Принцесса на горошине

ГЛАВА 6

Всю дорогу до Ржева, куда мы отправились следующим утром, Лиля сидела, уткнувшись в экран телефона. С кем-то переписывалась, улыбалась, и, вообще, всем своим видом показывала, что очень довольна. Ещё бы, она вчера кучу фоток в ресторане сделала, даже меня просила её сфотографировать. Я фотографировала. Говорила себе, что для Лили всё в новинку, ей интересно и радостно. А моё дурное настроение никак не должно отразиться на её хорошем настрое.

Мы ехали в Ржев, и, кроме как Лиля, этому обстоятельству никто не радовался. Даже я. Считала, что радоваться и надеяться на хороший исход, довольно рано. Я волновалась перед встречей с матерью, пыталась придумать, что ей скажу, а ещё предугадать, что от неё услышу.

Вчера я спросила у Лили, почему она решила уехать от матери. А та взглянула на меня удивлённо, и сказала:

- А что мне там делать? Я в Москву хочу. Не там же замуж выходить?

Я про себя хмыкнула, а вот сестре понимающе кивнула.

- Ну да.

- А ты передумала? – спросила меня Лиля сегодня утром, за завтраком.

- Что передумала? – не поняла я.

- Замуж выходить, - подсказала она. – Как понимаю, рыцарь в блестящих доспехах сегодня не ночевал.

Мне не хотелось обсуждать с ней Дмитрия Алексеевича, не знаю почему, но не хотелось. Я даже вчера вечером о нём ни словом не обмолвилась. Но, наверное, на моём лице многое можно было прочитать.

- Не ночевал, - согласилась я. И туманно ответила: - Мы поспорили с Димой. Решили немного остыть.

- Обо мне поспорили?

- Нет, не о тебе. У нас без этого… много поводов для обсуждений.

- Понятно. – Лиля вдруг усмехнулась. – Ты так интересно разговариваешь.

- В каком смысле?

Она заулыбалась, на стуле поёрзала, видимо, что-то изображая.

- Ты такая вся… воспитанная, манерная. Такая вежливая.

- Меня так учили, - ответила я, ощущая некое недовольство от её слов. Хотя, по сути, ведь она ничего плохого мне не сказала, но всё равно сложилось впечатление, что пытается задеть.

- Отец? – спросила Лиля.

- И он тоже. А ещё в школе.

- В каком-нибудь закрытом интернате, как в кино показывают?

- Нет, - качнула я головой. – Частная школа для девочек. Здесь, в Москве.

- Для девочек? – Лиля глянула с интересом. – То есть, мальчиков там, вообще, не было?

- Не было.

Она хмыкнула.

- Прикольно.

- У нас были званые вечера, встречи, всякие празднества, на которые приглашали мальчиков. Из другой закрытой школы. Для мальчиков.

Лиля глаза на меня вытаращила.

- Да ладно.

- А что такого? – удивилась я её реакции.

- Не знаю, - искренне протянула Лиля. – Пытаюсь представить, и не могу.

- Я училась в хорошей школе, - обиделась я. – Я до сих пор вспоминаю учителей. С благодарностью.

- Не сомневаюсь. А меня однажды чуть не отчислили из школы, - фыркнула от смеха Лиля. – Потому что мы с мальчишками за школой курили. Классе в седьмом.

Вот такие мы были разные. И теперь мы ехали вместе в жизнь, привычную для моей сестры, а не для меня. Ясно, что я волновалась.

- А… мама знает, что мы приедем? – догадалась спросить я, после пары часов пути.

- Я её предупредила, - легко отозвалась Лиля.

Я на неё смотрела, я ждала от неё ещё каких-то слов, а сестра равнодушно замолчала. Ей было нечего сказать. Он всего лишь ехала домой, с визитом.

- Марьяна, заедем для начала в гостиницу? – поинтересовался Рыков, когда впереди замаячили первые городские многоэтажки. Мы въезжали в Ржев, в его окрестности, и я стала нервничать еще сильнее, ничего не могла с собой поделать.

- В гостиницу? – переспросила я.

Рыков ко мне обернулся.

- Конечно. Для тебя заказали номер. Или мы вечером обратно?

Судя по его тону, поторопиться вечером в обратную дорогу Пал Палыч был совсем не против. И теперь смотрел на меня пытливо. А я молчала в растерянности. И Лиля на меня тоже глянула.

- Мы поедем вечером обратно? – спросила она.

Пал Палыч едва слышно хмыкнул, после чего проговорил, отворачиваясь:

- Может быть. Не все.

Мне не хотелось участвовать в их перепалке, и я снова принялась смотреть в окно.

Сам город меня не впечатлил. Наверное, это был милый, провинциальный город, со своими прелестями и укладом, но моё душевное состояние не располагало к тому, чтобы я искала хоть что-то хорошее в том, что видела. Гостиница меня тоже не впечатлила, хотя, в холле нас встретил управляющий, лично. Я, вообще, не понимала, для чего мы сюда приехали, заехали. Складывалось ощущение, что Пал Палыч банально тянет время. Даёт мне подумать. Или одуматься. Или додумать ситуацию. Но чем больше я ждала встречи с матерью, тем больше нервничала.

- Я позвонила маме, сказала, что мы уже в городе, - порадовала Лиля, появляясь в комнате номера «люкс» с сияющей улыбкой. – Мы едем?

Я кивнула, старательно подавила в себе тяжёлый вздох.

- Едем.

Лиля сверлила меня взглядом, уперла руку в бок.

- Может, пообедаем?

- В ресторане, - подсказал Пал Палыч, кинув на мою новую родственницу едкий взгляд.

- Я не голодна, - сказала я. И призналась: - Ни кусочка проглотить не смогу.

- Ты переживаешь из-за мамы? – вдруг догадалась Лиля. И улыбнулась мне. – Перестань. Всё будет хорошо. Она тебя ждет.

Она меня ждет. Мама меня ждет.

Даже то, что я проговаривала эти слова мысленно, и то заставляло меня перестать дышать от волнения.

- Не думаю, что нам следует ехать туда, - снова начал ворчать Рыков, как только Лиля вышла из комнаты. – Марьяна, послушай меня. Пусть она… эта женщина приедет сюда, в гостиницу. Вы друг на друга посмотрите. Встретитесь, так сказать, на нейтральной территории.

Я на Пал Палыча посмотрела, выслушала его, но ничего кроме слабой улыбки в ответ на его слова выдать не смогла.

- Дядя Паша, это моя мать.

- А я про что?

- А вы про «эту женщину», - пожурила я его. Но затем согласилась. – Наверное, у вас есть все основания для такого к ней отношения, наверное, вы знаете об их семейной жизни с отцом куда больше меня. Но я хочу вынести собственное решение.

Рыков недовольно поджал губы, посверлил меня взглядом, но кивнул.

- Хорошо. Когда выезжаем?

- Через пятнадцать минут.

- Пойду, переговорю с водителем, - пробубнил он, и вышел из номера, оставив меня одну.

Проживала моя мать с семьёй в спальном районе, довольно старой постройки. Банальные панельные пятиэтажки, заросшие кустарником дворы, яркие, но какие-то запущенные детские площадки, лавочки у подъездов. Я смотрела в окно автомобиля во все глаза, всё это было для меня незнакомым и диковинным. Я даже вслух это сказала. А Лиля, сидящая рядом со мной, громко хмыкнула в ответ и проговорила:

- Везет. А я всю жизнь так живу.

Мы вышли из автомобиля у одного из подъездов, я огляделась. А Лиля подошла ко мне и негромко проговорила:

- Мама не вышла тебя встречать. Не хочет, чтобы соседи наблюдали.

Я на сестру посмотрела, обдумала её слова, после чего согласно кивнула. Им лучше знать. Это в отцовском доме до соседей бежать и бежать, а тут, на самом деле, все друг у друга на глазах.

- Я зайду первым, - попробовал опередить меня Пал Палыч, а я схватила его за локоть. Глянула с намёком.

- Не думаю, что меня в этом подъезде похитят, - сказала я ему. И весомо добавила: - Или убьют.

Рыков был крайне недоволен и моими словами, и происходящим в целом. И у него никак не получалось это скрыть. Будто ему что-то хотелось сказать, воспротивиться моему решению, но он никак не мог продумать, как это сделать. Что именно мне сказать, чтобы я прислушалась к голосу разума. Его разума.

Лиля в этот момент взяла меня под руку, будто давнюю подружку. Потянула за собой.

- Пойдем.

И я пошла. Поднималась по лестничным пролетам подъезда на третий этаж, лифт в этом доме был не предусмотрен. Я поднималась, и мысленно отсчитывала каждую ступеньку, потому что ни о чем другом в этот момент думать не могла. Не получалось у меня.

А Лиля вперед меня поднялась на лестничную площадку и запросто толкнула одну из дверей. Та тут же открылась, открывая обзор совсем небольшой квартиры.

- Мы приехали! – оповестила она домашних, а я остановилась, не переступая порога. Смотрела в квартиру. Точнее, заглядывала, в чужую жизнь. В чужую жизнь, в которой жил человек, самый дорогой для меня. Мама.

- Марьяна, входи.

Лиля позвала меня, она радостно улыбалась, а я словно на автопилоте переступила порог квартиры, и оказалась в совершенно крошечной прихожей. А потом увидела Её. В один момент, она взяла и вышла из коридора, и мы друг на друга уставились остановившимися тревожными взглядами.

Я поняла, что это она – в самую первую секунду. Мама. Моя мама, женщина, которую я миллион раз, наверное, разглядывала на старых фотографиях, которые хранились в большом альбоме, на полке моего книжного шкафа. На фотографиях мама была молодой, красивой, беззаботной. Смотрела с любовью и нежностью, и казалась мне неземной. Неземной красавицей, став повзрослее я задумалась о том, что такие красивые и прекрасные люди, какой она мне казалась, не могут долго выносить тяготы земной жизни. Поэтому рано уходят. Я внушила себе эту мысль лет в тринадцать, и на ней успокоилась. Лишь временами разговаривала с мамой, в тишине, в темноте, о самом сокровенном. Была уверена, что она меня слышит. Ведь папа с раннего детства мне твердил, что мама меня любит, и она всегда рядом.

А теперь, стоя в прихожей в этой квартире, и глядя на свою живую мать, мне все мои разговоры с ней показались такими глупыми. И я самой себе казалась глупой.

Женщина всплеснула руками и прижала их к своей груди. И проговорила незнакомым мне голосом:

- Марьяна… ты такая красивая, такая взрослая. – А потом её руки потянулись ко мне. – Девочка моя.

Я продолжала стоять, не могла пошевелиться, но позволила ей подойти и обнять меня.

Я знала, что это она. Я знала, что это моя мать. Что это не ложь, не обман, что это она. Но почему-то… почему-то я не упала перед ней на колени, не принялась рыдать, не почувствовала облегчение, избавление от многолетней боли. Я застыла, и только чувствовала, как она обнимает меня.

Она оказалась меньше меня ростом, у неё была не та точеная фигура, что я помнила на снимках, она не была похожа на себя прежнею, совсем. Следы былой красоты ещё ясно угадывались на её лице, но она будто потускнела, набрала вес, черты лица расплылись, а глаза… Когда мама отстранилась от меня, чтобы заглянуть мне в лицо, я подумала о том, как некрасиво, как виновато на какие-то секунды заметался её взгляд. Словно она совсем и не рада была меня видеть. Но затем из её глаз полились слёзы, и меня снова прижали к груди.

- Марьяна, девочка моя… - повторила она, и я всё-таки выдохнула. Она погладила меня по плечам. – Такая взрослая.

Теперь её звали Любовь Витальевна Остапенкова. Уже двадцать пять лет моя мать жила под этой фамилией. Я читала информацию, которую предоставил мне Пал Палыч несколько дней назад о моей матери. Тот единственный лист бумаги, который он мне принёс, даже досье назвать было нельзя. После её отъезда из Москвы много лет назад, жизнь Любовь Витальевну особо событиями не баловала. Возвращение в родной город, замужество, ещё одна дочка, а в остальном… Я невольно окинула взглядом стены вокруг себя. В остальном, ничего особо не происходило.