Афера Сатаны

Легче отказаться от жизни. Не иметь желания жить. Не иметь желания к свободе.

Я хочу всего этого и даже больше.

Я хочу вернуть своих приспешников. Я хочу вернуться к миссии моей жизни. Казнить демонов по всей стране. Я хочу почувствовать, как мой красивый нож погружается в плоть, разрывая мускулы и врезаясь в кости. Чувствовать, как теплая кровь растекается по моему лицу и груди, покрывая мою кожу, как масло. А потом я хочу, чтобы мои приспешники трахнули меня после этого. Так, как они всегда это делали.

«Афера Сатаны» дала мне роскошь, не похожую ни на что другое, и я никогда больше не испытаю подобного. Это единственная передвижная ярмарка с привидениями, о которой я знаю, и, как я и предполагала, сейчас они принимают серьезные меры предосторожности, чтобы убедиться, что еще один человек не ускользнет от их внимания.

— Я никогда не выберусь, — шепчу я, мое сердце разрывается, когда я это говорю.

Сначала я провела пару месяцев в больнице, восстанавливаясь после тяжелого сотрясения мозга, нескольких сломанных костей, пробитого легкого и ужасных рваных ран по всему телу. Я была прикована к чертовой больничной койке, испуганная и одинокая. Я умоляла о встрече с моими приспешниками, но они просто велели мне отдыхать, отказывая мне в свидании с кем-либо из них.

Они не навещают меня и здесь, а когда я спросил доктора Рози, могут ли они, она сказала, что мы поговорим об этом, когда я начну исцеляться. Всегда это дурацкое слово. Исцеление. Я исцелена.

Я исцелилась, когда попала в тюрьму. И еще больше, когда я увидела возможность убить там еще одного демона.

Мой суд еще не скоро, но после месяца в тюрьме меня поместили в психиатрический институт. После этого они провели психологический тест и в итоге признали меня невменяемым и неадекватной. Что я могу сказать? От демона пахло гнилью и разложением, и он выглядел так мило с торчащей из глаза заточкой.

— Это то, что говорит твой адвокат? — спрашивает Гленда, так же тихо.

Я киваю, одинокая слеза скатывается по моей бледной щеке.

Еще одна печальная деталь — здесь у меня нет никакой косметики, чтобы спрятаться. Здесь мое лицо открыто всему миру. Это как идти на войну без доспехов. Без меча и щита, без тяжелого металла для защиты моего тела.

Я просто чувствую себя... уязвимой.

Каждый день я смотрю в зеркало — такое, которое, к моему ужасу, не разбивается — и вижу девушку, в которую я превратилась. Бледное лицо, круглые щеки, простые карие глаза и кривой нос. Под глазами темные круги, а губы стали болезненно потрескавшимися. Мои темно-каштановые волосы свободно спадают на грудь, и каждый день у меня возникает искушение отрезать их.

Каждый день я смотрюсь в зеркало, а мама смотрит на меня в ответ.

— Ты выглядишь так же, как твоя мать. Ты вообще моя, Сибель ?

Каждый раз, когда он говорил мне это, я хотела ответить, что это действительно так. Просто ради маленькой надежды, что он отпустит меня. Но я знала, что тогда он убьет маму за неверность. Ни одной из женщин там не разрешалось спать ни с кем, кроме него.

Я ненавижу, что выгляжу как призрак, поэтому я с радостью покрывала лицо косметикой. Я даже не могу заставить себя снова заплести косички. Не тогда, когда у меня нет накрашенного кукольного личика и красивого ножа в руке.

— Я не хочу, но они говорят, что я сумасшедшая. Меня заставляют признать себя невменяемой. Адвокат сказал, что Институт Уиллоукрик обеспечит мне лучшую жизнь по сравнению с тюрьмой.

По крайней мере, в тюрьме я могла бы продолжать исполнять свою миссию. Тюрьмы до отказа набиты злыми людьми. Если бы меня приговорили к пожизненному заключению, по крайней мере, тогда мне нечего было бы терять. Я могла бы продолжать убивать и обрести хоть какое-то подобие счастья. Даже если мои приспешники не смогут быть рядом со мной.

Гленда на мгновение умолкает.

— Посторонние — люди, которые считают себя нормальными — не понимают таких, как мы. Мы видим мир таким, какой он есть. Эта Земля многослойна, как луковица, и мы живем только в одном из этих слоев. Мы — мы видим другие слои. Энергии, которые существуют в этом мире, и все уродливое и злое, что приходит вместе с ними. Эти слои тонкие, и сильные сущности могут проникать через трещины, в другие слои и сеять хаос. Они говорят, что это все в наших головах. Но я думаю, что они просто подавлены. То, что мы видим — это не в нашей голове. Это в наших лицах. В нашей жизни. А иногда и в наших телах. Они просто не видят их.

Я вздыхаю. Несмотря на то, что говорят врачи, я не вижу и не чувствую ничего, чего на самом деле нет. Гленда права. Я знаю, что люди, которых я убила, были злыми. Я знаю это каждой фиброй своего существа. Я чувствую запах их душ. Я чувствую запах гнили, которая гноится в их телах изнутри. И я не ошибаюсь, когда уничтожаю эти гнилые души.

Я не, я не, я не, я не, я не...

— Сибби? — я поднимаю голову. Гленда смотрит на меня, в ее морщинах вытравлено беспокойство. Она не смотрит на меня как на сумасшедшую. Как это сделали бы медсестры или доктор. И особенно гнилые охранники, которые смотрят на нас, как на отбросы. Она смотрит на меня так, будто точно знает, что я чувствую.

— Ты сделала это? — шепчу я.

Она смотрит на меня в ответ, в ее глазах мелькают нечитаемые эмоции.

— Сделала что, дорогая?

— Ты убила свою семью? Потому что они были демонами?

Она улыбается — почти усталой улыбкой.

— Дорогая, они не были моей семьей. Они были семьей Сатаны.

Это все подтверждение, которое мне нужно.

Гленда похожа на меня. Она почувствовала гниль. Она знала, что это правда. И она избавилась от них.

— Я рада, что ты здесь, Гленда.

Я не говорю, что я рада, что нахожусь здесь, потому что предпочла бы быть где угодно, только не здесь. Но я знаю, что Гленда рада, что она здесь, и поскольку я вынуждена быть здесь, то я рада, что она тоже здесь.

Она похлопывает меня по руке.

— Если на то пошло, я не думаю, что то, что ты сделала, было неправильно.

Я открываю рот, чтобы сказать что, я не уверена. Но меня прерывают прежде, чем я успеваю это сообразить.

— Сибель Дюбуа, пошли! — тот же жирный охранник кричит мне. Вызывая меня к доктору Рози. Я вздыхаю, а Гленда подмигивает и желает мне удачи.

Обычно я не нуждаюсь в удаче. Но в последнее время она мне нужна. Общение с доктором Рози — это головная боль, и она утверждает, что каждый сеанс — это новый прорыв. Как по мне, единственное, что она делает, это следит за тем, чтобы я не вырвала ее глаза из глазниц.

Охранник проводит меня к ее кабинету, постучав один раз в дверь.

Доктор Аберлин Рози — написано на вычурной золотой табличке на двери. Мне нужен мой красивый нож, чтобы я могла вырезать слово «сука» на табличке рядом с ее именем. Только тогда я смогу спокойно смотреть на нее.

— Входи, Сибби, — зовет она. Меня охватывает дрожь. Она не мой друг. Только мои друзья называют меня так.

Я бросаю на охранника неприятный взгляд, просто за то, что он существует, и от этого мне становится легче, прежде чем ворваться в комнату. Первое, что встречает мой нос, это лесной аромат. Доктор Рози пахнет соснами. Я морщу нос. Мне не нравится запах сосен, мне нравится запах цветов.

— Тебе запрещено называть меня Сибби, — ворчу я, устремив свой взгляд в ее сторону. Ее обесцвеченные светлые волосы собраны в низкий хвост, а губы сегодня накрашены розовым блеском, что подчеркивает ее стерильные голубые глаза.

Каждый день она пользуется помадой другого цвета. Она говорит, что это привносит немного яркости в депрессивное место. Мне хотелось вырвать у нее ручку из нагрудного кармана и засунуть ей в глотку за такие слова.

Она говорит это так, будто это мы виноваты в этой депрессии. Нет. Это их вина.

Сумасшедшие люди — самые интересные люди в мире, если вы просто позволите им быть такими, какие они есть. Лечить и пичкать людей лекарствами, пока они не превратятся в безмозглых зомби, это кого угодно вгонит в депрессию, ты, тупая сука.

— Все еще не считаешь нас друзьями? — спрашивает она, ее аккуратные брови изгибаются от забавы. Она не выглядит устрашающе, как Зейд. Она просто выглядит так, будто пытается выглядеть милой и терпит неудачу.

Что за жалкий человек.

— Нет, — огрызаюсь я. — Друзья не называют других друзей сумасшедшими.

— Сибби… — под моим мрачным взглядом она прочищает горло и поправляет себя, ее терпеливый тон не дрогнул. — Сибель. Я никогда не говорила, что ты сумасшедшая. Я сказала, что ты страдаешь от тяжелой шизофрении и бреда. Есть миллионы людей, у которых такое же расстройство, и они живут нормальной жизнью.

Нормальной? Что вообще значит «нормальной»? Нормально — это субъективно.

— Я бы не сказала, что они живут нормальной жизнью, доктор Рози. Видеть вещи, на которые вы не способны, может быть, нормально для них, но это, конечно, не то определение, которое вы считаете нормальным.

Она улыбается.

— Ты права, Сибель. Наверное, с моей стороны очень некультурно говорить, что их жизнь нормальна, — прежде чем я успеваю открыть рот и рассказать ей о себе еще что-нибудь, она переходит к делу. — Расскажи мне о своих приспешниках.

Я свожу брови, и мое сердце замирает. Все замирает.

— Я не хочу говорить о них, — прорычала я.

Она качает головой.

— Почему, Сибби? Это потому что они сбежали?

Я фыркаю. Слезы жгут мне глаза и застилают веки. Я отказываюсь позволить им упасть. Я отказываюсь показывать какую-либо слабость перед доктором Рози. Она съест ее, как голодная собака.

— Да, — шиплю я сквозь стиснутые зубы.

— Как ты думаешь, почему они сбежали?

Я пожимаю плечами, скрещиваю руки и отворачиваюсь. Я дуюсь, и я имею на это право. Мы клялись, что всегда будем вместе, а они бросили меня. Они солгали.

— Наверное, потому что они не хотели, чтобы их поймали.

Она что-то записывает в блокнот. Желание ткнуть ручкой ей в глаз возвращается с новой силой. Я бы очень хотела знать, что она пишет обо мне.

Сумасшедшая. Она говорит, что я чертовски сумасшедшая.

— Сибби, как ты познакомилась со своими приспешниками?

Я вздыхаю от возмущения, но на этот раз не удосуживаюсь поправить ее.

— В «Афере Сатаны» в маленьком городке в Огайо. Я только сбежала из папиной секты, когда наткнулась на передвижную ярмарку, и пробралась в дом с привидениями после того, как он закрылся. Мне негде было спать, нигде не было тепло, поэтому я решила переночевать в одном из домов с привидениями. Там я встретила своих приспешников, которые стояли над трупом. Они сказали мне, что он — зло, и мир словно выровнялся. Я знала свою цель в жизни, но понимала, что сейчас не время начинать, пока не буду уверена, что смогу осуществить задуманное незамеченной. Ну, знаете, с нормальными людьми? Мои приспешники предложили мне это. Они сказали, что я могу оставаться в стенах и выносить свои суждения. Как только я вынесу приговор, они помогут мне осуществить наказание.