(не)твой

Глава 27. Оля

Когда-нибудь эти мужчины меня точно сведут с ума. Причем все сразу. Отец со своим долгом и ничтожным чувством ответственности; бывший с постоянными появлениями в моей жизни и попытками сломить меня; Антон, рядом с которым сердце с ритма сбивается; и Матвей, под характер которого мне приходится подстраиваться из-за того, что воспитываю его одна.

У меня уже голова кругом от всего происходящего. Я утром как в бреду собрала эти сырники в контейнер, чтобы отдать их Антону, потому что желание ему готовить и знать, что он с удовольствием ест то, над чем я старалась, не пропадет, а наоборот, становится только сильнее. Это точно диагноз, совершенно точно, никогда в жизни сильнее ещё не влипала. Да я замужем была, но такого желания заботиться во мне никогда не просыпалось. Возможно, поэтому Ярослав и ходил к другим девушкам? Даже если и так, я не жалею. Он оказался слишком плохим человеком, чтобы думать об этом.

Смотрю, как Антон обращается с Матвеем, и в груди тепло тягучими реками растекается. Может, все правда получится? Они так быстро поладили… Матвей, конечно, ещё не знает, кто на самом деле есть Антон, но в любом случае они явно друг другу понравились. Я даже не ожидала такого рвения от Антона, он действительно делает всё это ради меня, у меня от этого счастье сквозь кожу светится, и кажется, всем прохожим видно, как мне хорошо.

Я уже многие годы не чувствовала того, что заставляет чувствовать меня Антон. Я не знаю… я все ещё считаю его слишком молодым парнем, но возраст для него, кажется, на самом деле просто цифра.

Он уходит на тренировку, похвалив Матвея ещё раз, и я забираю сына в свой кабинет. Он хвастается своими достижениями без конца, радуется тому, что у него получилось, детально рассказывает, как пару раз упал, и как потом сумел выстоять без падений.

Матвей никогда особо не интересовался хоккеем, ему по душе больше был футбол, если можно назвать пинание мяча в коридоре футболом. А тут такое рвение! Да он светится от счастья точно так же, как и я. Улыбается смешно из-за отсутствия одного нижнего зуба, ну точно хоккеист, и обещает никогда не пропускать тренировки. Говорит, буду таким же крутым, как Антон, который помог ему научиться не падать, а у меня снова бабочки в животе от этих слов и надежда, что обойдёмся мы малой кровью в попытках сойтись официально.

Я уже не боюсь думать об этом по-настоящему. Потому что, смысл отнекиваться? Антон доказал сотню раз, что я действительно ему нужна, что у него есть чувства. А я не хочу больше разбивать его доброе сердце. И свои чувства прятать я тоже не хочу. Ну… подумаешь, возраст. Кто вообще сказал, что мужчина обязательно должен быть старше?! Мужчина в первую очередь должен быть мужчиной! А все остальное не так уж и важно. Осталось только суметь договориться с Матвеем, но уверена, у нас все получится. И тогда мы все будем очень счастливы.

Беру Матвея с собой на тренировку десятилеток. Они тоже занимаются на земле два раза в неделю, и я с удовольствием взяла и их на себя. Напряга не особо много, а зарплата выше, а деньги мне очень нужны, я не отказываюсь.

Мальчишки стараются, и даже Матвей повторяет за ними и получает почти полноценную тренировку, снова меня удивляя. Не знаю, что вдруг на него так сильно повлияло, но надеюсь, это рвение не пройдет через неделю. Просто раньше за ним не было замечено такой активности, а тут… Возможно, наблюдение за старшими товарищами так быстро дало свои плоды, не знаю.

Мы заканчиваем тренировку и ещё немного гуляем по территории спорткомплекса, показываю сыну все спортивные площадки и небольшой парк за заданием, покупаем у бабушек, торгующих рядом, клубнику, и когда заходим в холл, замираем оба.

Потому что на диванчике в холле сидит Ярослав, и при виде него у меня начинается изжога. Его слишком много, и я искренне не понимаю, какого черта он постоянно лезет. Правду говорят, что бывшие, как прыщи, всегда появляются не вовремя. Потому что как только я чувствую счастье, он появляется и все портит.

Ярослав замечает нас сразу, криво улыбается и странно смотрит, словно спрашивая, что делает здесь ребёнок. Самое противное в этой ситуации, что сам Матвей к нему больше не тянется. Он просто негромко говорит «папа», и продолжает стоять рядом со мной, не срываясь с места, как раньше, и не падая к нему в объятия. Потому что дети чувствуют холод, а Ярослав в последнее время никакой теплоты к сыну не проявляет, и малыш отдаляется. И мне больно за него. Я знаю, что такое, когда отец тебя не любит, и я бы очень хотела, чтобы мой сын такого никогда не чувствовал.

— И что здесь происходит? — спрашивает Давыдов, подходя к нам. Он тянет Матвею руку, пожимая её, и… и всё. На этом приветствие их заканчивается. Он за своей злостью уже не видит, в кого превратился. — Почему ты притащила ребенка на работу?

— Матвей захотел заниматься хоккеем, я притащила, как ты выразился, его на занятие, а не к себе на работу. Что-нибудь ещё?! — я не собираюсь выслушивать его претензии, тем более при ребенке, это не нужно никому из нас.

— Какой к черту хоккей?! — начинает повышать голос Ярослав, и я чувствую, как Матвей прижимается ближе. Прости, малыш, что не рассмотрела в нем эту сволочь до того, как сделала его твоим папой. Ты заслуживаешь гораздо большего. — Ему нужно учиться, эти хоккеисты тупые, как пробки, они постоянно на тренировках!

— Ты назвал тупым своего сына? — я готова вцепиться ему в глотку за то, что он говорит. Его счастье, что меня за руку держит ребёнок.

А вот за вторую руку меня хватает сам Ярослав. Причём делает это ощутимо больно. Он сжимает пальцами предплечье так, что в первую секунду неосознанно появляются слёзы.

— Я сказал, — шипит он, подходя ближе. Краем глаза вижу, как старшие начинают выходить в холл после тренировки, и надеюсь, что Антон не увидит всего этого. Я просто банально не хочу драки, — что тут ему не светит никакое будущее. Ему нужно учиться, чтобы потом найти работу и зарабатывать деньги.

— Ты совсем чекнулся на своих деньгах, Ярослав, ему пять лет, и он волен заниматься тем, чем ему хочется, будь то хоть хоккей, хоть кружок кройки и шитья, ты понял?!

Я не замечаю за собой, как начинаю кричать, и даже почти не обращаю внимания, что руку мою сжимают ещё сильнее. Только Матвей, пытающийся оторвать меня от Ярослава, приводит в чувство, а вот у самого Давыдова в глазах ярость, он словно не в себе, это пугает.

— Папа, отпусти маму, пусти! — кричит мой маленький защитник, отталкивая Ярослава, но, к счастью, на нашем пути возникает Лёша. Он подходит к нам близко, и Ярослав рядом с ним кажется не там уж устрашающим.

— Ольга Сергеевна, все в порядке у вас? — спрашивает он, делая голос чуть грубее, чем есть на самом деле, и расправляя плечи. Ещё один позёр. Но сейчас мне только на руку это. Ярослав не силен в драках, хотя спортивную форму он поддерживает, и если есть шанс избежать потасовки, он скорее всего это сделает. Тем более когда соперник размером с медведя. — Помощь нужна?

— Не нужна, — фыркает Ярослав, отпуская мою руку и тут же со злостью уходя из спорткомплекса.

— Спасибо, Лёш, — говорю парню, и вижу, как к нам направляется Антон, — и прости, что оказался свидетелем этого.

Он кивает и уходит, и я тут же обнимаю Матвея. Мне хорошо, когда он рядом и в безопасности, но сейчас он очень расстроен из-за поведения Давыдова.

— Оль, ты в порядке? — подлетает к нам Антон. — Я не успел, прости, вышел чуть позже. Что случилось?

Прикладываю палец к губам. Не хочу обсуждать это при ребенке, но и отнекиваться от Антона тоже не буду. Киваю в сторону коридора, где располагается мой кабинет, и иду туда с сыном, чувствуя спиной взгляд Антона.

Достаю альбом и несколько стареньких карандашей, тут же думаю, что теперь нужно купить набор к себе в кабинет для Матвея, и прошу его порисовать несколько минут, пока я не вернусь.

Антон ждёт меня в коридоре, нервно расхаживая туда-сюда. Он волнуется, я вижу это, и переживает, что от Ярослава меня спас не он.

— Антош, всё в порядке, — подхожу к нему и кладу руку на плечо, чуть поглаживая, пытаясь успокоить, но пока не действует ничего.

— Я не понимаю, что ему нужно?

— Я не знаю, — пожимаю плечами. Я действительно не знаю, — возможно, просто поиздеваться надо мной.

Неосознанно потираю руку в том месте, где меня хватал Ярослав, потому что ощущения не самые приятные, и Антон тут же берет мои пальчики в свою ладонь, поднимая руку к лицу. На предплечье уже цветут фиолетовые отметины, и кожа вокруг все ещё покрасневшая. Я вижу, как раздуваются ноздри Антона от злости, и спешу положить ладонь ему на щеку, чтобы хоть немного успокоить этот бушующий ураган.

— Оль, я точно сломаю его. Оль, клянусь, убью и глазом не моргну!

— Ага, и сядешь! — злюсь. Я поэтому и не хотела, чтобы Антон успел мне помочь. Он точно ввязался бы в драку, а Ярослав это так не оставил бы. — А что я делать буду без тебя?

— У тебя Матвей есть.

— А что, если я хочу, чтобы ты тоже был у меня?! — признаюсь. Лучше ведь не найти времени, да?

— Что ты сказала? — он словно не верит. Как будто бы до сих пор думает, что я снова могу начать его отвергать. От этого становится очень стыдно и грустно.

— Я сказала, что ты мне нужен. Желательно целый и невредимый.

— То есть, — от злости почти не остаётся и следа. Он начинает улыбаться, смотрит на меня с прищуром, подходит впритык, как обычно, — мы будем пробовать рассказать Матвею правду?

— Это будет сложно, Антош. Он правда очень сложный ребёнок, когда дело касается этой темы. И если ты готов…

— Не-не, — перебивает меня, — ты скажи, что в этом есть смысл. Я хоть гору пешком перейду, только если в этом будет смысл, понимаешь?

Он… он просит дать гарантию, что мы точно будем вместе, когда он завоюет сердце моего ребенка. Потому что это в своей голове я уже все решила, а вот Антону ещё не призналась, что окончательно утонула в нём, и что выныривать мне не особо хочется.

Я осторожно киваю. Почти незаметно, но Антон видит. Он всё видит. И тут же целует меня, улыбаясь, и я снова забываю вообще обо всём на эти сладкие пару минут.

— Мне пора, — шепчу, с трудом оторвавшись от Антона, — там Матвей один.

— Иди, конечно, — он целует меня в лоб, а потом поднимает руку и целует все синяки, которые оставил мне бывший, и я в сотый раз понимаю, насколько правильный выбор я сделала. Антон уходит, все ещё улыбаясь, а потом оборачивается и негромко говорит мне: — Все преодолеем, Оль.

И я ему верю