я обняла его еще крепче.

— Не снюсь, сынок. Но ты спи, мой хороший, засыпай. Завтра с утра поговорим и наиграемся…

Так было правильнее. Пусть лучше сейчас заснет — я перенесу его в номер, не нужно будет что-то объяснять про Дементьева…

Дементьев… Я смотрела на него едва заметно, со стороны — и пыталась понять, что сейчас чувствую к этому человеку. Да, именно человеку, а не мужчине. Потому что его поступок именно Человеческий. С большой буквы. Не ждал, когда попрошу. Не заглядывал в договор, цедя по крупицам то, что обещал. Пришел, увидел, победил…

Ну и его разговор с Самойловым, конечно — отдельная история. Никогда до, наверное, я и не слышала, что можно так благородно, лаконично и категорично осадить человека…

Я помню все произошедшее подетально, пусть и находилась в состоянии аффекта. Щеки горели, сердце билось дико, во рту пересохло… Мысль о том, что сейчас увижу Андрея, вселяла панику и дикое волнение одновременно. Нет, я не предвкушала встречу, наоборот, понимала, что мне от нее будет гадко. Я боялась, что он раскусит нас, не поверит, банально засмеется в лицо и скажет Дмитрию:

— Чувак, харе заливать. Вы ж прикидываетесь, — той интонацией, циничной и примитивной, какой он так искусно владел…

Но на поверку вышло все совсем по-другому.

— Припудри носик, — отправил Дементьев меня в уборную на входе в кафе, — а я пока познакомлюсь с твоим ряженым...

Я не задавала лишних вопросов. В самом начале он ясно дал понять — делать так, как он говорит, и тогда все получится. Я верила ему. Сейчас точно верила. И даже не кольцо на пальце вселяло эту веру. Впервые в жизни мужчина не ждал моих просьб, уговоров или намеков. Он шел сам, а потом вел меня. Он опережал на два шага. Это ощущение было таким новым и в то же время, таким приятным, черт возьми, что откидывало в сторону все другие моменты…

Когда спустя пять минут форы, которые я дала им для «знакомства», вышла в зал и издалека увидела сидевших мужчин за дальним столиком, почувствовала приливший острым вкусом победы боевой настрой.

Шла навстречу нужному столику — и невольно разглядывала этих двоих. А я раньше ведь и не замечала, какой жалкий и щуплый Андрей. Или же сейчас, на фоне мощи фигуры Дементьева, он казался мне таким посредственно-ничтожным. Его хитрые глазки, не лишенные волоокого шарма, коим он и цеплял женщин, сейчас заискивающе бегали по фигуре моего босса. Он лебезил. Нелепо, мелко, даже с горьким ощущением испанского стыда на моих губах, которые автоматически скривились в усмешке… Нет, он ничуть не похож на моего Сеню. Ни капельки. Пусть и его плоть от плоти. И уж конечно я воспитаю его другим. Настоящим мужчиной.

Когда Самойлов увидел мою приближающуюся фигуру, его физиономия вытянулась от удивления. Не ждал? То-то…

Я все-таки растягиваю губы в триумфальной улыбке, хоть и обещала себе держать максимальную нейтральность. Да, гад. Все же не могу скрыть своего ликования. А главное, и не хочу скрывать. Подхожу каравеллой к столу…

— О, а вот и моя невеста, — оглядывается на меня Дмитрий, прекрасно играя свою роль. Его искренняя улыбка действительно словно бы преображает его лицо. Он сейчас намного более искренний, чем в ресторане, когда делал мне предложение.

Переводит взгляд на Андрея, усмехается.

— Златочка, а это мой потенциальный новый партнер. Ну, как партнер. Не первый месяц обивает мои пороги, просится заняться электрикой на каком-то из моих объектов. Я бы сам, конечно, вряд ли нашел время с ним встречаться, но уж крайне любопытным мне показался этот персонаж. На таких всегда хочется вживую посмотреть. В глаза им…

— Что… здесь происходит? — хрипло мямлит Андрей, бегая глазами поочередно то по мне, то по Дмитрию. А ведь он и правда с папками и включенным компьютером. Значит реально наивно решил, что сам Дементьев станет слушать его мелкие деловые предложения… Я не понаслышке знала, что Андрей уже не первый раз отчаянно мечтает прицепиться, как рыба-прилипала, к какому-нибудь большому «киту», как он сам называл крупные строительные компании.

— Ты что здесь делаешь? — кидает в мою сторону убийственный взгляд.

Дементьев накрывает мою руку своей. Крепко сжимает.

— Самойлов, вот мне интересно, ты что нарешал своим серым веществом? Типа вправе над бедной девчонкой поиздеваться? Сыном решил поторговать? Думаешь, некому за нее заступиться, так ты продемонстрируешь все таланты «настоящего мужчины»? Продемонстрировал? Хорошо. Посмотрим теперь, на что горазд — Злата моя невеста. Давай теперь, мне повтори все то, что ей говорил. — голос Дементьева тихий, но жесткий. Он так говорит, что внутри все сжимается даже у меня.

Самойлов жует свои губы. Его глазки все еще семенят в хаотичной траектории. Смотреть в глаза Дмитрию он не осмеливается. Поэтому всю свою злость фиксирует на мне.

— Это типа что? Папика себе нашла? Да ты шлюха, оказывается, Злата… Из моей койки в его перепрыгнула? Еще с мужем не развелась, а уже ноги раздвигаешь? А прикидывалась святошей… Сука… Я тебе покажу…

То, что происходит дальше, я воспринимаю словно бы с опозданием. Настолько это киношно и нереально.

Бросок Дементьева молниеносен. Он с легкостью хватает Андрея за галстук у самого основания шеи и резко дергает его на себя, от чего лицо того теперь прижато к столешнице.

— Единственная сука здесь — это ты, — еще тише чеканит Дмитрий, — а теперь заруби, сосунок, что если ты еще раз позволишь сказать что-то плохое в адрес моей женщины, я оторву твою башку. На этой неделе вас разведут. На тех условиях, которые определит она. И лучше тебе в ее жизни не появляться, усек?

— Не получится, женишок, — находит в себе силы цедить Андрей, хоть ему и непросто. Все лицо красное, потому что шея сдавлена. Но он такой, из противных и задиристых. В юности я принимала это качество за смелость. А сейчас понимаю, что это просто дурной характер и глупость, — у нас вообще-то общий сын.

Дементьев хмыкает.

— О, он и о сыне вспомнил, наконец, Злата, представляешь? Это похвально. Как раз твое общение с сыном будет обязательно прописано в суде.

— Пусти… — не выдерживает бывший и нервно ударяет по столу.

Я робко трогаю Дементьева за плечо.

— Хватит, Д…дим, — слетает с моих губ неуверенно… Сама не знаю, как назвала его вот так, кратко, по имени. Впервые в жизни. Я ведь с ним даже на «ты» не перешла, не говоря уже просто об имени. Но на него это как-то странно действует. Он отрывает свой взгляд, наконец, от Андрея и внимательно смотрит на меня. Его выражение лица сейчас трудно прочитать. Но одно я знаю точно — в его глазах сейчас настоящая гроза. Так страшно, что я даже отшатываюсь. Он опасный человек, этот Дементьев.

Не знаю, сколько длится эта сцена. Не знаю, сколько длится этот наш немой диалог. Но когда Дмитрий снова переводит глаза на Андрея и, наконец, отпускает его, закашливающегося, его голос совсем хриплый и тихий.

— Ни одна тварь не смеет забирать ребенка у матери, усек?

Здесь и сейчас эти слова звучат особенно. Почему-то мне кажется, что дело не только в том, что Самойлов объективно мерзавец. В интонации Дементьева скрывалось нечто личное. И очень печальное. А может мне только казалось…