Брак по расчету. Невеста босса

Глава 17

— Ну и что думаете о сегодняшней премьере, господа? — с глубокомысленным видом спросил Флипи. Мужчины в унисон начали распинаться в комплиментах музыкантам и прославленному дирижеру. Им активно вторил и Дементьев, весь первый акт зависая в телефоне и мало обращая внимание на то, что происходило на сцене. Благо, что из ложи это было видно далеко не всем.

— А что думаете Вы, мастерица импровизации? — лукаво посмотрел на меня пожилой мужчина.

Я все пыталась понять, Флипи преднамеренно акцентирует на мне внимание или же мне кажется? Что это –вызов, провокация или человеческая симпатия. Однозначно, Дементьев был прав в том, что он крайне непростой фрукт, понять который далеко не просто… Да и не так он прост, как хочет казаться. А может и не хочет…

Я, конечно, могла бы сейчас проворковать какой-то удобоваримый ответ. Тот, что устроил бы всех. Но… Тогда это была бы не я…

— Пятая симфония Прокофьева — и правда выдающееся произведение. Критики усмотрели в ней пик воплощения его гения. 1944 год. Пройдены самые тяжелые вехи Великой Отечественной войны. В ней есть всё — стойкость, патриотизм, сила, боль, утрата… Я восхищаюсь этим произведением. И вместе с тем, оно разрывает мне душу как женщине…

— И почему же? — спросил Флипи, смотря на меня своим проницательным взглядом, — разве женщинам музыка Прокофьева не по душе?

Чувствую, как наэлектризовывается атмосфера вокруг нас. Все внимание сейчас обращено на меня. Чувствую на себе удивленный взгляд Дементьева. Нервно сглатываю…

— Наверное, потому, что невыносимо больно знать, какой великой может быть личность в масштабах человеческого гения и одновременно с тем какой ничтожно мелкой в масштабах одного единственного человека. Прокофьев — средоточие мужских пороков в их самых тривиальных, буржуазных проявлениях — адюльтер, предательство, двоеженство, пренебрежение… Но его пороки не просто ранили сердце. Они калечили жизни.

— И что же Вас так задело в биографии Прокофьева? — не без растущего интереса усмехнулся второй спутник Флипи. Мужчина в возрасте и теле с тонкой оправой на носу, — Вы ведь сейчас о казусе Прокофьева? Так ведь история стара, как мир… Двоеженство — такая же данность, как и другие несовершенства нашего мира… Вы слишком чувствительны, Злата Павловна.

Надо же, даже имя мое запомнили… А это заслуга.

— Отнюдь. Я вполне реалистична.

— Я покажусь полным профаном, но может вы и меня просветите? — вмешался Дементьев.

Я перевела на него взгляд и впервые вообще не могла считать эмоций. Волнение, интерес, раздражение? Да что же ты за человек за такой, Дементьев? Почему мне так тяжело тебя понять?

— Златочка, образуйте жениха. Он совсем погряз в своих сделках и не обогащает культурный уровень… — усмехнулся третий мужчина с высокой моделью-блондинкой в качестве молчаливого приложения к респектабельному образу.

Я облизнула пересохшие от волнения губы. Впервые в жизни я выступала в данной роли… Роли женщины, которую слушали не по работе и не по бытовым вопросам. Впервые в жизни интересовались моим абстрактным мнением и чем-то философском. Я годами закрывала глаза и представляла себя в культурном обществе, ведущую светские беседы. И даже предположить не могла, что буду стоять в вип-буфете Большого на громкой премьере в платье своей мечты и в роли невесты мужчины из Форбс… Фиктивной невесты-маленькое, но очень важное внутреннее дополнение…

— Прокофьев женился на блистательной каталонской певице Лине Кодине, с которой прекрасно проводил время в лучших салонах Европы. А потом ему наскучила красивая богемная жизнь в Альпах и на солнечных средиземноморских берегах — и он решил вернуться в Россию. Это произошло накануне войны. Испанка Кодина последовала за ним. К тому времени у пары уже было двое детей. В 1938 году у композитора завязался роман со студенткой литературного факультета Мирой Мендельсон. Уже в 1941 он начал официально жить с ней и вступил в законный брак.

— В смысле?-спросил непонимающий Дементьев.

— Правовая коллизия, — энергично пояснил мужчина, видимо, адвокат, — известный юридический прецедент. Его изучают в университетах. Брак Прокофьева с Линой не признавался в СССР как заключенный за рубежом. Впрочем, впоследствии удалось доказать обратное и формально его тоже признали законным. Так Прокофьев оказался официальным двоеженцем — отсюда и появившийся правовой термин «казус Прокофьева».

— Так что же разбило Ваше сердце, дорогая Злата? — не унимался Флипи, — пока все гнусно, но вполне себе тривиально…

— 20 февраля 1948 года Лина Прокофьева была арестована, провела 9 месяцев в изоляторах и в итоге приговорена к 20 годам лагерей строгого режима, якобы за шпионаж в пользу другого государства. Ее реабилитировали только после смерти Прокофьева. Понимаете? Реабилитировали… То есть все эти годы она гнила в тюрьмах без вины… В годы заключения матери дети композитора так и не были приняты в семью молодожёнами и по большей части остались предоставлены сами себе. Детдома, беспризорная жизнь, пренебрежение отца… И это при том, что сам он никогда не испытывал трудностей ни в чем — был обласкан властями и вел довольно комфортное существование. С Мендельсон у него детей не было. Так что теперь представьте, что из себя являл человек, в 1944 году написавший великую пятую симфонию…

После моего соло мужчины, казалось, затихли и задумались. Я нервно сглотнула. Их внимание теперь было иным — наполненным не только житейски — сплетенным интересом как к новой женщине подле олигарха Дементьева, но и уважением, задумчивостью. Таким смотрят на женщин, которые переходят из разряда товара в разряд личностей. Мне было приятно. Давно запрятанная в чертогах сознания Злата — интересующаяся, мыслящая, читающая — снова проснулась. А ведь сколько лет Самойлов и его мать сознательно ее забивали.

«Опять свои книжки читаешь?» — то и дело усмехалась свекровь, словно ей было дело, что я делала на многочасовых прогулках с сыном на улице, когда еще он лежал в коляске.

«Другие девушки с подружками болтают, делятся мамскими советами, лайфхаками, про детишек разговаривают, а ты в своем вымышленном мире, Злата. Возвращайся уже на землю. Мало того, что ребенка родила с проблемой, так еще и витаешь в облаках»…-вторил ей муженек.

«Да и вообще, что за мода за такая — спать на прогулке. Организуй так, чтоб ребенок спал дома, а сама в это время хозяйством занимайся. А гулять ходите, когда он бодрствует».

Воспоминания гадким липким настом проступили на моей спине, но к счастью, из них меня быстро вернули к реальности.

— Вам очень сильно повезло, Дмитрий, — искренне произнес Яков, пожимая руку моему «жениху» на прощание, — если Вы и правда серьезны в своих ангажементах, я бы с удовольствием воспользовался Вашим приглашением и заглянул на чашечку кофе к вам домой на неделе. Скажем так, в четверг. В пятницу улетаю в Краснодар.

— Нам было бы очень приятно, — ответила я со скромной улыбкой.

— В четверг, — сухо отозвался Дмитрий, тем самым подтверждая приглашение.

С компаньонами по беседе мы расстались максимально позитивно. Собрав еще с дюжину комплиментов и поздравлений, мы проследовали к автомобилю. Дементьев опять молчал и не смотрел на меня. Словно бы я была ему неприятна. Словно бы мое общество его тяготило…

— Наверное, нужно будет что-то приготовить в четверг. Негоже подавать только кофе, — нарушила я торжественное молчание в темном салоне.

Мужчина, наконец, резко перевел на меня глаза. Не было в них сейчас изморози. Блеск — слепящий, неизвестный — да. Холода не было.

— Обсудим, — сказал он мне и тут же обратился к водителю, — Михалыч, останови мне у «Живаго» (прим. — ресторан). А Злату Павловну отвези домой…

Я немного опешила. Опять сбегает. И ведь даже спасибо не сказал, не похвалил или наоборот… Он вообще лично мне за весь вечер отвесил от силы пять фраз, да и то, все они были односложными ответами на мои вопросы… Даже комплимента из себя не выдавил. Там, в самолете, когда все еще только начиналось, и то повел себя деликатнее и галантнее. На глаза почему-то навернулись дурацкие бабские слезы.

Машина тормознула. Открыв дверь, «жених» снова обернулся на меня. Остановившаяся рядом с нами напротив машина осветила салон ярким светом. Он наверняка увидел, что в моих глазах стояли слезы.

Промолчал. Он просто промолчал. Вот так, без каких-либо слов и эмоций просто вышел из машины, оставив меня в полнейшем раздрае…