Два секрета для бывшего

Глава 16. Катя

Я уже готовлюсь отправиться с Котей в ближайшую гостиницу, когда передо мной и этой сумасшедшей теткой встают двое охранников. Я их уже видела, они сопровождали нас от офисной парковки и до дома. И, признаться, я про них напрочь забыла…

Но оказывается Герман не просто приказал чтобы я никуда не девалась с территории особняка. Он буквально запер меня тут. Так что и выгнать меня может только он.

Изрыгая угрозы и злобно поглядывая на охрану, моя несостоявшаяся свекровь удаляется, а я с хныкающим Котей возвращаюсь обратно в комнату. Меня трясет. Мне бы очень хотелось позвонить Герману, рассказать о случившемся… Но мой телефон разбит! Остается только надеяться что эта Елизавета Сергеевна больше меня не тронет. А главное — моего Котю. От воспоминаний о ее угрозах становится жутко. Неужели она способна навредить младенцу? Это же бесчеловечно! И никому ведь не расскажешь. Не поверят.

Я успокаиваю Котю, даю ему грудь. Он приникает к ней и задремывает. А я с трудом сдерживаюсь чтобы не разрыдаться. Я чувствую себя уязвимой больше чем когда-либо! Ведь я не знаю к кому обратиться, я не знаю что мне делать. Я без связи, одна, с ребенком, в незнакомом доме. А мой Мишенька… Что с ним сейчас? Удалось ли нанять борт? Как он перенесет полет? Думать страшно об этом.

Я укладываю Котю рядом с собой, сама ложусь, свернувшись клубочком и лежу часа два, глядя на личико сына в свете тусклого ночника. Ужасная безысходность… Слезы текут сами…

Я так и засыпаю… Снятся мне тревожные сны. Будто эта сумасшедшая женщина прибегает, хватает моих детей, обоих, и несется куда-то. А я бегу за ней и умоляю отдать, обещая, что я никогда больше не попадусь ей на глаза.

Я просыпаюсь от стука в дверь. Это Аля, пришла спросить про завтрак. Она как всегда спокойная и улыбчивая. Как будто не было накануне жуткой тетки… Может и правда приснилось? Но я знаю. Не приснилось.

— Доброе утро, относительно завтрака пожелания будут?

— Доброе, — улыбаюсь, — Как вчера сделайте. Было очень вкусно.

— И ребеночку?

— Да, — киваю.

Я умываюсь, переодеваю проснувшегося Котю… Кстати самое время постирать вещи, за вчерашний день накопилась куча белья… Сыночек радостно угукает и машет ручками. Я смазываю кремом его складочки. Все сухо, идеально… Затем присыпка. Не удержавшись, целую одну пяточку, затем другую. И становится так хорошо. Мой сладкий мальчик. Моя радость, смысл жизни.

Мы завтракаем, потом я вытаскиваю детскую книжку сказок и начинаю читать малышу. Конечно он не особенно понимает все… Но ему очень нравится, нравится слушать мой голос. Он смотрит на меня своими ярко-голубыми глазами, а я периодически прерываю чтение и улыбаюсь малышу, подмигиваю. Отчего Котя радостно визжит.

Наше приятное времяпровождение прерывает очередной стук в дверь. До обеда правда еще часа два. Но я откладываю книжку и иду открывать дверь. А там… Елизавета Сергеевна! Опять!

Я охаю и тут же хочу закрыть дверь, однако эта тетка оказывается ловчее и сильнее меня. Она делает шаг вперед, оказываясь в комнате.

— Вы… Вы куда? — на меня накатывает паника, но…

— Катюша, девочка моя, я пришла мириться! — заявляет, широко улыбаясь. Ее голос, ее тон… Все поменялось. Даже как будто она выглядит совсем не так как вчера. В каком-то длинном свободном платье цвета пыльной розы, в руке — бумажные пакеты, — Ты меня прости, что я так с тобой вчера разговаривала! Я же такие страсти себе сама напридумывала, Герочка же меня не предупредил. Я же не знала что твой ребенок и правда мой внук! А ты бы знала, я так рада за Герочку! Он очень хотел детей, да все никак не получалось. А тут такой подарок судьбы! Даже не верится! Счастье-то какое!

Елизавета Сергеевна говорит так нежно, певуче, что может показаться, что она и правда пришла мириться. Вот только я отчего-то не верю. Я видела какая она злая… Но сейчас с ней спорить — себе дороже. К тому же вдруг в драку кинется?

Я делаю над собой усилие и улыбаюсь:

— Я рада что все разъяснилось.

— Да, я поговорила с сыном, и он мне все рассказал. Ты прости меня, глупую, я на нервах такого наговорила, что самой страшно. Дети же всегда дети, даже когда им тридцать. Их любишь, за них переживаешь и боишься что упустишь их в самый ответственный момент. Ты сама как мать такого сладкого малыша, думаю, меня прекрасно поймешь. — она открыто и очень добро улыбается, словно искренне раскаивается в совершенной ей глупости и просит не держать на нее зла. — Я тут по дороге заскочила в магазин, и захватила всего по мелочи, малышам вещей много не бывает, у тебя с собой вообще мало вещей. У моего внука должно быть все!

Она выкладывает пакеты на кровать и суетливо начинает разбирать их содержимое:

— Я взяла пачку подгузников, надеюсь не ошиблась с размером, несколько комбензончиков, смотри какая прелесть! — она прикладывает к груди веселенький желтый костюмчик, нежно его поглаживая, — Напомни как малыш зовут? Ему должно быть в пору.

— Костя, — осторожно отвечаю подхватывая ребенка на руки и присаживаясь на другой край кровати, пока Котя не успел сам доползти и схватить яркие шуршащие пакеты. Ползает он нескладно, на животе, но уже довольно шустро. А уж пожевать шуршащее и яркое не упустит момента.

— Константин, какое прекрасное имя для такого хорошенького мальчика!

Она всем своим видом демонстрирует радость и заинтересованность в ребенке, и мне уже начинает казаться, что она раскаивается в произошедшем, что она действительно просто накрутила себя какими-то ужасами. И из-за этого вела себя как разъяренная львица. Но внутренней чувство мне говорит, что не стоит расслабляться и доверять женщине, которая способна настолько быть разной в течение суток. Нет, все это неспроста, даже если дело в том, что Герман смог ее заставить поменять свое отношение ко мне, то расслабляться все равно не стоит — насильно мил не станешь.

Нет, она просто затаилась и поменяла тактику. Тем более что я подозреваю, что ее разговор с сыном не был душевным или хотя бы долгим — имя ребенка она так и не запомнила. А может даже и не узнала.

Глава 17. Герман