Не отпускай

Глава 12

Сразу после праздников, Фрэнсис, прихватив Симона, уезжает на съёмки в Новый Орлеан, а я остаюсь одна в его квартире на Бруклин Хейтс. Мы не виделись вот уже вторую неделю. Я чудовищно скучаю по нему, мне одиноко и неуютно, поэтому, когда Джейк снова звонит, я соглашаюсь увидеться, чтобы хоть как-то отвлечься.

Вечером среды, я тяну белое прохладное вино в роскошном нью-йоркском кафе с панорамными окнами. Вид просто завораживающий: город мерцает дрожащими огнями вечеринок, автомобилей и реклам. Я сижу напротив Джейка, украдкой рассматривая его несколько обмякшее после перелёта лицо. Мы окутаны интимным, мягким полумраком, обычно царящим в подобных местах.

В целом Джейк выглядит неплохо: чисто выбрит, прическа — волосок к волоску, серый твидовый пиджак отлично гармонирует с его светло-голубым глазами. Но ничто во мне больше не отзывается на его чуть растерянную улыбку. А ведь я любила его когда-то, или мне казалось, что любила. Теперь я в этом вовсе не уверена.

Он рассказывает как провел праздники, а я слушаю в пол уха, не в силах сосредоточиться. Мои мысли далеки отсюда и, несмотря на то, что мы не виделись целую вечность, мне совершенно не хочется продолжать эту напрасную встречу. Зачем он позвал меня? Прервать бы поток его слов, и попросить сообщить о главном. Наконец, он замолкает, видимо, уловив, мою рассеянность. Между нами повисает тяжелая атмосфера взаимной неловкости.

— Хейли, ты… — он запинается, — спасибо, что пришла. Я боялся, что ты найдешь десятки причин для отказа.

Я, словно, очнувшись, вздрагиваю и меняю положение ног под столом, чуть откидываюсь на спинку удобного стула:

— Да брось, Джейк. С чего бы?

Он с целую минуту ничего не говорит, а затем, воровато улыбнувшись, достает из внутреннего кармана пиджака темно-синюю бархатную коробочку. У меня пересыхает в горле.

Проклятье.

— Выходи за меня, Хейли Дункан, — произносит он, и ловким щелчком пальца, распахивает коробочку. Ей-богу, он отрепетировал этот момент накануне. У меня такое чувство, будто песок уходит из под ног, как бывает при отливе. Еще год назад я бы, скорее всего, согласилась. Я хочу сказать что-то, но вместо этого лишь открываю рот, словно рыба, выброшенная на берег.

Джейк принимает мое молчание как знак, и, приосанившись, встаёт со стула, а затем в лучших традициях доброй старой Англии опускается передо мной на одно колено. Я все еще не смотрю на то, что лежит внутри коробочки. Не могу себя заставить.

— Будь моей женой, Хейли. Я люблю тебя. Я проделал весь этот путь в Нью-Йорк только ради тебя. Я дурак, я кретин, я чёртов олух, что отпустил тебя тогда.

На нас смотрят все присутствующие, я кожей чувствую эти любопытствующие, снисходительные взгляды. Растерянно смотрю на Джейка и думаю о том, почему он так глух. Почему так слеп? Он ведь долгие годы не замечал мое предательство. Он и сейчас не видит, что на лице моем большими — просто огромными — буквами, написано “нет”?

Я качаю головой и коснувшись его плеча, прошу вернуться за стол.

— Джейк… прости, — наконец голос ко мне возвращается. Он звучит гораздо решительнее, чем я рассчитываю. Помолвочное кольцо с крупным сапфиром беспомощно мерцает на шелковой подложке, словно укор.

— Это значит…

— Нет, — говорю я, чуть извиняющимся тоном.

— Нет? — повторяет он, пронизывая меня долгим, невидящим взглядом.

— Нет. Прости… Прости, — я беру сумку со стола, и, не дожидаясь помощи официанта, выбираюсь из-за стола. — Я… я должна идти.

— Постой, прошу, — Джейк хватает мой рукав, — Постой, Хейли. Дай нам шанс, пожалуйста. Разве мы не можем начать сначала?

Я ругаю себя, что согласилась на эту встречу. Стоило бы догадаться, что у Джейка в Нью-Йорке не может быть никаких дел. Он так и будет всегда сниматься во второсортных британских ситкомах, без единой мысли о большем. Я улавливаю запах знакомого одеколона, вижу как до боли привычно ходят желваки на его скулах — признак крайнего волнения.

— Прости, — я медленно освобождаю руку. — Все прошло, понимаешь? — говорю так спокойно, что у самой холодеет под ложечкой. — Слишком поздно, Джейк. Поздно.

Не дождавшись его ответа, разворачиваюсь и ухожу, ни разу не оглянувшись.

Промозглый холод Нью-Йоркского зимнего вечера быстро отрезвляет мысли. Я знаю, что должна сделать. Пальцы сами тянутся к телефону и быстро набирают давно выученный наизусть номер. Через два гудка слышу любимый, хрипловатый голос на том конце:

— Хэллоу, m'amour…

Обожаю его. В том числе за эти языковые выкрутасы.

— Женись на мне, Фрэнсис, — выдаю я без приветствия и запинки, а затем добавляю. — И я хочу от тебя ребенка.

Он цокает языком и смеется:

— О-ла-ла, Хейли! Ты что внезапно стала моей фанаткой?

— Самой преданной, Фрэн. И я вовсе не шучу.