Принцесса на горошине

ГЛАВА 12

Вот так всё и закончилось.

Наверное, расставание – это самое удивительное и в то же время печальное в отношениях. Когда ты не можешь уложить в своей голове происходящее. Вроде бы совсем недавно вы были влюблены, нежны друг с другом, строили планы и мечтали об общем будущем, а потом эти самые мечты заканчиваются ссорами, обидами, непониманием. В какой-то момент ты останавливаешься, пытаешься осмыслить, и не понимаешь, как вы до такого дошли. Были близкими, родными, а стали склочными и чужими людьми. И нет больше внутри нежности и желания понять. Есть только стремление что-то доказать, порой обидеть словом, выйти в споре победителем. А победителей в расставании не бывает. Повезет, если каждый останется при своём, а не с дырой вместо сердца.

Позже, после тысячной попытки осмыслить случившееся, порой кажется, что нашёл верный ответ. Что поступить в определенный момент нужно было иначе, повести себя по-другому, сказать… вместо того, чтобы что-то сказать, можно было подойти и обнять. Дать понять человеку, что его близкое присутствие, куда важнее какой-то там недоказуемой истины. Которая никому, по сути, и не нужна. Одно объятие, один поцелуй, одно вовремя сказанное теплое слово, и, возможно, возникшая проблема вам обоим показалась бы глупой и несущественной, и не переросла бы в очередную обиду. Вот только уже поздно, и обнимать больше некого. Через стену, в которую плотным рядом сложились все ваши разногласия, уже не переступить.

Ужасное слово – поздно.

Марат уехал в Казань, а я осталась в Москве. Между нами не было слов, которые бы поставили точку в наших отношениях. Мы, по факту, даже не расставались. Просто разъехались по разным городам, я очень тяжело переживала свалившееся на меня разочарование, понимание того, что пришлась не ко двору его семье, а Марат не стал мнению родителей противиться.

«Они хотят для меня жену-мусульманку». Эти слова долго-долго звучали у меня в ушах и казались мне ужасно несправедливыми.

Мне казалось, что главное, радоваться за своих детей, которых любят, которые сами смогли полюбить, а все остальное – это такие мелочи, нестоящие внимания. Но, наверное, я была слишком молода для таких выводов. Слишком многого не понимала, слишком многое не брала в расчет. Например, семейные традиции и принципы, неправильно расставляла приоритеты.

- Пять лет прошло, а ты снова обо всё этом думаешь, - недовольно проговорила я, обращаясь наутро к своему отражению в зеркале.

Всю ночь мне снилась какая-то суета, бардак, я тревожно крутилась во сне, и проснулась не в лучшем расположении духа. Уставшая и измотанная.

С мыслями о Марате Давыдове. Всё, как пять лет назад. Засыпала с мыслями о нём, и просыпалась с этими же мыслями. Кто бы знал, чего мне стоило от них избавиться.

- Марьяна. – Шура заглянула в комнату после короткого стука. Я на экономку посмотрела. – Ты проснулась? Там Дмитрий Алексеевич пожаловал.

Я снова посмотрела в глаза своему отражению, недовольно.

- Кто его впустил?

- Я впустила, - развела руками Шура. И тут же добавила: - А что прикажешь делать, если он в дверь звонит? Выгнать? Я так не умею.

Я вздохнула.

- Хорошо, я сейчас спущусь.

В столовой, где поджидал меня Абакумов, работал телевизор. Во мне вдруг вспыхнуло чувство дежавю. Будто всё это уже было. Я спускаюсь утром, а Димка завтракает, смотрит новости, перед тем, как уехать на работу. Я даже представила его в белоснежной рубашке с галстуком, с чашкой кофе в руке, перед тарелкой с омлетом. Я вошла в столовую, на Дмитрия Алексеевича посмотрела, и моё представление о том, что я увижу, немного пошатнулось. Абакумов был одет в черную рубашку, расстегнутый ворот показывал крепкую шею, и довольной улыбкой на лице Дмитрия Алексеевича и не пахло. Он пил кофе и смотрел на экран телевизора.

- У тебя кто-то умер? – решила поинтересоваться я.

- Настроение ни к черту, - пробубнил он.

Комментировать я не стала, присела за стол, правда, не рядом с Димкой, чуть подальше. И тоже на экран телевизора посмотрела, невольно нахмурилась, увидев на нём лицо Давыдова. Судя по всему, СМИ настойчиво муссировали тему его назначения на должность руководителя холдинга. Диктор бодро пересказывала информацию из резюме Марата, вспомнила о его работе в холдинге вместе с моим отцом, а я в некотором напряжении ждала, когда она перейдет к его личной жизни. Наверняка, журналисты всё помнят, да и новые подробности захотят непременно выяснить. Но о жареных фактах ничего сказано не было, канал, в конце концов, был серьёзный, больше направленный на финансовые новости и аналитику, а не на сплетни, и моего фото, слава богу, на экране не появилось. Я выдохнула. Но прекрасно знала, что очередной всплеск слухов и обсуждений моей личной жизни, моих прошлых отношений с Давыдовым, впереди.

- Он, правда, руководил янтарными приисками? – спросил меня Дмитрий Алексеевич.

Я на него посмотрела. Кивнула.

- Да. Отец его назначил.

Абакумов нехорошо усмехнулся. Выдохнул в раздражении.

- Ясно.

- Дим, ты чего приехал-то? – решила поинтересоваться я.

- Ты не рада меня видеть?

Я налила себе кофе. Его тон и настроение мне активно не нравились.

- Мне не нравится, что меня проверяют. К тому же, мы с тобой договаривались.

- О чем?

Снова пришлось поднять на него взгляд.

- Что ты живешь в семье.

- Мы с тобой об этом не договаривались, - воспротивился он. – Просто ты наслушалась…

Я жестом попросила его замолчать.

- Дим, пожалуйста… Я не хочу сейчас это обсуждать.

Он смотрел на меня с подозрительным, едким прищуром.

- Есть, о чем подумать?

- Думай, что хочешь.

- Я знаю, - сказал он. И замолчал.

Я глянула на него с непониманием.

- Что ты знаешь?

- Что ты вчера с ним ужинала.

- А-а, - с пониманием протянула я. – И что?

- Это я у тебя хотел бы спросить: «Что?».

- Дима, неужели ты всерьёз думаешь, что, если я с кем-то ужинаю на глазах у десятков человек, то обязательно с этим человеком потом сплю? И Давыдова это касается в том числе, - закончила я. – Он сотрудник компании, такой же, как и ты. – Я обдумала свои слова. – В более высокой должности. Но на этом всё. Это моя обязанность, в конце концов, держать руку на пульсе.

- Держи руку на моём пульсе, - сказал он.

Абакумов даже потянулся ко мне через стол, с намерением накрыть ладонью мою руку, но я не дала ему этого сделать. Руку свою убрала, а затем и вовсе поднялась.

- Думаю, тебе следует поехать в офис, Дима, - открыто намекнула я ему. – Марат не любит опозданий. А сегодня, скорее всего, он будет знакомиться с сотрудниками.

- Марьяна.

Я обернулась к нему, посмотрела со всей серьёзностью, после чего покачала головой. И попросила:

- Не надо, Дим. Не надо.

Я услышала за спиной его скорбный вздох, явно сделанный напоказ. Затем Димка поднялся, я услышала, как ножки стула негромко проскребли по полу.

- Хоть проводи меня, - попросил он.

Я понимала, что он делает, Дмитрий Алексеевич был знатным манипулятором, и некоторое время наших отношений я этого не понимала. Наверное, потому, что раньше со мной так никогда не поступали. Не вызывали во мне жалость взглядами, определенными фразами, грустной мордочкой. Я долго-долго на это реагировала, начинала его жалеть, поддерживать, что-то прощала. А потом в один момент перестала. И момент этот наступил, кстати, совсем недавно, переход был резким, и Абакумов, судя по всему, всё ещё не верил, что я перестала вестись на его маневры. Поступал по-прежнему и ожидал от меня прежней реакции.

Он и сейчас приблизился, положил руку мне на плечо, и всё с таким страдальческим видом, словно больше ничего от меня и не ждал, лишь бы самому дотронуться. Как пес, который укладывается спать рядом с хозяином, и счастлив хотя бы лапу на хозяина положить.

Сбегать мне показалось глупым, поэтому я согласно кивнула. И направилась прямо к дверям.

- Я тебя люблю, - сказал он.

Я печально улыбнулась, на Димку не смотрела.

- Не любишь, Дим, - ответила я ему.

- Что ты такое говоришь? – возмутился он.

- Ты любишь себя рядом со мной. А не любишь ты, Дима, никого.

Он помедлил с ответом, после чего хмыкнул. Достаточно жестко.

- Вот, значит, какого ты обо мне мнения.

Мы вышли из дома, остановились у дверей. На улице светило солнце, я невольно прищурилась. На Димку посмотрела.

- Ты в этом не виноват. Просто ты такой.

- Ты ошибаешься, Марьяна.

- Дима, у тебя замечательная жена. И она тебя любит. Попробуй это оценить.

- Разве кто-то со стороны может что-то понимать в отношениях двух других людей? Вот и ты не можешь знать о наших с ней отношениях.

- Не могу, - согласилась я.

Главные ворота начали открываться, я услышала звук, повернула голову. И к своему неудовольствию увидела автомобиль Давыдова. По моему мнению, ему здесь совершенно нечего было делать. Ни в это время дня, ни после вчерашнего нашего с Маратом разговора. Но вот он, тут как тут.

- Ты же говорила, что он в офисе, дела принимает, - едко проговорил Абакумов у меня над ухом. Он тоже внимательно наблюдал за появлением Давыдова на территории моего дома.

Свёл же их черт этим утром, да ещё в моем присутствии.

Марат тоже нас заметил. Он из машины вышел, разговаривал о чём-то с подоспевшим к нему охранником, и на нас с Дмитрием Алексеевичем поглядывал. С такого расстояния я не могла оценить его взгляды, но понимала, что мне, скорее всего, зададут несколько неприятных вопросов. Или не зададут. И я стану мучиться от неопределенности.

Марат направился к нам, шёл не спеша, приглядывался, и чем ближе подходил, тем шире и счастливее улыбался.

- Доброе утро, - поприветствовал он нас с Дмитрием Алексеевичем. Абакумов в ответ высокомерно кивнул, а я поджала губы. Оглядела Давыдова, его демократичную форму одежды. Джинсы и футболку. Не похоже, чтобы он торопился в офис.

- Доброе, - проговорила я в ответ, если честно, не зная, куда деть глаза. Мне ни на одного, ни на другого смотреть не хотелось.

Давыдов же в наглую уставился на Абакумова.

- Дмитрий Алексеевич, я вас сегодня в офисе увижу?

- А я вас? – свирепо поинтересовался Димка, кидая на меня выразительные взгляды.

Марат усмехнулся.

- Будьте уверены. Совещание с руководителями филиалов назначено на два. Очень надеюсь, что мы с вами всесторонне всё обсудим.

- Непременно, - кивнул Дмитрий Алексеевич.

Димке откровенно намекали на то, чтобы он не медлил, а прямо сейчас отправлялся в офис и к этому самому совещанию готовиться начинал. А тот продолжал стоять, сверлить всех взглядом и свирепеть. Я это чувствовала, Марат отлично видел и понимал, и, судя по всему, веселился. А я вот не понимала причины его веселья. Никак не понимала.

- Ты приехал по делу? – поинтересовалась я у него.

- Да. С Пал Палычем переговорить. И позавтракать заодно. – Марат легко поднялся по ступенькам, кинул на меня ещё один веселый взгляд, аккуратно обошёл нас с Дмитрием Алексеевичем, и скрылся в доме. И я тут же услышала его голос: - Шура! Завтрак есть? Есть хочу.

Я стояла, смотрела себе под ноги, и понимала, что моя жизнь превращается в цирк.

- Дима, поезжай в офис, - попросила я Абакумова, не в силах больше выдерживать двойной прессинг.