Я тебе объявляю войну, девочка!

Вадим

Как только первый шок проходит, Светлячок настороженно осматривает ванильный рожок.

— Забери, я не буду.

— Я тоже не буду. Не люблю сахар ни в каких проявлениях. Особенно в кофе и в отношениях. Он скрывает их настоящий вкус за сладкой дешевизной.

— Поэтому предлагаешь мне? — кусает отчуждением ее голос.

Неприступная, как будто и не она заставила меня пробивать сердцем ребра пару часов назад.

— Тебе я взял мороженое, потому что прочитал в переписке, что это будет уместно.

Напоминание о том, что у меня есть доступ к телефону брата, заставляет Свету гадливо передернуться.

Я тихо бешусь с себя, но слова уже вылетели. Бич прямолинейности. Я не умею лавировать красиво между сухими фактами и сладкой полуправдой. По этой части Славик.

Мне доложили, что брат сегодня успел осчастливить ее какими-то селекционными ромашками. А я даже вшивой розы подарить не додумался. И только в сексе мне случается включить романтика под настроение, хотя я был уверен, что это перерос.

В общем, катастрофическое начало свидания. Даже для такого профана, как я.

— Я считала тебя умнее.

— Что заставило тебя сомневаться? — уточняю, любуясь ее гордым профилем.

Взгляд от нее отвести невозможно. Как и настроить контакт.

— Все, что я написала, адресовано Славе. — Строго смотрит она мне в глаза. — Ты это знаешь не хуже меня, но ведешь себя так, будто…

— Будто каждое слово написано не братом, а мной? — срывает меня. — Будто возникает чувство, что мы на одной волне? Или будто мой напор не оставил тебя равнодушной? Что из этого имеет отношение к Славе, скажи?!

Света с досадой прикусывает губу, опуская на мгновение ресницы.

— Это тебе говорит самомнение?

— Наверное… — просаживается от раздражения мой голос. — Знаешь ли, трудно оставаться скромным, когда девушку заводит даже твоя щетина.

Да, я внимательный и читаю быстро. Что ты на это возразишь?

Она стреляет в меня убийственным взглядом.

— Господи, какой же ты!..

— Прямолинейный?

— Бесчеловечный. Бесстыжий! Ты отобрал у брата телефон, полез в личную переписку, прочитал там все… Ты отвратителен! — Аж передергивается. Сама благопристойность!

Я злюсь, все еще перевозбужден и вообще весь как пружина. Мне сейчас нелепая критика вообще никуда не уперлась.

— Вот только давай без драмы. Брат сам в меня им кинул. Значит, не так уж дорожит вашим «личным».

Свету мой аргумент, очевидно, не устраивает, потому что она выкидывает рожок в урну и дергает меня за галстук на себя.

— А мы не Славы косяк сейчас обсуждаем. ТЫ, с какими глазами к нам вмешиваешься?

— Тебе ли не знать? — Тоже хватаю ее за шелковый шарф. Нервы натянуты так, что кажется лопнут, если она хоть раз повторит это «нам». Нет никаких «мы» между ними и точка! — Напомнить, кто вчера сестре устраивать личную жизнь помешал? Она тебя разве просила? Нет. Ты сама за нее все решила, потому что так лучше. Это жизнь. Старшие контролируют младших, пока те в этом нуждаются.

Света от моих слов задыхается. Растерянно облизывает губы. Смотрит на меня со злым бессилием.

Я нервно сжимаю зубы. Нас опять понесло. Надо тормозить…

Но что я должен сказать?

Смотрю внимательно на влюбленные пары, придумывая, как реанимировать общение. Сразу отметаю те, что дурачатся. Это не про нас.

Держаться за руки она не захочет. Развлекать ее шутками я не смогу. Чувство юмора отсутствует у меня как таковое, а чужие шпаргалки такое себе…

Остается либо вместе давиться сахарной ватой, либо пойти кривляться в комнату смеха. И, черт возьми! Я не хочу заниматься всей этой фигней.

Брат, как нарочно, пригласил ее в самое безвкусное, вычурное и шумное место.

— Вадим, зачем ты меня сюда вытащил? — улавливает она мое настроение.

Переписку из-за объемов я читал очень поверхностно, в перерыве между совещанием и поездкой на объект, поэтому подходящий предлог выуживаю в памяти не сразу.

— Ты с таким энтузиазмом обсуждала в переписке местный тир. А я уже год толком никуда не выбирался. Пошли. Лучше палить по банкам, чем словами друг в друга.

Она настолько враждебно настроена, что даже усмешка на порозовевшем лице возникает только лишь вскользь и едва заметно.

Света глубоко вдыхает. Выдыхает. Ее глаза загадочно сужаются.

— Я девочка. Я не хочу стрелять, хочу покататься.

Это победа? Пусть маленькая, но все же…

Ухмыляюсь. То, как капризно она это произносит… Хоть и взрослая, но действительно еще такая девочка!

Удовлетворенно поправляю ее шарфик.

— Ну пошли, принцесса, покатаемся. Поскачу за тобой на алюминиевой лошадке.

Беру Свету за руку и даже не встречаю сопротивления. Неподалеку продают воздушные шарики. Хоть какая-то альтернатива сраному букету. Выбираю кроваво-красный, под цвет настроения.

Света покорно принимает из моей руки шелковую ленту. С восхищением, мне кажется, смотрит, как он тянется вверх.

В моей груди тоже невесомость…

У аттракциона, напоминающего центрифугу, она вдруг резко уводит меня в сторону. Туда, где в конце тропинки зловеще возвышается колесо обозрения…

— Не передумал? — в ее колючем голосе вызов, который тут же гасит мгновенную вспышку паники.

С ней что угодно, но явно не соскучишься.

— Отличный выбор! — старательно контролирую голос, показывая большой палец.

Мне кажется, женщина скорее простит измену, чем страх. Я уже раз прокололся на крыше, нельзя позволять Свете плясать на моих слабостях.

В конце концов, красивая девушка — хороший стимул попытаться раз и навсегда перебороть свою нелепую фобию.

Расплачиваюсь, убираю в карман пиджака наши билеты, двигаемся дальше. Я сосредотачиваюсь на ощущении тонких пальцев в своей руке, и решительно гоню мысль, что сейчас, по сути, иду умирать.

Она воюет ради самой войны, а я — ради победы. По-моему, итог очевиден.