Я тебе объявляю войну, девочка!

Света

— А этот что здесь забыл? — Сестра недружелюбно косится на возвышающегося за моей спиной Вадима.

— Замерз, — опережает он меня и продолжает беззастенчиво врать: — Меня Света на чай пригласила. Еще вопросы будут?

Она как-то неуловимо съеживается и переводит на меня обвиняющий взгляд.

— Тебя Слава искал. Я звонила, ты не поднимала.

Чувствую, как вспыхивают мои щеки. Нужно было видеть лицо Злобина на колесе обозрения. В покойнике и то больше красок! Все, о чем я тогда думала, не доехать бы до земли с остывающим трупом. А потом отходила, так жестко, что звонил ли мне кто-то в дороге — не вспомню.

Ну придурок же! Зачем полез, если страх настолько запущенный?

Он должен был отказаться, и мы были бы квиты. По всем законам логики — должен был!

— Зайдет в другой раз. — Равнодушно разводит руками Вадим. — Было бы что-то важное, дождался бы тебя здесь.

— Уж если я договорилась с кем-то о встрече, то хочется самой решать, случиться ей или нет, — прищуриваюсь я. — Слава мог элементарно обидеться.

Куда ему теперь звонить? Я даже не спросила, у кого он остановился. Да и что бы мне это дало?

— Какая жалость! — качает он головой с пренебрежительной усмешкой. — Ты же потом все локти искусаешь, что упустила такого обидчивого.

— Соня, оставь нас вдвоем, пожалуйста, — моя просьба звучит достаточно веско, чтобы сестра ушла без лишних разговоров. Подавляя истерику, обращаюсь к Вадиму. — Давай начистоту. Я не знаю, на что ты надеешься, но тормози. Хватит. Ни на какой чай я тебя не приглашала. Но ты любишь и слышишь только себя. И тебе поперек горла встали не мои отношения с братом, а то, что какая-то челядь посмела ослушаться приказа. Ты мне не друг, не парень, не сосед, ты мне никто. И все равно мы с тобой видимся каждый божий день. Я не могу запретить… Хочешь меня преследовать — валяй. Только ничего хорошего в ответ не жди.

— Почему? — уточняет он, скучающе глядя на кадку с гибискусом.

— Потому что ты мне все нервы вымотал, сволочь! Я, может, много на себя беру, но вижу, как ты на меня смотришь, и понимаю, что при случае с радостью мне присунешь.

Губы Вадима трогает бесстыжая ухмылка.

— Даже не стану отрицать.

— Одним выстрелом двух зайцев, да? — бешусь с его толстокожести. — И от меня с концами избавишься, и самолюбие потешишь. Не спорю, план достоен твоей беспринципности. Но абсолютно провальный. Я слишком сильно тебя презираю.

— Насколько сильно? — Склонив голову набок, внимательно смотрит мне в глаза.

— Настолько, что между нами ничего нет и не будет.

— Я бы не стал зарекаться.

— Что может заставить меня передумать? — саркастически дергаю бровью.

— До чего же ты глупая девица… — Хмыкает он, разувается и направляется мимо меня на кухню.

— Ты не ответил на вопрос! — бросаю тихо ему в спину.

Вадим оборачивается, взгляд становится ироничным.

— Уверена, что готова узнать? — его предупреждающий голос пускает холодок по позвонкам. Я прямо кожей чувствую, что все вдруг становится опять плохо, когда этот черт расчетливый цепляет на лицо приветливую улыбку и открывает дверь на кухню. — Василий Валерьевич, я к вам!

Ну все. Теперь его не выгонишь…

— Подонок! — шиплю ему вслед.

— Потом обязательно закончим, — подмигивает мне Вадим, расстегивая пиджак.

Я на негнущихся ногах плетусь следом за ним.

Следующие полчаса мы с Соней мрачно наблюдаем, как поддатый отец с матами и прибаутками дает мастер-класс по замене розетки.

— По-моему, надо сперва отключить электричество.

— Да не суетись, говорю, — шикает он на Вадима, с недоумением разглядывающего гору отверток. — Тут плевое дело. Протянуть контакты, просто ее вставить и враспор закрепить.

— Мне не сложно. Я сам схожу, — Злобин с сомнением переводит взгляд на его трясущиеся руки.

— А толку? Ключ от этажного щита все равно остался в рабочей спецовке. Так справлюсь.

Когда ему все же удается осуществить задуманное, раздается тихий хлопок. Во всей квартире гаснет свет. Соня с грохотом роняет в раковину кастрюлю, отец материт затерявшийся фонарик, а Вадим вдруг оказывается за моей спиной и обнимает меня сзади за талию.

— Обалденно пахнет… — произносит он низким, хриплым голосом. — Когда уже будет готово?

Мое сердце будто взрывается и горячими искрами осыпается вниз. Едва не роняю лопатку на пол.

— Картошка как картошка. Отойди, — мой требовательный шепот превращается в быстрое дыхание, при виде того, как в слабом голубоватом свечении от горящей плиты пальцы Вадима находят полосу моей кожи между кофтой и поясом штанов.

В этот момент я думаю, что все же далеко не так бесстрастна, как хотелось бы. От него же бежать нужно без оглядки, как от огня. А я стою рядом с ним, едва дыша, и мечтаю обжечься.

Радостный «Едрить твою мать!» оповещает, что отец нашел пропажу. Сноп яркого света мажет по стенам и устремляется к антресоли, где у нас лежат свечи.

— Ты зачем остался? — спрашиваю шепотом.

— Я как любой мужчина люблю вкусно поесть, — так же тихо отвечает Злобин, для достоверности таская со сковородки жареную картошку.

— Уверена, твой повар сейчас что-то поизысканнее готовит.

— Сегодня я не хочу изысков, Светлячок. К тому же я никогда не ужинал с девушкой. Тем более при свечах… Все-таки новые ощущения, а у себя я и завтра поесть могу.

Я усмехаюсь. Смотрю, как он рисует большим пальцем круги на моем животе и чувствую, бегущие по спине мурашки. Это выглядит как будто мы семья. Только в его системе ценностей на первом месте выгода.

Я уговариваю себя, что он просто пристает. Мне очень хочется верить, что Вадим заинтересован поверхностно. Просто закинул удочку: клюну — сожрет, не клюну — надоест и отвяжется. Потому что настырности ему не занимать, а мое тело уже начинает узнавать тепло его рук и аромат парфюма.

Мы садимся ужинать. Отцу удалось отыскать только огарок свечи, и единственным источником света служит слабый огонек, который освещает приборы, но скрывает в тени наши лица.

Я гоняю салат по тарелке, сидя на противоположном конце стола от Вадима, и поражаюсь его аппетиту. Соня тоже не сводит с гостя настороженных глаз и иногда корчит мне страшные рожи. Мол, зря я Вадима приваживаю. А папа, кажется, заинтересован только уровнем вина в стакане…

Так и едим под его бессвязный монолог, как под шум радио.

Мы с Соней тратим еще полчаса, чтобы перемыть в полутьме всю посуду, обмениваясь односложными репликами. Вадим выкуривает у окна очередную сигарету, не отрывая от меня тяжелого, сверлящего взгляда. Словно ждет чего-то.

— Десерта не будет, — даю понять, что уже пора и честь знать.

— Предпочитаю никотин.

Нет, Злобин и честь понятия несовместимые.

— Я спать, — опять пытаюсь донести, что лавочка прикрылась.

— Сладких снов, — очередная наглая усмешка от Вадима.

Кретин.

Демонстративно хлопнув дверью, оставляю мужчин одних. Включаю фонарь на телефоне, чтоб быстро ополоснуться в душе, застилаю постель, а разговор за стеной не смолкает.

Убрав в сторону кокетливую пижаму, натягиваю на влажное тело футболку и штаны. Хоть я в квартире не одна, мне хочется быть максимально одетой на случай, если шум к полуночи не прекратится и придется прогнать папиного гостя метлой.

Как назло, меня рубит. Я почти засыпаю, слушая монотонный пересказ сестры к завтрашнему уроку истории.

— По-моему, на отлично, — сонно подытоживает Соня. — Осталось собрать портфель и можно ложиться.

Наверное, я все же засыпаю, потому что, когда она возвращается, первым делом отмечаю затопившую квартиру тишину.

— Свалил, наконец-то… отродье… — бормочу с облегчением. — Ты деньги на проезд забыла. На тумбочке возьми. Нашла? — спрашиваю, порядком устав от продолжительных шорохов.

Матрас рядом со мной проминается. Соня ведет себя как-то странно и начинает лезть ко мне с объятьями…