(не)твой

Глава 35. Антон, Оля

— Пап, привет, — сегодня утром я проснулся раньше Оли и Матвея, написал им записку, что люблю, и поехал по делам. Вчерашний день облегчения ситуации не принес, вечером Мудослав снова терроризировал Олю сообщениями, но теперь обещал не только забрать Матвея, но ещё и упечь меня в тюрьму, а саму Олю чуть ли не на коленях заставить ползать перед ним, умоляя о прощении.

Ну-ну.

Я, конечно, допустить всего этого не могу, именно поэтому нужно делать все как можно быстрее. С тренировки отпросился, Олю тоже отпросил, пришлось правда рассказать Палычу всю ситуацию, но он вошёл в положение и лишних вопросов не задавал. Просто не хочу проблем ещё и на работе, поэтому иногда секретной информацией приходится жертвовать.

— Заходи, сын, — я приехал к отцу на работу, такое случается раз в вечность, но выхода сейчас другого нет, — присаживайся. Что случилось?

— Нехороший человек случился, пап, слушай, короче.

Рассказываю ему всё об этом Ярославе и об угрозах, о страхах Оли и о том, что допустить этого я, конечно, не могу.

— Носит же земля таких, — злится отец, когда рассказываю все до конца. — От меня что требуется?

— Пока только консультация. Ты в этих делах явно больше меня понимаешь. Если мы выплатим долг, у него будет меньше рычагов давления на Олю в суде, правильно?

— Да, но если он и правда такая шишка с кучей связей, то нужно сделать так, чтобы суд не мог вообще к ней придраться. Закон обойти можно любыми деньгами, но даже если вы захотите подкупить кого-то, он даст явно больше. Именно поэтому нужно сделать так, чтобы он не мог ничего купить. Понимаешь?

— Ей нужно жилье, так? — пытаюсь понять, к чему клонит отец.

— В идеале, конечно. Мать-одиночка с жильем это уже лучше, чем ничего.

— А если она будет замужем? Все равно мать-одиночка?

— Ну, пока документально этот Ярослав является отцом, любой муж будет просто сожителем, даже не отчимом, но если сожитель нормальный мужчина с чистым личным делом, то это тоже может стать плюсом в суде. У тебя чистое личное дело? — отец смотрит на меня с прищуром, а я не знаю, что ответить. До вчерашнего дня было да.

— Пару раз ему припечатал вчера, не знаю, дошло ли дело до полиции, — закатываю глаза, но отец только ухмыляется. Сам бы треснул, я точно знаю.

— Если он всё-таки написал заявление, дай мне знать, позвоню дяде Мише, замнем.

Дядя Миша — это мой крестный, подполковник полиции, хороший мужик, своих не бросает.

Мне всегда было неловко просить помощи у отца, но сейчас с ним комфортно как никогда раньше.

— Пап, и… Там бабушка мне дом оставила в поселке за городом, ты говорил, сосед всё заглядывается на него…

— Поехали, сын, — отец встаёт из-за стола, похлопав меня по плечу. — Света, я отъеду на пару часов, все вопросы к заму, — говорит он секретарше, и мы выходим на улицу, прыгая в мою машину.

Оля

Антона нет с самого утра, он не берет трубку и не читает сообщения, и только его записка, оставленная на тумбочке, не даёт мне сойти с ума от страха и нервов.

Я не знаю, куда он уехал, надеюсь только, что с ним все в порядке, но в груди все равно какая-то тяжесть и страх, что Ярослав мог сделать что-то плохое с ним.

Мы с Матвеем завтракаем, счастье, что у него нет сегодня тренировки, а своих детей я на день могу оставить в надёжных руках Артёма. Просто идти куда-то вдвоем сейчас правда страшно, мне и каждый стук в подъезде отдается болью в сердце. Потому что кажется, что сейчас войдёт Ярослав, заберёт у меня Матвея, и я ничего не смогу с этим сделать, хотя я уверена, что даже если так будет, то я смогу решиться хоть на убийство, но ребенка своего не отдам.

Примерно к полудню ожидание становится настолько невыносимым, что мы с Матвеем, все же решившись, вызываем такси и уезжаем к маме. Какой бы характерной не была моя мама, с ней всё-таки будет проще, да и Матвей там явно в большей безопасности. Мне плевать даже на то, что такси в такую даль стоит очень дорого, уже на все плевать, я просто хочу почувствовать спокойствие, хотя бы немного…

— Олечка, что случилось? — выбегает мама на улицу, когда мы заходим во двор. Она видит, что мне тяжело и страшно, поднимает Матвея на руки и заводит нас в дом. Я же говорила, она хорошая… Просто пережила многое.

Я рассказываю маме все, как есть, не утаивая. В красках описываю, какой её любимый Ярослав козел, и что он обещает забрать Матвея.

— Что он собирается?! — кричит мама. — Да я лично ему руки вырву, если только посмеет прикоснуться к моему внуку! Скотина. А я его ещё защищала.

— А я говорила тебе, что он козел, — шепчу с улыбкой, потому что реакция мамы всё-таки немного забавляет. Мне здесь хорошо, ничего не страшно, но вот пропажа Антона покоя совсем не даёт. Все в груди болит, даже Матвей уже три раза спросил, куда делся Антон и как скоро он придет. Хотела бы я знать, малыш…

— Ты и про Антона своего говорила, что он взрослый мужчина, — фыркает мама. — А в итоге что? Проблемами запахло, так хвост поджал и нет его? Сидишь телефон гипнотизируешь, вижу же. Ничего, забудь, мужики — самые ненадёжные люди.

Я не слушаю маму, отвечать ей тоже не хочу, хотя она упорно до самого вечера специально колет меня тем, что Антон не берёт трубку, и что он наверняка сбежал от такой проблемной меня куда подальше.

Но я об этом не думаю. С недавних пор я слишком сильно доверяю Антону, чтобы думать о нем так. Я просто волнуюсь, что с ним могло что-то случиться, вот и всё.

Но где-то часов в восемь, когда Матвей купается в ванной с уточками, а мама параллельно читает ему сказки, на телефон приходит сообщение, от звука которого я чуть не роняю кружку с кофе, все же немного пролив на себя горячий напиток.

Антон: вы дома?

Господи… всего два слова, а дышать сразу легче становится. Если пишет, значит живой, все остальное вообще неважно!

Отвечаю, что у мамы, и Антон пишет, что скоро будет, и у меня тепло в груди от этого разливается. То ли плакать снова хочется, то ли танцевать от облегчения, я сама не знаю, эмоции в последнее время просто сумасшедшие, особенно последние четыре критических, во всех смыслах слова, дня. Не было бы менструации, решила бы, что беременна, потому что реву постоянно, но это банально нервы и расшатанная психика от всего происходящего, вот и всё. Слава богу сегодня всё закончилось, иначе я бы вообще тут в истерику впала.

Когда слышу звук колес, выбегаю на улицу и запрыгиваю на шею Антона, вцепившись руками и ногами так крепко, словно он может превратиться в привидение прямо сейчас.

— Я не знаю, где тебя носило целый день, и я очень хочу тебе треснуть за то, что пропал и заставил волноваться, но я слишком рада, что ты вернулся живой и здоровый, поэтому тебе повезло, — бормочу Антону в шею, пока он смеётся и тащит меня в дом, повисшую на нем как обезьяну. Я просто не могу его сейчас отпустить, не могу и всё.

В гостиной, куда мы заходим все в той же позе, уже сидят мама с Матвеем, и малыш бежит к Антону, как только видит его, и мне приходится уступить место сыну и слезть с Ковалева, хотя делать этого совершенно не хочется.

— Здравствуйте, Светлана Анатольевна, — говорит Антон с улыбкой, растрепывая сидящему на руках Матвею волосы.

— Где носило тебя?! — всё-таки немного злюсь. Он заставил поволноваться, до сих пор сердце колет. — Я звонила миллион раз.

— Мама, не кличи на Антона, — просит маленький защитник Ковалева, и я закатываю глаза. Спелись. А я ещё волновалась, что он не примет его. — Где ты был? — спрашивает сын.

— Я делал одно очень важное дело. Оль, скажи пожалуйста, какого размера у тебя долг? — внезапно спрашивает Антон, и я застываю на месте, спиной ощущая такой же ступор мамы. Зачем ему…

— Антош…

— Сумму скажи, пожалуйста, я другого не прошу. Сколько осталось выплатить?

— Шестьсот пятьдесят тысяч, а… — я не понимаю, что происходит, просто стою столбом и пытаюсь вникнуть в происходящее.

— Тогда утром заедем в банк и переведем куда надо эти деньги. И больше никаким долгом шантажировать тебя Мудослав этот не сможет.

— Откуда? — срывается с губ шепотом, слышу, как ахает мама, сама чуть в обморок не падаю от переизбытка чувств.

— У меня был дом, от бабушки остался, но жить я в нем не собирался никогда, вот и случай продать нашелся, сосед давно на него заглядывался, поэтому удалось быстро продать, с документами отец решит, — он говорит это так просто, словно продать дом, чтобы отдать чей-то долг, это раз плюнуть. Как будто он каждый день продает дома. Да он с ума сошел! Это невозможно! Продать дом, который остался от бабушки, чтобы отдать мой долг… Это уму непостижимо. Это неправильно. Я не имею права принимать эту помощь, это слишком…

— Ты с ума сошел, Антон, это не… Я не могу.

— Я не спрашивал, можешь ли ты, Крох, — он ставит на пол Матвея и подходит ко мне с объятиями, как обычно защищая этим от всего мира. Сто раз говорила, что с ним ничего не страшно, и еще раз скажу, потому что это действительно так. — Мы просто поедем утром в банк и закроем этот долг, понятно?

— Господи, Антон, — всхлипывает сзади мама, не сдерживая слез. — Это ведь долг моего бывшего мужа, я даже не представляю, как могу отблагодарить вас за то, что вы для нас сделали.

Ну вот, ещё одно растопленное от лучей Антона женское сердце.

— А есть чё покушать? Будет отличной благодарностью. Голодный, как волк, — говорит Антон с улыбкой, понимая, что отныне в глазах моей мамы он тоже самый лучший мужчина. Точно как и в моих.