Вера в сказке про любовь

Как правило, такое молчание ощущается тяжело, сложно, словно ты должница вселенская, но не теперь. Я взглянула на профиль мужчины рядом. Он сосредоточенно следил за дорогой, немного хмурился и иногда сердито стискивал зубы. Тонкие длинные пальцы лежали на руле. Под смуглой кожей проступали вены – рукава он закатал до локтя, так что обзор мне открывался соблазнительный. Непроизвольно представилось, как эти руки выглядели бы на мне вчера. Я поспешно отвернулась к окну и зажмурилась. Несмотря на неуместность и попытку остановить, фантазии не прекратились. Снова в голове воскресали слова, им сказанные накануне. Я всем телом начала ощущать исходящее от него тепло, и совсем бы не возражала, если бы он наплевал на мир вокруг и прямо сейчас сделал лично все то, о чем вчера только просил.

Свет протяжно выдохнул. Я обернулась к нему и угодила в плен потемневших синих глаз. Он быстро отвел взгляд, словно я его с поличным за кражей поймала. Неужто, теми же фантазиями грешен? Или это от меня ты цепляешь?

Теперь не отворачиваясь к окну, я представила, каково это очутиться гораздо ближе к нему, чем уже есть. К черту ожидание, я хотела его немедленно. Свет опять глубоко вздохнул и сильнее сжал руль. Я сама своему открытию не поверила.

Хотела было в третий раз проверить, но связь в обратную сторону тоже работала. Всем телом ощутила бешеную пульсацию крови, пальцы на руках стало покалывать. Я сильнее вжалась в кресло, только это не помогло, а напротив усилило болезненное желание.

Во что мы играем?

Мелодия звонка его смартфона заставила вздрогнуть обоих. В первое мгновение сосредоточиться на собеседнике Пересвета я не могла, только потом поняла, что он говорит с моей мамой. Причем голос моего спутника сменил первоначальную хрипловатую расслабленность на твердость. Мама сообщала что-то беспокойное, и я, наконец, заставила себя собраться с мыслями и вслушаться в диалог.

- Я понял. Да… Нет, это ничего не болит. Тут другое. Я уже еду.

К сожалению, это все что я услышала.

- С Тёмом что-то?

От прежнего рассеянного очаровательного сексуального Света не осталось и следа. Теперь это был совершенно другой мужчина: напряженный, сосредоточенный и, если я не ошиблась, злой.

- Плачет, не успокаивается, - нехотя кратко пояснил он.

Я осмотрела общую дорожную атмосферу. Добираться до мамы часа полтора – это при большом везении. Решение пришло мгновенно. Я отстегнула ремень, открыла дверь и выскочила на улицу.

- На метро быстрее, - все, что сказала удивленным голубым глазам прежде, чем убежать…

- Вера! – Альбертович даже не удивился моему явлению.

- Ты давно тут? – я на ходу разулась и направилась в гостиную, откуда раздавался плач.

- Сам только зашел.

Новый папенька явно был напуган. Не по-мужски это, Рудольф, не по-мужски. Где тот лысый бугай, к которому я прониклась уважением при первом знакомстве? Впрочем, увидев маменьку и Тёма, поняла, что паника в этом кругу зародилась не случайно. Кругом матросы, и ни одного капитана. Предстояло в корне изменить ситуацию.

- Мам, тебе плохо?

- Нет, нет. Он не падал и ничего такого… Там птичка на кухне в окне была, мы минуточку на нее посмотрели, она улетела. Вот тут он вдруг как начал плакать, а потом кричать и потом по стеклу руками колотить, и отвлечь всякое… Никак… Просто я ж одна с ним… Ой, - тихо выдохнула родительница и руку никуда прижимать не стала. Это означало только одно: на этот раз маме действительно плохо.

- Тёма мне, - начала отдавать команды я. – Рудольф!

- Да?

- Направо от дома, сразу за детским садом – травмпункт. Ее туда. Там три минуты бегом.

- Понял.

Альбертовича не смутили ни мой командирский тон, ни отсутствие сопровождающих объяснений. Как заправский солдат он приступил к исполнению. С кухонного стола забрал мобильный, из гостиной – свою вторую половинку. После недолгой возни и неуверенного мамочкиного протеста хлопнула входная дверь.

- Ну, что, герой? Теперь ты.

Я потерла о юбку неожиданно вспотевшие ладони. Вел себя Тём страшно, на самом деле страшно. Не так, как в прошлый раз, когда стаканы побились. О, вовсе нет.

Он лежал на диване. Его всего трясло. Глаза красные опухшие, нос тоже. Каким-то диковатым шепотом между вскриками и завываниями он как заклинание повторял одно слово: «птичка». Весь мокрый от слез, он не пытался встать или что-то сделать. Казалось, просто чисто физически этот крошечный человечек не в состоянии остановиться. Сама природа не дала ему такого механизма. И мне сейчас предстояло стать этим недостающим механизмом. Вот задачка на миллион!

- Тём, - окликнула я, присев на краешек дивана. Он не ответил, вообще никак не отреагировал.

- Артём, - позвала я громче, чем спровоцировала новый приступ дрожи. А еще он тоненько взвыл, как маленький раненый волчонок. До того, как заговорила, так не делал. Пока Вера терпела полную неудачу, но пути назад не было. Позади вообще ничего не было. Глубоко вздохнув, я постаралась дотронуться до малыша, но снова встретила провал. Тём в ответ меня ударить ногой попытался еще до того, как я ладонь близко поднесла, причем он не целился. Впечатление складывалось такое, словно ослепленный паникой он защищается.

Я снова потерла мокрые ладони о юбку. Паника уже и меня захлестывала. И вот тут мне в голову мысль странная пришла. Реально странная, простая и совсем нелогичная, но поскольку иных идей не водилось, я бросилась ее исполнять. Нужна птичка? Будет птичка!

Прохлопав ящиками мамочкиных шкафов, я нашла бумагу, сколько было цветных фломастеров, карандашей, ручек, уселась на пол рядом с диваном и начала изображать птичку. Худо бедно рисовать умела, так что должно было получиться похоже.

- У птички что есть? Клюв, - вслух бормотала я. – Еще вот крылья и хвост. Ты голубя, наверное, видел, да, Тём?

Над ухом у меня затихли и протяжно тяжело со всхлипами вздохнули. Честно признаться, я сама не поверила. Осторожно голову повернула, а он к краю подполз и вниз, на рисунок смотрит. Мне аж самой заплакать захотелось. Я и не думала, что настолько напряжена.

- У птиц перья. Ты знал?

Тём снова всхлипнул.

- Голуби серые, иногда встречаются белые. И сидеть он будет на веточке.

Малой позу не сменил, только подушку дивана зубами рвать начал. Хватает и тянет на себя обивку, пока та из его мертвой хватки не выскользнет. Клац, клац, клац… У меня холод по спине прошел.

- Я б листья изобразила, но у меня зеленого нет.

Голубь получился почти похожий. Я медленно подняла рисунок, приближая его к глазам Тёма. Клацанье прервалось так же неожиданно, как и началось. Продолжая всхлипывать, парень сел и забрал у меня лист.

- Это-это?

- Это птичка, - уверенно произнесла я, не сводя с его лица напряженного взгляда.

- Птичка, - шепнул Тём и поднес рисунок близко к глазам. – Птичка, - уже мягче повторил он и улыбнулся. На этой улыбке у меня сложилось ощущение, что я сейчас в обморок-то и уйду, как самая что ни на есть настоящая нежная леди. Жаль, расслабляться было рано.

Я осторожно протянула руку к Артёму. На этот раз он не отбивался. Погладила его по спине, по рукам, потом ноги помяла. Он все позволил, голову только не дал, отклонился. Минут пять спустя, мне уже удалось его полотенцем влажным умыть и футболку переодеть. Дальше я и вовсе обнаглела: забралась на диван, на колени себе его посадила, обняла, глажу и по рисунку про голубей рассказываю, причем в лицах. Никогда не думала, что умею правдоподобно курлыкать.

Рудольф сообщение прислал, что с мамой все хорошо. Я в ответ ситуацию свою обрисовала и попросила его любой ценой свозить мамочку куда-нибудь поужинать. Знаю ее, отбиваться же начнет. Мол, тут ей доверили, а она не справилась. Пусть погуляет, на свидание сходит, как нормальная женщина.

Я успела телефон отложить, когда в дверь зазвонили. Открывать пришлось с Тёмом на руках, слазить с меня он категорически отказался. Свет хмуро оглядел нас обоих, без слов зашел и закрыл входную дверь.

- Где мама?

- С Рудольфом. Это ты его позвал?

- Да, он ближе всех был.

- Иди, - вмешался в наш диалог малец. Причем, команда адресовывалась мне. Я возражать не стала, сразу как-то поняла, чего хочет. Развернулась и пошла обратно на диван.

- С ней все нормально?

- Да, все хорошо, на улицу их отправила - ответила я через плечо.

Больше Пересвет ничего не спросил, только я отчетливо ощущала, что ему паршиво. И сложно описать насколько паршиво. Быть бессильным и беспомощным там, где должен быть решением всех проблем – страшно. Еще хуже мчаться куда-то, где должен быть решением, и по прибытии оказаться опоздавшим. Человеческая натура проста, он сейчас чувствует себя ненужным. И это никуда не годилось! С сыном разобралась, на очереди папа. Поехали, Вера.

- А дальше что делать? – я вопросительно взглянула на Пересвета.

Сын целиком и полностью твой, и только ты знаешь его, и можешь что-то решить, можешь научить меня. Ты мне нужен сейчас. И ему очень нужен сейчас. Слышишь?

Он услышал.

- Тём, хочешь гулять?

- Хочешь гулять, - оторвался от рисунка ребятенок и проворно соскочил с моих колен. Я беспомощно недоверчиво и совсем не весело хихикнула. Не удержалась. Уж, больно резко они это со мной вдвоем. Напряжение сказалось.

- А ты хочешь гулять? – понял мое состояние Свет и окончательно взял бразды правления в свои руки.

Я нервно закивала головой. Конечно, да, тем более ты уже явно решил за меня – вопрос скорее утвердительно прозвучал, нежели вопросительно.

- Тогда обувайтесь. Поехали машину забирать.

- Откуда? – не поняла я.

- Оттуда, где я ее бросил. На метро быстрее, - с этими словами он наклонился, взял немного онемевшую меня за плечи и поднял. – Идем?

- Аг… Да.

Мы пошли. Сначала в коридор, где на Тёма без лишних слов натянули кроссовки, потом на улицу, где меня совершенно неожиданно обняли за талию. Так обыденно, как будто привычно. Наверное, стресс сказался, соображала я туго и оттого бурной внешней реакции не изобразила. А может, дело было в Тёмке, ладошку которого отец не отпускал ни на минуту. Было страшно потревожить.

В метро меня продолжили из личного пространства не отпускать. И вроде не навязчиво, не неприятно, не грубо, но такое отношение все равно смущало. Я по началу не догадалась, что с моей головой такое, а потом поняла. Слишком привыкла быть одна, слишком сама по себе, чтобы понять, что он сильнее, тем более принять. И речь не о физическом неравенстве - я женщина самая что ни на есть обыкновенная, а потому редкий мужик слабее меня. Нет. Речь о силе иного толка: быть ведущим в мгновение, когда женщина в состоянии быть только ведомой, когда женщина слаба.

Сколько раз прежде, в момент, когда мне действительно нужна была поддержка, нужен был кто-то уверенный рядом, оказывалось, что этот кто-то занят, в командировке, на объекте, на охоте и еще бог знает где, но только не со мной. И ведь нельзя меня отнести к вечно страдающим по любому поводу дурочкам или немощным барышням, способным лишь разглагольствовать о том, сколько всего много и сразу им должен «настаящий мущина». Все мы люди, и если ты слабый, сильной буду я, но и если я слаба, будь сильным ты. Все просто. Не раз я становилась во главе состава, не раз принимала решения и тянула за собой, когда была нужна, вот только взамен той же отдачи не получала. Как вдруг…