Не отпускай

Глава 9

Мага и Винсент — закадычные друзья Фрэнсиса — заезжают за нами ближе к обеду. Хорошо, что чемоданы так и не разобраны — времени на сборы остается в обрез: мы были слишком заняты изучением "французского". От одного воспоминания об этом сладко звенит все тело, а на губах появляется глупая улыбка.

В спешке надеваю первый попавшийся свитер и джинсы, кое-как приглаживаю растрепанные волосы — без укладки они все-равно пушатся, как у непоседливого ребенка — и даже успеваю замазать консилером темные круги под глазами.

Когда мы втроем — я, Фрэнсис и наш питомец Симон, — усаживаемся на заднее сиденье внедорожника, пес высовывает морду из приоткрытого окна и громко лает в сторону Марианны, вышедшей на крыльцо, чтобы попрощаться. Ни с того ни с сего меня разбирает смех. Догадываюсь — это несколько запоздало подействовал "алка зельтцер" по рецепту Фрэнсиса.

В салоне пахнет кожей, сигаретами и еще чем-то неуловимо дурманящим. Возможно приключениями? Удобно устроившись рядом Фрэнсисом, я готова отправится хоть на край света.

Присматриваюсь к его друзьям, пока мы перебрасываемся ничего не значащими фразами, которыми обычно обмениваются при первом знакомстве. Мага — из той породы женщин, которых называют fatal. Профиль Нефертити, длинная шея, скульптурные скулы, огромные карие глаза, в которых не грех и утонуть, и при этом растрепанные белокурые локоны, придающие ее царственной внешности чуточку легкомыслия. Винсент рядом с ней несколько теряется. Худощавый, в очках, с трехдневной щетиной на щеках, он напоминает самого обычного парня — пройдешь и не заметишь. Вот только глаза — угольно-черные, лукавые, чуть раскосые выдают человека незаурядного. Этакого змея-искусителя. Он плохо говорит по-английски, поэтому почти всю дорогу хранит загадочное молчание, но взгляд прищуренных глаз в зеркале заднего вида то и дело возвращается к нам с Фрэном.

По пути мы делаем одну остановку на супермаркет и быстрый обед — очень кстати, ведь до сих пор о завтраке никто не вспоминал, и я дико проголодалась.

Фрэнсис говорит, что мы будем есть хвосты бобра — прекрасно, дайте два! Я бы и лошадь съела.

К моему немалому разочарованию "хвосты бобра" оказываются всего лишь популярной канадской выпечкой с нескончаемым разнообразием соусов на выбор. Я, конечно же, беру “хвост” с кленовым сиропом — нельзя приехать в Канаду и не попробовать кленовый сироп — и чашку ароматного кофе без сахара. Жизнь внезапно играет новыми красками, когда первый за этот день горьковатый глоток любимого напитка обжигает горло. Кажется, я, наконец, просыпаюсь — какое же это неописуемое счастье, что моя рука все еще в надежном тепле большой ладони Фрэнсиса.

В Шарлевуа мы добираемся к вечеру, и красоту пейзажей мешают оценить быстро сгущающиеся зимние сумерки. В вечернем, праздничном освещении поступает уютный заснеженный городок Бэ-Сен-Поль с центральной площадью, ратушей и церквушкой.

Еще будучи в Нью-Йорке, Фрэнсис забронировал атмосферное загородное шале на три спальни поблизости от горнолыжных спусков. От городка до него ведет чуть ли не проселочная дорога вверх по горному серпантину. Винсент справляется со скользкой дорогой играючи, не забывая при этом поддерживать разговор и поглядывать на меня с видом “будь-у-меня-шанс-я-бы-его-не-упустил”. Между делом он рассказывает, что они с Магой тоже актеры, а с Фрэнсисом познакомился в театральной консерватории, больше десяти лет назад — с тех пор они втроем не разлей вода. Восхищаюсь людьми, способными сохранять дружбу на протяжении такого долгого времени, но что-то в этой троице меня смущает. То ли слишком громкий смех Маги шуткам Фрэна, то ли странное, настораживающее внимание Винсента к моей персоне.

По прибытию Фрэнсис и Винс берутся за ужин, в то время как нам с Магой остается лишь подавать продукты из холодильника да пить шампанское. Обожаю смотреть как готовят мужчины, особенно, когда они делают это мастерски. А Фрэн с Винсентом явно не новички на кухне.

Все кажется просто чудесным, играет музыка, позвякивают бокалы, шипит масло на сковородке, но тут Мага вдруг решает сообщить мне по секрету, что они с Фрэнсисом в прошлом были любовниками.

— Просто, чтобы между нами не было недомолвок, — говорит она, изящно откидывая локон белокурых волос с высокого лба. — С Винсом мы вместе уже целую вечность, я его очень люблю, — она делает эффектную паузу, — но Фрэна забыть невозможно.

На выразительном лице ее появляется мечтательная, слегка озорная улыбка, будто она вызывает в памяти те давно ушедшие дни — Я даже немного завидую тебе, — прибавляет Мага и заговорщицки толкает меня под локоть.

Я вовсе не ревнива по натуре, — тем более меня мало заботят какие-то там бывшие, — но отчего-то мне становится не по себе. То как она называла его “Фрэном”… Нет, я не боюсь конкуренции, меня скорее поражает ее святая непосредственность. И почему она считает нужным рассказывать о подобном?

За ужином мои сомнения несколько утихают, хоть мне и действует на нервы уж слишком раскованный тон нашей беседы. Интересно, Фрэн замечает недвусмысленные знаки внимания Винса адресованные мне, все эти мини-жесты Маги, призванные взбудоражить его память о прошлом?

— Кажется, я объелась, — говорит Мага с довольным видом, откидываясь на стуле. — Я и забыла как вкусно ты готовишь, — она обращается к Фрэну, в то время как мы с Винсентом бегло переглядываемся. Он все знает. И совсем не ревнует?

— Не помню, чтобы я тебя часто баловал, — отвечает Фрэнсис. На его лице ни тени смущения, наверное он понял, что Мага уже ввела меня в курс дела.

— О, ты же сам знаешь, раньше я чудесно могла прожить на шампанском и устрицах.

— И ты забыла главный ингредиент, — вдруг подхватывает Винсент.

— Да? — удивляется Мага.

— Секс, — Винсент приобнимает ее за талию с видом собственника, на лице абсолютное спокойствие и уверенность. Если он когда-то и ревновал ее к Фрэнсису — эти времена давно в прошлом.

Она заливисто смеется, с какими-то томными, гортанными нотками. Боже, да она же нагло флиртует!

— Это все устрицы, милый, — мурлычет она и снова бросает искрящийся взгляд на Фрэнсиса, а потом, будто вспомнив о моем присутствии, добавляет:

— Он уже водил тебя в это потрясающее место в Нью-Йорке, где подают дюжину великолепных Граввет (вид устриц), а к ним просто роскошное Шабли?

Я неопределенно пожимаю плечами с вопросительным видом глядя на Фрэна. В Нью-Йорке есть по крайней мере пять подобных мест, и в каждом из них мы бывали. Я тоже ценю это соблазнительное сочетание — устрицы, вино и секс.

— Могу поспорить ночь после была тоже потрясающей, — вворачивает Винсент и подмигивает с многозначительным видом.

— По-моему, роль устриц во всем этом несколько преувеличена, — отшучивается Фрэнсис. — С Хейли у нас вообще всегда все потрясающе. Правда же, детка?

— М-м, — киваю я с усмешкой, и провожу по его колючей щеке. Он шутливо целует меня в губы, и мы оба запиваем короткий поцелуй глотками прохладного шампанского.

— О-ла-ла, — Мага снова громко смеется. Слишком громко на мой вкус.

В конце-концов, мы решаем, что с вечеринкой пора завязывать и расходимся по спальням, условившись перед эти назавтра подняться к семи утра. Чтобы успеть не только покататься на лыжах, но и спуститься к замерзшей реке, где по словам Маги нас ожидают просто “потрясные” виды. А это значит, что и сегодня мы должны постараться уснуть пораньше.

Но благовидные планы идут к черту, когда мы с Фрэном оказываемся наедине. Намерение обсудить вчерашний разговор с Кэт совершенно улетучивается, стоит его тяжелой ладони лечь мне на талию. Некоторое время мы медленно танцуем — скорее просто переступая с ноги на ногу, словно подростки на первой дискотеке — под тихий, вибрирующий шепот музыки.

Когда в динамике раздаются аккорды скандально известной “Je T'aime… Moi Non Plus” Сержа Генсбура и Джейн Биркин, мы с усмешкой переглядываемся — лучше и не придумаешь. Он выходец из Франции, она — англичанка, оба киноактеры. Мне видится в этом некая параллель — прямо как мы с Фрэном. В его чуть ироничном взгляде обращенном на меня, я вижу — он думает о том же.

Немного слащавая и простоватая на первый взгляд мелодия — но это именно та из песен, где главное вовсе не мелодия, а слова, вернее даже то, как именно они исполнены. Чувственный напев Джейн, срывающийся на жаркий шепот и недвусмысленные стоны, повторяющий, будто в исступлении страсти — я люблю тебя, люблю тебя, о, да, я люблю тебя — и бархатистый, но не поющий голос Сержа. Словесное очарование — но в свое время песню прозвали порнографичной за чересчур откровенные охи-вздохи Джейн.

Фрэн склоняется к моему уху, касается щекой волос и начинает повторять за музыкой слова, от которых у меня идут мурашки по коже. Его голос почти заглушает музыку.

— Je t'aime, je t'aime / — Я люблю тебя, я люблю тебя

Oh, oui je t'aime! / О, я люблю тебя!

Tu es la vague, moi l'ile nue /Ты волна, я голый остров

Он зарывается носом в мои волосы и с внезапной порывистостью сжимает в своих объятиях, не прекращая наш медленный, странный танец. Внутри меня что-то сладко обрывается, волна возбуждения прокатывается от горла к ногам, колени становятся ватными. Голос Фрэна — теплый, глубокий — сводит с ума. Это лучше, чем поцелуи, думаю я, подставляя ухо его губам. Еще немного и нам будет не до разговоров. А я все же не могу не спросить о том, что меня волнует весь вечер.

— Твои друзья заигрывали со мной. В Канаде так принято? — я уже сожалею, что спросила.

— О, черт, — он тихо усмехается. — Они еще те проказники, знаешь ли.

— Что у тебя было с Магой? Между вами тремя? — меня просто не остановить.

— Это интервью? Или допрос?

— Она сама призналась. Правда, я не поняла зачем.

Фрэнсис тихонько смеется.

— Сначала мы мутили с Магой, — он многозначительно хмыкает, — потом в нее по уши втрескался Винсент. У нас образовалось некое подобие ménage à trois, слышала о таком?

— О Боже, ты таким занимался? Ты, Мага и… Винс?

— Я еще и не таким занимался, Хейли, но не перегибай палку. У нас не было секса втроем, если ты об этом. — Он морщит лоб, словно вспоминая, а затем продолжает: — Но какое-то время Мага почти открыто изменяла мне с моим другом. Или ему со мной? Теперь уже и не разберешься, однако факт в том, что в итоге мы все решили полюбовно. Я уступил ее Винсенту.

— С ума сойти, и после этого вы остались друзьями? — я качаю головой. — Ох уж эти французы…

— Эй, вообще-то ты говоришь с одним из них.

Я не зная, как отнестись к подобным признаниям. Но разве я не знала? Не догадывалась, что его потрясающая сексуальность и, не побоюсь этого слова — харизма, подразумевает богатый опыт?

— Какой же ты..

— Какой? — он чуть отклоняется и смотрит мне прямо в глаза — ни тени стеснения или стыда на его почти идеальном лице. Он словно говорит “Вот он — я, красавчик и повеса, уж не обессудь”

— Искушенный, порочный — не то, совсем не то, но других слов мне на ум не приходит.

— Ты же сама знаешь, служение Мельпомене[4] до добра не доводит.

Он прав, у актеров всегда так. Вечеринки, съемки, фестивали, премьеры — и никакой зажатости. В любой театральной студии учат снимать телесные блоки, открываться новому опыту, выходить за рамки, исследовать свои пределы. Всю жизнь мы учимся играть, подспудно репетируя роли, которые нам лишь предстоит исполнить.