(не)твой

Глава 14. Оля

Я понимаю, что он не остановится, но и сама остановиться тоже не могу. Голова кружится от эмоций и горячих рук Антона, мысли путаются, как сплетаются наши языки, а слова, которые сказать нужно бы, так и остаются несказанными.

Потому что «Антон, давай остановимся, мы совершаем ошибку» съедается с моих губ его настойчивым ртом, и я как безвольная кукла позволяю ему это делать.

Мне так хорошо, что хочется плакать, Антон покоряет меня своей заботой и нежностью, и я, таким отношением не балованная, просто таю в сильных руках, отметая к чертям все лишние эмоции. Пусть останется только «хорошо», обо всех «неправильно» я подумаю завтра…

Поэтому целую со всей страстью, которая разгорается жарким пламенем между нами, зарываюсь пальцами в отросшие на затылке волосы и умираю от того, как крепко обнимает Антон. Он держит меня так, словно я какое-то ценное сокровище, ещё немного, и затрещат ребра, но мне совсем не больно, только очень приятно и трепетно.

Антон целует вкусно, покусывает губы и ловко владеет языком, одним поцелуем распаляя нас обоих до максимума. Дыхание становится только тяжелее, мы медленно бредем к дивану, путаясь в собственных ногах, и тихо стонем в губы друг друга, забывая о стыде и каких-то личных запретах. Нет их больше. Сейчас вообще ничего кроме нас двоих нет. Кроме нашего безумия, которое два тела щупальцами обвивает, заставляя целоваться ещё откровеннее и наконец-то найти этот чёртов диван…

— Не проси остановиться, — говорит Антон почти грубо, отрываясь от меня. Голос безнадежно охрип, от тембра бегут мурашки, он так возбужден, что мне даже немного льстит, — не смогу уже, смирись, Кроха.

А я смирилась давно, ещё когда он руку мою в темноте поймал, поняла, что дороги назад сегодня не будет, да и… Я не искала дорогу эту, если честно.

Я молчу, не хочу отвечать, и думать тоже ни о чем не хочу. Начну думать — начну себя корить. А этим я займусь завтра. Сейчас я хочу только получить удовольствие.

Антон трепетный, но резкий, сжимает руками сильно, но тут же проводит по этим местам кончиками пальцев, убивая заботой. Я чувствую, что он думает обо мне, видит только меня, на весь мир ему плевать сейчас. Он так долго пытался добиться от меня взаимности, что его нереальные эмоции сейчас передаются мне, и я сама словно сгораю от счастья, чувствуя его каждой клеточкой тела.

Ковалёв падает на диван и тянет меня за руку, усаживая на свои колени. И боже… это так пошло. Я сижу верхом на своем подопечном, это самое неправильное, что я делала в жизни, но однозначно оно же и самое вкусное.

Антон дышит так громко, что у меня кружится голова, а когда впивается губами в шею, то и вовсе улетаю куда-то за пределы планеты. Это невыносимо… Он такой жадный, что у меня растут крылья, такой горячий и страстный… Боже! У меня так давно никого не было, что ощущения почти забытые, оттого удовольствие растекается по телу ещё быстрее, кончики пальцев покалывает в предвкушении, а сдохшие бабочки внизу живота начинают стремительно оживать и летать, задевая крылышками все внутренности.

Ковалёв жадный. Я чувствую, как ему сносит крышу от нашей близости, и если на наших поцелуях он держал себя в руках, чтобы не съехать с катушек, то сейчас явно себя отпустил. Он как зверь, добравшийся до водопоя, он лев, заприметивший жертву, он… Он такой страстный, что все мои стены валятся к его ногам с грохотом, и пожалеть я об этом не успеваю, потому что мои губы снова захватывают в плен, а проворные руки начинают стремительно стягивать одежду.

Я сижу сверху, но ведёт Антон, даже не позволяя мне думать, что я могу быть ведущей. Не сейчас точно. Не тогда, когда он едва не рвет на мне футболку, охваченный страстью.

— Осторожнее, Господи, — срывается с губ с тихим стоном, когда Ковалёв срывает с меня лифчик и тут же припадает губами к груди. Мамочки… Я и не помню, когда последний раз мне было так хорошо, но от диких ощущений под веками собираются слёзы. Почти в бреду раздеваю Антона, я не могу терпеть эту пытку, если сейчас же не отключусь, снова начну думать о том, о чём в эти минуты думать не стоит. Кусаю губы, чтобы не стонать громко, хотя в комплексе нет никого, кроме охранника, но он точно нас не услышит, я просто… Мне кажется, я не имею права кричать о своём удовольствии. Честности ради, я и с одним из игроков спать не имею права.

Но как ему сопротивляться? Когда кожа огнём горит, что обжечься можно, а глаза в полумраке ярче звёзд сияют. Антон красивый… Сейчас, когда глаза к темноте привыкли, и он открыт передо мной, как никогда, могу бесстыдно его рассматривать и любоваться.

Мы зависаем на пару секунд. Оба обнажённые, я всё ещё сверху, дышим как звери загнанные, смотрим друг другу в глаза, с ума сходим.

Антон раскрывает презерватив, и я прикусываю язык, чуть не сказав, что принимаю противозачаточные. Нет… Не нужно без резинок. Это слишком интимно, я тогда себе точно не прощу.

— Прекрати думать, Кроха, — внезапно произносит Антон, хватая моё лицо в ладони. — Не думай сейчас вообще ни о чем, кроме меня, тебе ясно?

Киваю, соглашаясь. Я и не хочу ни о ком другом думать, да и не вышло бы, когда он рядом. Такой взрослый, такой заботливый, до боли в рёбрах нежный и до головокружения страстный.

Я радуюсь, что в кабинете темно, потому что краснею как девчонка перед первым сексом. И трясусь так же. В горле пересыхает от волнения, когда я ощущаю горячий член между своих ног. Боже… Я действительно как девочка, но это просто какой-то сумасшедший дом. Вижу желание Антона насадить меня резко и двигаться быстро, поэтому почти в бреду шепчу ему маленькую просьбу.

— Антош, ты только аккуратнее, у меня давно не…

— Как давно? — застывает, пытливо заглядывая в глаза, пока я метаюсь с ответом.

— Год, — отвечаю честно, опуская веки. Всё тело дрожит, по коже марушки сумасшедшие, но весь страх и неуверенность опадают вместе с грузом с плеч, когда губы накрывают губы Антона, а руки крепко хватают за талию, медленно опуская меня на него.

И… Боже. Это не сравнится ни с чем. Ни одна игрушка в мире не дарит наслаждения столько, сколько этот мальчишка первым осторожным толчком. Ребенок, чтоб его…

— В порядке? — спрашивает сквозь зубы, покрывая легкими поцелуями мою шею. Заботится, Боже, за что он такой хороший на мою проблемную голову!

— Да-а-а-а, — говорить нет сил, думать — тоже. Я медленно поднимаюсь, чуть резче опускаясь вниз, не контролирую стоны, цепляюсь пальцами за крепкие плечи, и двигаюсь, наращивая темп, пока Антон целует всё, куда может дотянуться.

Перед глазами искры, хорошо до ненормальности, голова кругом, сердце вылетает к чертям. Он невероятный. Просто до безумия нереальный, так хорошо, что летать от блаженства хочется.

Антон срывается. Устает сдерживаться, да и не нужно больше… Он почти сбрасывает меня на диван, как куклу поднимает, ставит на колени, заставляя упереться руками в спинку, и прижимается сзади, тяжело дыша прямо на ухо. Боже… Это так сексуально, что возбуждение новым потоком течёт по венам, я на грани жизни и смерти рядом с ним.

— Обо мне думаешь? — шепчет, опуская руку по животу и касаясь клитора пальцами. Киваю, сил говорить не осталось, и откуда он их берет — понятия не имею. Я млею в его руках, забывая даже собственное имя, дрожу как от ударов током и откидываю голову назад, упираясь затылком в его грудь. Огромный, страстный, нетерпеливый мальчишка. — Правильно, Кроха. Потому что я вообще не могу перестать о тебе думать. Никогда, Оль, слышишь?

И меня уносит от этого признания куда-то за облака, а сильный толчок сзади добивает, не позволяя очнуться. Это край, это чёртов край моего сумасшествия, я явно не в себе, но я как обезумевшая толкаюсь навстречу, наслаждаясь звуками шлепков, и не скрываю ни единого стона больше. Хочу, чтобы он видел, как мне хорошо с ним, хочу, чтобы слышал, что сейчас я только ему одному принадлежу.

— Антош… Боже, ещё! — голос срывается, оргазм подкатывает волнами, я не контролирую больше своё тело, оно полностью в руках Антона. И он очень умело им руководит. Замедляется, держит ровный темп, вбиваясь ощутимо сильно, кружит пальцами вокруг клитора, губами оставляя короткие поцелуи на моём виске.

Не выдерживаю. Тяну руку назад, обхватываю голову Ковалёва, прижимаю к себе, впиваясь страстным поцелуем, и тут же взрываюсь в оргазме одновременно с ним, отдавая ему все свои стоны. Все до одного, они все принадлежат только ему. Как и я сейчас… И жалеть мне об этом совершенно не хочется.

— Оль, — хрипло шепчет, без остановки целуя мои плечи и шею.

— Давай помолчим сейчас, пожалуйста.

Он кивает, и лишних вопросов не задаёт, а я в очередной раз умираю от того, какой он замечательный. Плакать охота.

Антон разворачивает меня к себе и мягко целует в губы, и я отвечаю, продлевая наши минуты удовольствия, потому что знаю, что завтра этого счастья уже не будет.

А так хочется…