Пышная проблема физрука

Глава 20

– Новость слышали? – лениво цедит Фирсова, потягивая из стакана бледный чай. – Ильин заявление об уходе написал.

Мы сидим в столовке и ждём звонка на урок. Надюха молчит, потому что после поездки она вообще заявила, что комментировать как-либо наши отношения с Санычем не будет. Смешная, ну, какие отношения?

Зато Фирсова не упускает очередной возможности напомнить мне про Степана, вот и сейчас Люба говорит спокойным, обыденным и довольно равнодушным тоном, но у меня от её слов перехватывает дыхание.

– Как написал? – выпаливаю, даже не потрудившись скрыть свою заинтересованность. – Зачем?

Фирсова хмыкает, делает ещё один большой глоток, и только потом отвечает.

– Написал шариковой ручкой на бумаге, зачем, у него спроси, – многозначительно играет бровями.

– Вот ещё! – опять слишком резко отвечаю, и чтобы больше не болтать лишнего, отворачиваюсь к окну.

Последний звонок буквально через пару дней, а потом экзамены, выпускной и здравствуй, взрослая жизнь. Но вместо грандиозных планов на будущее в моей голове поселился Саныч. Я никак не могу перестать думать о том, что всё, что было – не просто так.

Мне теперь жизненно необходимо узнать, почему физрук решил уволиться. Вдруг, ему влетело за что-то, а я не знаю? Хотя, за что Санычу могло влететь? Он, я думаю, смог бы договориться с директрисой в случае чего.

Ведь Степан такой сообразительный, умный, а ещё заботливый, и нежный, и…

– Вера, ты идёшь? – голос Любки заставляет меня подпрыгнуть на месте, и торопливо засобираться домой.

И так я весь день в облаках витала, а у нас ещё консультация после обеда по русскому языку и вальс вечером с Мымрой. И последнее меня совершенно не радует, потому что я не хочу танцевать с Рягузовым, но так получилось, что остальных парней уже разобрали. И остался только Мишка…

– Я не пойму, – возмущённо фыркает Любочка, и даже Надя ей поддакивает. – Ты же хотела, чтобы Ильин уволился, теперь чего такая понурая? Думаешь, успел-таки тебе двойбас залепить напоследок?

Вот о чём, а об этом я совершенно не думаю. Мне и на аттестат, и на двойку теперь совершенно наплевать, но подругам я об этом не скажу. Пусть думают, что хотят.

Ближе к вечеру за мной заходит Фирсова, и мы вместе идём в школу. Там встречаемся со Скворцовой и другими одноклассниками, все что-то живо обсуждают, но меня не трогает всеобщее веселье.

Мне по-прежнему грустно от того, что я не знаю причину увольнения Степана. И тяжелее всего от того, что у него не могу спросить напрямую об этом.

– Прикольно, физру отменили полностью! – выкрикивает кто-то из толпы, а остальные достают телефоны и фотографируют завтрашнее расписание, вывешенное на стенде.

Да ладно?

Немного растолкав одноклассников, спешу сама убедиться в том, что уроков с Санычем у нас больше не будет. Но почему? Это что же получается, я его теперь не увижу что ли?

За спиной класс продолжает галдеть, я слышу, как приходит Олеся Викторовна, но совершенно не реагирую на то, что происходит вокруг.

Специально пробегаюсь глазами по расписанию других классов, в которых преподаёт Ильин, и к своему глубочайшему разочарованию обнаруживаю, что у них физкультуру никто не отменил.

И вновь появившиеся детали теперь отказываются складываться в общий пазл, хаотично разметавшись внутри моей головы.

– Как там её, ребят, – сквозь дымку доносится до меня дерзкий голос Мавриной, – Вера? Мышкина! – зовёт училка, и я медленно оборачиваюсь.

Неохотно плетусь к остальному классу и вместе мы идём в спортзал, чтобы там провести первую репетицию.

Я даже не нахожу в себе силы повозмущаться, когда со мной в пару ставят Мишку. Тот скалится, как кошак, увидевший густую сметану, но мне начхать на него, я полностью погружена в свои мысли.

Машинально выполняю задания, которые нам даёт Мымра, вышагивая то в одну сторону, то в другую. Незамысловатые движения, которые мы схватываем налету, и вот уже включается музыка. Удивительно, но для первого раза мы танцуем очень даже сносно.

До выпускного осталось всего меньше месяца, поэтому Инна Витальевна попросила не разучивать с нами какие-то сложные движения.

Мой бок обжигает от прикосновения Мишкиной лапы, и кожа мгновенно покрывается колючими неприятными мурашками. Я бы сейчас что угодно отдала за то, чтобы вместо Рягузова рядом со мной оказался вдруг Саныч.

И мне даже чудится, что я слышу голос физрука. На мгновение прикрываю глаза, чтобы не упустить ускользающую иллюзию, ведь она такая хрупкая.

Вместе с Мишкой мы делаем несколько приставных шагов сначала в одну сторону, потом в другую, Рягузов крутит меня вокруг пальца и…

Я едва не спотыкаюсь, готовая упасть прямо здесь, на виду у всех, потому что напротив нас стоит Саныч. Рядом с Мавриной, которая широко улыбается и что-то говорит физруку.

Мишка вовремя подхватывает меня за талию и спиной прижимает к своему тощему телу, а я опять не сопротивляюсь. Только глаз отвести не могу от физрука, всё смотрю и смотрю, как он криво ухмыляется, как посылает Олесе лёгкую дружелюбную улыбку, но при этом его глаза зло испепеляют нас с Рягузовым.

Маврина ведёт себя достаточно фривольно: щебечет что-то и гладит физрука по оголённому плечу. Саныч одет в одну из своих любимых борцовок, и от этого его плечи кажутся ещё шире. В руках у парня ключи от машины, которые он нервно подбрасывает в воздух и ловит до того, как они успеют преодолеть земное притяжение.

Проходит не меньше минуты прежде, чем я понимаю, что бессовестно разглядываю учителя. Бывшего учителя, ведь Саныч у меня больше ни одного урока не проведёт.

– Стёп, подожди немного, мы скоро закончим, – громко произносит Маврина.

Очень громко, видимо, чтобы помочь мне отмереть и перестать глазеть на стоящего рядом с ней парня.

Неужели он пришёл к ней?

А что, если у Степана отношения с этой училкой? С чего-то же она позволяет себе трогать его и не стесняется кокетливо улыбаться прямо на глазах у учеников.

Тогда всё встаёт на свои места: и присутствие Саныча на репетиции, и его увольнение из школы. Конечно, служебный роман среди педагогов должно быть недопустим, вот и пришлось физруку выбирать между девушкой и работой. И он благородно выбрал первое.

Но почему он тогда со мной так себя вёл? Ответ очевиден: я сама бегала за Санычем в своих бесконечных попытках добиться его увольнения. И ведь должна радоваться теперь, но только мне совсем нерадостно, и слёзы буквально застилают глаза.

Выпутавшись из Мишкиного захвата, не говорю никому ни слова и пулей вылетаю из помещения. Мне слышится, что позади звучат чьи-то тяжёлые шаги, но я не оборачиваюсь.

Ну, кому надо за мной идти?

Глава 21