Танго втроем + бонус

– Попользуешь? – прямо спросила я. – Или наоборот?

В одурманенном мозгу билось – дура, что ты делаешь? Но его лицо было так близко, хотелось ещё ближе, носом к носу, заглянуть в глаза – на месте ли крапинки? Не стерло ли их время и невзгоды? Мне было так важно их наличие, словно, пока крапинки на месте, в его глазах живёт кусочек Даньки. Глупо, больно и глупо.

Его рука лежала на моём бедре. Я слышала, как он тяжело дышит. Мне казалось, я слышу даже, как бьётся его сердце или это моё так громко билось, что его было слышно в любом уголке этого богом забытого дома? И кто из нас остановится, он или я? Может, оба разом? Я почему-то думала, что могу остановиться сама. Что я вообще никогда не любила ни одного мужчину, благословение это или проклятие? Что Максим за эти годы стал чужим. Но я недооценивала силу привычки. Никуда она не делась за годы в разлуки. Или все дело в том, что Максим, по сути, единственный мужчина, который не делал мне больно? Физически…

Что бы то ни было, тело откликнулось. Откликнулась я сама. Опустилась рядом с ним, забыв на мгновение, что я всеми отверженная, лысая девица без роду и племени. Хотелось только в глаза ближе посмотреть…И вообразить, что нет миллиона ошибок, нет последних лет, что Данька спит в соседней комнате. Разметался по постели, на щеках тени от ресниц полумесяцами.

Я оперлась руками о спинку дивана, все ещё не касаясь его. Крапинки были на месте. Лукавые, прячущиеся от всех остальных смертных, кто не мог позволить себе эту близость. Вот сейчас, в буквальном смысле, поняла, что значит – утонуть в чужих глазах, дурацкая фраза. Ненужная сентиментальность к мужчине, который предал, сломал и бросил умирать.

– Ты сумасшедшая, – сказал он прямо в мои губы, которые были на расстоянии поцелуя. Невозможно близко, невозможно далеко.

– Уходи сам, – шепнула я, чувствуя, как в горле пересохло. – Я, похоже, не могу.

Он выругался, бранные слова обожгли мои губы. Сначала слова а потом его рот, его язык.

Мне хотелось чувствовать свою власть над ним, но насколько она иллюзорна, если я сама как марионетка?

– Ненавижу.

– Я тоже.

Горячий, обрывистый, чуть слышный шепот вперемешку с поцелуями. Бессвязные, не несущие никакого смысла слова, порой непонятные даже нам самим. Я не понимала, возбуждаюсь я или нет, я слишком давно думала о сексе с содроганием, я хотела его на уровне потребности, сама попав в свои сети.

Зашелестела, снимаясь, одежда. Я расстегивала на нем рубашку, он порой отрывал мои руки от себя, но никак не мог определиться, что ему сейчас нужнее – удерживать меня от посягательств на его тело или самому скользить по моей коже? На самом краешке моего сознания билась мысль – он увидит все эти узоры на внутренней стороне моего тела. Но сконцентрироваться на этом я не смогла. Обхватила его руками и ногами, горячего, тяжёлого… родного. Он даже пах по-родному, его чуть просоленную потом кожу хотелось касаться губами и языком, и это не вызывало и толики брезгливости.

– Ну же, – попросила я, когда он тяжело остановился, дыша в моё плечо. – Уже поздно.

Он проник в меня с таким стоном, всхлипом. Наверное, ненавидел себя. Ничего, я так уже несколько лет живу. Вошёл до упора, потом подхватил меня под бедра и задвигался, казалось, с каждым толчком проникая все глубже, куда-то до самого долбанного, бьющегося с перебоями сердца.

Я закрыла глаза. Вцепилась в его покрытые испариной плечи, поерзала, устраиваясь удобнее, так, чтобы открыться ему полностью, предоставить абсолютную свободу действий. И почувствовала, как уносит куда-то с каждым движением. Не в прошлое – там тоже не было ничего хорошего. Куда-то в параллельный мир, где такая же вот Верка, как я, родилась и выросла более счастливой и умной. Умеющей учиться на своих ошибках.

Внутри живота сладко ныло, сладко до боли. Я злилась на себя, мне казалось, что я сильнее. Если бы могла сбежать прямо сейчас, сбежала бы, хоть по углям горячим босиком. Процесс был необратим. Я уплывала, ощущала, как ритмично двигается сильное мужское тело, как тепло разливается внутри. А когда все закончилось, даже не сразу поняла, что вот это горячее на лице – это слёзы. Проклятье. Тело ещё содрогалось в отголосках оргазма, а я уже начинала понимать, что натворила. Что не понятно, кого наказала. Что железная Вера показала слабость.

Я оттолкнула его от себя, скатилась с дивана на ковёр, ударившись злополучным копчиком. Подхватила халат, прижала к себе, не оборачиваясь, метнулась к дверям. Прислонившись к косяку, стоял Саша. Курил. Господи, таким я его ещё не видела. Я прошла мимо, уставившись в пол. Дверь за мной захлопнулась, Саша что-то орал, он ещё пьянее, чем мне казалось. Я накинула халат, завязала его крепче, словно это могло отменить то, что я уже сделала. Постояла в холле, прислонившись к стене. А потом решилась. Входная дверь была открыта. Я вышла на улицу. Босиком. Поежилась – было прохладнее, чем мне думалось. Отошла на несколько шагов, обернулась. Судя по всему, мой уход остался незамеченным. На парковке стояла машина. Дернула ручку – открыто. Залезла внутрь, нашла документы – машина Максима. Будь что будет. Я сложилась в промежутке между сидениями сзади. Осталось ждать.

Максим пришёл уже через несколько минут. Сел, потом несколько минут курил, словно думая. Мне хотелось кричать – уезжай отсюда скорее! Но я была уверена, что он просто выбросит меня из машины, и терпела. Машина тронулась, Максим даже код от ворот знал. Вскоре мы катили по ночной дороге, я выдохнула, размышляла на тему, когда лучше показаться, когда зазвонил телефон. Я решила подождать.

– Да? – коротко ответил Максим. – Время сколько, посмотри, ты почему ещё не спишь? Понятно. Я много раз говорил – не надо бояться. Когда боишься, не получается. Успокойся. Отвлекись. А потом ещё раз попробуй. Хорошо. И спать ложись, не жди меня.

У меня сердце заколотилось в ушах. Надежда дикая, абсурдная, но такая притягательная, что от неё невозможно отказаться, затопила целиком. Я сжала кулаки, чувствуя, как дрожат пальцы. А затем рывком поднялась вперёд, протискиваясь между передними сиденьями.

– С кем ты говорил? – требовательно спросила, даже крикнула я.

– Е*ный в рот!

Машину дёрнуло, мы чуть не слетели с дороги в овраг, поросший деревьями. Заскрежетал металл о металл – все же задели заграждение. А затем остановились поперёк дороги.

– Ты, блядь, представляешь, что это такое, когда ночью в твоей машине появляется лысое нечто в халате? Я чуть машину не угробил!

– Хер с ней, – ответила я, пересаживаясь на переднее сиденье. – С кем ты говорил?

– С невестой, – ответил он закуривая. – Она мышей боится.

– Покажи телефон.

– Нет.

Меня колотило. Салон заполнялся сигаретным дымом. Макс перестроился в наш ряд, потом снова заглушил двигатель. Я чувствовала, что у меня начинается истерика.

– Ты говорил с ребёнком.

– Вера, – Максим повернулся ко мне, я старалась смотреть в его лицо, а не на сигарету, горящую в темноте красным маячком. – Вспомни. Снова вспомни, как это было.

– Ты звонил, – сказала я, чувствуя, как снова текут слёзы – что за ночь вообще. – У меня было пятнадцать пропущенных от тебя и восемь от Аришки.

– Да, – сказал он, подталкивая меня говорить дальше.

– Арина не брала трубку. Ты велел ехать домой, в старую квартиру, что там ждёт машина, надо уезжать и ввозить Даньку. А я все звонила и звонила Аринке. Она взяла трубку, когда я уже подбегала к дому. Я слышала Булькин лай. Они садились в машину, а Булька сбежала. Арина поймала её, посадила обратно и закрыла дверь. Помахала мне рукой, торопя, села сама. Завёлся двигатель, а мне до машины было несколько секунд, несколько метров. А потом…ее не стало. Не машины, ни того, кто в ней. Только огонь, много огня. Горячий, обжигающий…

– Ты Даню видела?

– Да, – заплакала я в голос. – Он сидел сзади. В новой полосатой шапочке. А Булька все прыгала на окно и лаяла…

– Вера, Даня мёртв. Не надо фантазировать. Надо принять. Жить дальше.

– Как ты? – крикнула я. – Трахаться, новых жен заводить? Ты понимаешь, я даже тела его не видела! Если бы хоть коснуться, понять, проводить… Максим, скажи мне, ты же с ребёнком говорил, правда, скажи?

– Я отвезу тебя обратно. Сходите с ума вместе.

Я вытерла слёзы рукавом халата. Реальность, настоящая, не четырёхлетней давности, наваливалась со всей её неизбежностью. И я решила.

– Зря я все это затеяла. Спрячь меня от Саши на несколько дней, и я уеду. Насовсем уеду. Живи, как хочешь.

Максим подождал. Пальцами по рулю постучал, скурил ещё одну ненавистную сигарету и поехал. Вперёд, прочь от особняка, на побережье. Через несколько километров завернул к придорожной заправке, вышел из машины. Телефон оставил. Я взяла его дрожащими руками. Набрала старый код, уповая на чудо, пальцы не слушались, ввела с третьей попытки. Блядь, неверно. Я не оставляла попыток до тех пор, пока вернувшийся Максим не отнял у меня телефон.