Пуанта

Глава 7. Слоны

Мир держится на уловках. Играют все. И тут важен живой талант. Дар от рождения, то, чего не даст никакой диплом. «Воды слонам!», 2011.

Амелия; 23

— …Папа, пожалуйста, прекрати…

Стоя в тени виноградной лозы, я шепчу, прижавшись плечом к ограде. Разговор этот я откладывала максимально долго, признаю, потому что его я больше всего боялась. Зная, как папа относится к Максу, реакция его была предсказуема в своей силе, и также разрушительна. В ход шло все, начиная с крика, заканчивая угрозами, а я молча слушала. Его можно понять, он винит Александровского во всем, что тогда произошло, но и в том, что случилось дальше. Папа ненавидит мое добровольное одиночество и отречение от всех видов отношений между мужчиной и женщиной. Ненавидит всей душой, злиться, психует, но молчит, да и не нужно ему этого говорить — я просто это знаю. Но разве он виноват в этом? Если задуматься, я же не просто так добавляю к слову на «О» слово на «Д»: все добровольно, я так решила и неважно почему. Это добровольно.

— Если бы ты видел, как Август счастлив, — перебиваю очередной виток английской истерики, — Ты изменил бы свое мнение.

Удар ниже пояса. Я решаю сразу использовать козырь, потому что, если честно, устала выслушивать слишком уж логичные доводы. Папа уверен, что Александровский что-то задумал, и я тоже это знаю. Знаю! Я слишком хорошо понимаю, что слишком легко отделалась. Последствия то минимальны, и это слишком странно. Я ему не верю. Он что-то задумал, но…Черт, Август ведь действительно счастлив. Мне достаточно повернуть голову и взглянуть в окно, где они с Максом играют прямо сейчас. Конечно, я просила его не разыгрывать сына перед сном, но как можно устоять? Макс ведь такой интересный…

Слегка улыбаюсь, но потом снова отворачиваюсь и тихо говорю.

— Пап, я все знаю. Ты говоришь, а я наперед это знаю, понимаешь?

— Тогда что ты делаешь, Амелия?!

— Ты был прав.

— В чем прав?

— Помнишь, много лет назад, ты говорил, что не одобряешь мое желание скрыться.

— Это было до того, как я все узнал.

— Не имеет значения, понимаешь? Наши отношения сейчас не во главе стола, Август важнее. Я не говорила, но он очень часто о нем спрашивал, а сейчас…Ты бы видел его. Он так счастлив, как со мной не бывал никогда…

— Амелия…

— Нет, знаю, это неправда, но… — замолкаю, прикусываю губу и сдерживая слезы, — Меня одной ему недостаточно и это нормально. Когда-то и мне было недостаточно только мамы. Я по тебе так сильно скучала, и я не хочу, чтобы Август тоже через это проходил. Я осознанно иду на риск, ради своего ребенка.

Молчит, хотя я и знаю, что моя пламенная речь ударила, куда нужно. Я, конечно, использую все свои козыри, чтобы его успокоить, но ведь и правда так думаю. Это не манипуляция лжи, а скорее манипуляция правды, которая сейчас заставляет папу тихо посмеиваться.

— Красиво.

— Я правда так думаю.

— Знаю…Хорошо. Я ничего не буду делать…пока. Если он вздумает мутить воду, ты тут же мне звонишь, Амелия. Слышишь? Тут же! И я приеду.

— Обещаю.

— И еще кое что.

— Что?

— Больше я тебя не оставлю с ним наедине. Богдан прилетит к тебе через два дня. Ты там работать собралась? Вот и отлично. Поможет.

— Но…

— Никаких но! Еще скажи спасибо, что я не отправляю к тебе Элайя. Когда он узнает, сдержать его будет сложно.

— Можно пока ему не говорить?

— Ты не скроешься от своего брата, при том что он уже догадывается. Названивает маме, спрашивает о тебе.

— Я сказала, что улетела в Италию.

— Вы близнецы, Амелия, и он что-то чувствует. Позвони ему и поговори.

— Обещай, что не позволишь ему сюда приехать и начать охоту на ведьм.

— Пока не позволю, до первого косяка по крайней мере.

— Спасибо. Я люблю тебя, пап.

— И я тебя люблю, Амелия. Будь осторожна.

— Передавай маме и Хану привет.

Вешаю трубку и прикладываю ее ко лбу. Разговор вышел сложный, не смотря на достаточно просто, почти безболезненный исход. Богдан — это меньшее из всех зол, но вот что мне делать с моим бешеным близнецом? Он Макса ненавидит безбожно, и так это странно, потому что Августа обожает, а они ведь так похожи…Снова поворачиваю голову, чтобы заглянуть в гостиную, где продолжается какая-то дикая котовасия. Честно? Выглядит это странно, будто кто-то на машине времени перетащил сюда маленького Макса, а теперь он за собой же носится вокруг дивана.

— Они отлично ладят.

Вздрагиваю и резко поворачиваюсь, сразу фокусируя взгляд на Марине. Она стоит почти в такой же позе, как я, прижимаясь плечом к дверному косяку, покручивает в руках бокал с вином. Смотрит на меня. Смотрит яростно, с ненавистью, я сразу это выкупаю и слегка усмехаюсь.

— Какая встреча. Совпадение?

Конечно нет. Она, спорю на что угодно, подбирала момент, чтобы застать меня одной. Хочет что-то сказать? Вперед. Пора и ей понять — я больше не та девчонка.

— Полагаю, что это благодаря тебе, — игнорирует мой сарказм, хотя этим и отвечает: нет, не совпадение, а я снова права.

— Тебя что-то не устраивает, я так понимаю?

Спокойно отвечаю, а потом подхожу к столу и, расслабленно опускаясь на стул, жму плечами.

— Вперед. Говори. Тебе явно есть, что сказать мне.

Марина клюет. Она допивает свой бокал, злобно усмехается и пару раз кивает, но потом идет на поводу своих эмоций. Думаю, что пыталась вести себя противоположно, а не смогла — что-то внутри не позволило.

— У вас это семейное, да? — делает шаг в комнату, — Умирать и оживать? Врать?

— Ты злишься, что я жива?

— Я просто пытаюсь понять, каково это приходить в этот дом и вести себя так, будто ничего не случилось вовсе!

— Твой брат меня вынудил. Это касается и того, что случилось когда-то, и того, что происходит сейчас. Еще вопросы будут?

— Ты показалась мне другой… — тихо, но по-прежнему зло выплевывает, хмурится, — Но ты гораздо хуже, чем была Лили. То, через что провела его она, в сравнение не идет с тем, что сделала ты.

— А вопрос остался без ответа…

— Какой вопрос, твою мать?!

— Тебя не устраивает, что я жива? Что это не мое тело лежало в том лесу? А главное, как сильно тебя это не устраивает?

— Марина?

Мария заходит на остекленную веранду, тревожно осматривая наши лица. Я сразу понимаю: она знает настроения старшей дочери, поэтому она здесь. Не хочет усугублять ситуацию, совершенно не готова даже допустить возможность «осложнений», поэтому тихонько усмехаюсь, а потом встаю.

— Прекрасно поговорили, дорогая. Я тебя тоже была очень рада видеть, а еще больше рада, что ты не изменилась. Все такая же одинокая, злобная стерва, которая топит печали в вине.

— А ты изменилась, знаешь? Больше ты не наивная девчонка, а может и никогда ей не была вовсе?

— Не знаю, может и не была? Но определенно точно теперь меня убить не так то просто, как когда-то.

Она щуриться в ответ, я же только шире улыбаюсь, а потом разворачиваюсь и иду в сторону гостиной, где Август собирает конфеты из перевернутой миски — результат его личных бесчинств.

— Малыш, у меня для тебя такие хорошие новости, ты будешь просто в восторге!

Заинтересованно поднимает на меня глазки, а когда я присаживаюсь рядом, слегка улыбается.

— Я миску уронил. Все посыпалось…

— Это был лишь вопрос времени, да?

— Что там деда сказал?

— Сказал, что скучает, а еще сказал…Ты готов? Богдан приедет и поживет с нами. Как тебе?

Его глаза тут же зажигаются, а о конфетах он забывает. Богдана Август обожает, да в принципе он всех моих братьев любит, и с каждым у него есть «особые занятия». Например с Маркусом они играют в видеоигры — Август его самый важный критик. С Арнольдом они ходят по музеям. Элай вечно таскает его в детский мир, а потом водит на какую-нибудь спортивную игру, будь то футбол или хоккей — неважно. А вот Богдан…Богдан для него разыгрывает представления. Пираты — это только начало. Он был и Индианой Джонсом, и человеком-Пауком, и даже братом Гримм (вторым был Маркус, которого буквально вынудили шантажом и грязными инсинуациями), и это так забавно всегда…

— А он…он привезёт мне набор?

Понимаю сразу. Богдан обещал ему набор «с кисточками», как в фильмах бывают у всех археологов. Улыбаюсь в ответ и киваю.

— На этот раз я проконтролирую, чтобы не забыл.

— И подарок?

— И подарок. Разумеется, куда ж без них?

— А Эмма приедет?

— Она разве откажется увидеть своего крестника?

Улыбается теперь он, показывая отчетливые ямочки на щеках, а я смотрю на конфеты, положа голову на руки.

— Можно я тебе помогу?

— Я сам, — деловито отбивает, тянется за той, что откатилась почти к дивану, заставляя меня снова тихо усмехнуться.

Все он сам. Все сам!

Чувствую взгляд на себе, который в принципе чувствовала с самого начала, как подошла, и поднимаю глаза. Макс сидит на диване, подоткнув голову рукой, и испепеляет меня, на что я лишь слегка жму плечами.

— Папа не хочет оставлять меня одну. Богдан будет работать со мной.

— Что я по его мнению с тобой сделаю?

«Много чего, потому что все мы знаем — ты что-то задумал, Александровский…»

— Когда я в последний раз была в Москве, дело кончилось плохо, — туманно отвечаю, а потом, погладив Августа по голове, помогаю ему подняться, — Кстати, завтра мы переберемся в гостиницу, пока я не найду квартиру.

Максу это не нравится, кожей чувствую, но лишь слегка улыбаюсь, поправляя кофту с медвежонком на сыне.

— Мы с тобой решим, когда ты сможешь приезжать.

— Я вас отвезу, — почти сквозь зубы цедит, на что я лишь слегка мотаю головой.

— Я на машине, которую умею водить, Макс, но ты можешь заехать ближе к обеду. Адрес я тебе дам.

Максу это не нравится, ох, как не нравится! Я буквально слышу, как он скрепит зубами, так плотно сжимая челюсть, чтобы, видимо, ничего не ляпнуть. Это забавно. Я даже позволяю себе улыбнуться, смакуя этот момент. Знаю, что скоро всему придет конец, но мне интересно. Что он такого задумал, ради чего так сильно притворяется? Мы же оба знаем: это не в его характере, позволять такие вольности…

Ужин прошел спокойно, отчасти потому что Марины не было. Мария сослалась на то, что ее дочь переборщила с вином, я же про себя лишь усмехнулась — она переборщила с ядом в своей крови, это вернее. Утром, как и было решено, я загрузила те вещи, что у меня были в машину, следом посадила Августа в детское кресло и тронулась с места. Но когда мы отъезжали от дома, я уловила этот взгляд, что разбивает сердце — Август приложил ладошку к стеклу и смотрел на Макса, который стоял на ступеньках.

«Черт возьми…» — прикрываю на миг глаза, — «Вот оно…наша схожесть на лицо. Ты, как и я, быстро к нему привязываешься, и, твою мать, слишком сильно…»

Август грустил. Всю дорогу он молчал, теребя желтый клюв уточки, а когда мы попали в номер, даже не оббежал его, как обычно. Всегда так было — мы если куда-то летели, он восторженно исследовал каждый сантиметр временного пристанища, но не в этот раз. Даже не смотря на шикарный интерьер, вид, все ему было неинтересно. Он залез на диван и устало вздохнул, а когда я подошла, так жалобно на меня посмотрел, что мое сердце сжалось.