Золотая бабушка

Глава 11. «Как же донесу домой подарок твой, я на таком ветру»

На следующий день Любовь Михална снарядилась в поход. Она намеревалась провести в лесу целую ночь. Толик схватился за голову и принялся кукарекать вокруг женщины. Его крайне беспокоила беспечность Любови Михалны. Он пытался объяснить, что годы берут своё: старое тело требует комфорта. Но такие заявления лишь сильнее раззадоривали путешественницу. «Зато душа крылатая, и ум острее ножа», — говорила она и показывала язык. Ребята решили, что им ничего не остается, кроме как сопроводить бабусю в новое приключение. А я просто прибилась ради смеху. Ненавижу насекомых, но очень люблю наблюдать за авантюрами — «пирушка» намечалась ого-го-го!

На Витасю был возложен мольберт и палатка: Толик же схватил рюкзак с провизией. Он посчитал, что еду легче нести…и приятнее. А нам с Любовью Михалной вручили гитары.

— Вам обязательно две тащить? — спросила я.

— Мы всегда играем вместе, — Толик только пожал плечами.

Проблемы начались уже при подходе к лесу. Мы шли всего пятнадцать минут, но с солиста сошло семь потов. В его хитроумный план не входило то, что Лёля решит снарядить нас тонной еды. Добродушная Лёля наложила столько, словно мы собирались прямиком на Северный полюс: картошечка, помидорчики, огурчики, лучок, морковка, ореховая настоечка, медовая настоечка, вишнёвая настоечка, соль, тушёночка (семь банок). Это нам ещё повезло, что Любовь Михална наотрез отказалась от готовой еды. Очень уж ей хотелось сварить суп на костре. Вообще женщина выглядела не просто как турист, а как супертурист. Где-то Любовь Михална откопала внушительную карту на старой бумаге. Взяла себе увеличительное стекло на верёвочке, штаны с миллионом карманов и шляпу с сеткой от мошек. Индиана Джонс — не меньше.

Витасе всё нравилось, он был очень воодушевлён, несмотря на то, что тащил на себе кучу тяжёлого барахла. Лицо покраснело от напряжения и удовольствия. Он напевал под нос мелодию, чего никогда прежде с ним не случалось. Мотивчик подхватил Толик, но в этом не было бодрости здоровяка. Мне кажется, Толик всё превращал в светлую грусть.

— Ветер…ветер… гонит стаи листьев…листьев… по небу… — музыкант запнулся, ему не понравилось звучание. — Ты можешь ещё раз, Виталик?

Здоровяк снова намычал мелодию, но уже постарался сделать это менее бодро, уловив настроение друга.

— Ве-е-е-те-е-ер. Гонит стаи… ли-стьев… по не-бу-у-у, — дальше ребята продолжали в унисон, поймав какую-то свою неведомую волну, — нагие ве-тви подняты, как руки у…те…бя.

— Красиво, — коротко отметила Любовь Михална.

Я с ней согласилась, в мелодии ощущалась ностальгия. Хотя я вообще такой себе слушатель: не разбираюсь в музыке совсем. Помню, как Толик однажды включил мне песню и на середине просто взорвался со словами: «Ты слышала! Нет, ты это слышала! Как ушёл!» А я ничего не слышала. Но мне нравилось. Так и сейчас. Мне понравился мотив, но при всём желании не смогу объяснить почему.

Сверяясь с картой, неутомимая Любовь Михална вела нас к идеальному для лагеря месту. Ей всё было нипочём. Она прошла через крапиву, не дрогнув ни единой мышцей на лице. А ребята прыгали и кричали, даже Виталик. Только и слышно было разноголосое «ай» и «ой». Женщина не реагировала. Что мошкара, что два пацана — всё пустое в сравнении с её миссией найти место для лагеря.

И когда мы вышли на пустую и абсолютно очаровательную полянку, Любовь Михална плюхнулась на поваленное дерево. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула свежий хвойный воздух: «Лепота». Но ей всегда хватало минуты, чтобы насладиться моментом. В жизни Любови Михалны лености и праздности места не было. Нужно трудиться, тогда и отдых будет в сто крат приятнее. Женщина сделала порыв, чтобы подскочить на ноги, но конечности перестали её слушать, лицо исказила гримаса боли. Ещё бы. В последнее время она совсем перестала себя беречь, а болезнь тем временем пробиралась в тело, как въедливый вирус.

— Так, разбиваем лагерь здесь. Витася берёт котелок и бутылки, натаскает воды. Оля идет собирать хворост, Толик ставит палатку, а я руковожу операцией из головного центра.

— А почему это вы? — Толик поставил руки в боки.

— Потому что у меня у единственной тут есть голова и опыт. Разговорчики отставили и пошли, ходу-ходу! — Любовь Михална похлопала в ладоши, и мы разошлись. Толик всё ещё бурчал под нос. Очень уж его задевает то, что его считают за глупого.

В лесу было так тихо и спокойно, будто в берушах ходишь. Это чувство глухоты не покидало меня с тех пор, как я приехала в деревню. Но сейчас состояние усугубилось. Или наоборот улучшилось? В том смысле, что я настолько привыкла к шуму шоссе, что перестала воспринимать тихие звуки. Хочется зевнуть, чтобы разложило уши, но не зевается.

Мне нравилось собирать хворост: валяющиеся на земле палочки вырисовывали причудливые образы. Если бы я была писателем, то рассказала бы историю о травяных человечках. Эту историю я придумала в детстве. Я в неё верила. Даже не знаю, откуда такие мысли вообще родились. Для меня тогда казалось очевидным, что в траве живут маленькие люди, которые пасут всяких божьих коровок и навозных жуков. Муравьи у народа вместо лошадей, а палочки травяные человечки разбрасывают специально, потому что хотят привлечь наше внимание. Ведь мы для них Боги. «Конечно! Такие большие! Наверное, до неба могут дотянуться», — так думают крохи. Ошибаются, мы даже языком до носа еле дотягиваемся.

Но я не писатель, поэтому про травяных человечков почитаете у фантастов. Дарю сюжет. Бесплатно.

Я вернулась в лагерь с хворостом, и Толик тут же окликнул меня:

— Оля! Дай две палочки, — не дождавшись ответа, он вероломно украл часть хвороста.

— Эй!

— Вопрос жизни и голодного желудка.

Толик построил этакий мини-вигвам и принялся тереть два тонких прута друг о дружку: надеялся разжечь огонь. Он очень старался — вспотел. Ладони двигались быстро, как в мультиках, будто сейчас сами воспламенятся. Любовь Михална наблюдала за ним с поднятой бровью. Вообще у неё были спички, но если Толику так хочется…

Женщина начала всерьёз проникаться этими ребятами. Она смотрела на напряженного музыканта без злобы и издёвки, а с умилением. Ну, дурачок, что поделать! Ей вспомнился Иван. Наверное, она его очень обидела. Как тут не обидеться, когда родная мать вдруг берёт и уезжает, оставив вшивую записку. Любовь Михална старалась отбросить эти мысли. Она ещё точно не знала, где и как умрёт, надеялась, что путешествие подскажет ей правильные прощальные слова для сына.

Разжечь огонь удалось, когда Любови Михалне надоело наблюдать за потугами Толика, она чирканула головку о коробок и извлекла светоч человеческой мысли. Я прикрыла рот ладошкой и тихонько посмеивалась.

— Чисти свою картошку, а за другими не следи! Сама думаешь лучше?! — бросил Толик.

— Уж тебя-то получше.

— Как же, — надулся Толик.

— Хочешь устроить гонку по чистке картошки?

Вообще я бросила фразу смеху ради, но это вылилось в настоящее соревнование. Толик взял второй нож со словами: «Я вам сейчас всем покажу». Честно говоря, я не ожидала от себя такого тотального проигрыша. Ещё никогда меня так не втаптывали в грязь. Толик чистил картошку безупречно, чётко срезая лишь шкурку. Кисти и пальцы двигались ловко и умело, что я даже взглотнула. У очкарика оказывается есть свои потаенные стороны. Картофельный повелитель.

Пока вся поляна была увлечена состязанием, один незваный гость пробрался на наше пиршество. И заметили мы, лишь когда Любовь Михална сказала:

— Твою манд…ат.

Обернулись. А перед нами на двух лапах стоял медведь. Натуральный такой: с чёрным носом, мохнатыми лапами и любопытным взглядом. Ничего лучше слов Любови Михалны я в тот миг не подобрала.

— Убежать мы от него всё равно не сможем. Надо прикинуться мертвыми, — Толик осторожно лёг на землю, раскинув руки и ноги.

— Медведи — животные, а не идиоты, — заметила Любовь Михална.

Она чувствовала себя спокойно. Зверь лишь первые пять секунд вызвал у женщины панику, но когда страх перестал застилать глаза, она смогла заметить, что у мохнатого взгляд очень даже дружелюбный. Хотя, если уж по-честному, причина — в балетной пачке животного. Это не фигура речи. Медведь оказался работником цирка, трупа разложила свой шатёр прямо в лесу. Но любопытный миша решил прогуляться и догулялся до нашего лагеря.

Тем временем Толик продолжал старательно прикидываться трупом. И так бы лежал, если бы к нам ни подошёл дрессировщик.

— Бусинка, ты чего! Гуляешь одна, а если потеряешься? — сказал циркач, на что медведица недовольно промычала. — Никаких оправданий. Ты всегда слишком беспечна!

— Р-р-ра-ар-р-р…

— Да кто же виноват, что тебя на диету посадили! Ты же съела столько чипсов, что посадила себе желудок! Я тебе столько раз объяснял, что никому нельзя есть столько чипсов. Вот теперь пожинай плоды непослушания.

— Рур-р-р-р…

— Я знаю, что ты пытаешь мне сказать, но это никакое не оправдание. Люди вот вышли в поход, это их картошка, а не твоя. А ты им всё веселье испортила.

Из-за кустов показался ещё один человек. Самый неожиданный из всех, которых можно было ожидать.

— Папа! — воскликнула я.

Кислый был одет не менее туристически, чем Любовь Михална. Он удивлённо оглядел нашу компанию, и взгляд остановился на Любови Михалне.

— Оля, привет, — сказал он мне, но глаз от женщины не отвёл.

— Что же вы, молодой человек, вводите в заблуждение…девушку, — Любовь Михална обратилась к циркачу, игнорируя появление Кислого, — ничуть она наше веселье не испортила. Я бы сказала наоборот, стала изюминкой вечера. Коли голодна ваша подруга, мы её угостим с радостью. Супчик — вещь полезная даже для медведей.

Бусинка, ощутив доброе расположение Любови Михалны, довольно рыкнула. После чего внезапно прильнула к Кислому. Он ласково погладил медведицу по голове.

— Давай дадим ей немного супа, — сказал он циркачу.

— Что вы! Право! Неудобно! — принялся отмахиваться дрессировщик. — Да и диета…

— Супом диету не испортишь. А вы в качестве извинений дадите мне возможность сделать набросок, — Любовь Михална указала на мольберт.

— Соглашайся, — поддержал идею Кислый. — Бусинка очень красивая и колоритная девушка. Видишь, её не только слепить хотят. Прекрасная модель.

Даже сквозь шерсть было видно, как огромная Бусинка зардела. Медведица довольно проурчала и ткнула носом в плечо Кислого. Любовь Михална усмехнулась. Пашка и в молодости имел так много очарования, что девушки вокруг таяли. Видимо, теперь он охмуряет медведиц.

— Как тебе идея, Бусинка? — подмигнула Любовь Михална, мохнатая девушка плюхнулась рядом с художницей и довольно подняла морду.

— Серьёзно? — прошептал мне Толик. — Любовь Михална угнетает всех людей, но легко находит язык с медведями? И что тут делает твой отец?

Я только пожала плечами. Знала, что он ходит где-то неподалёку, но понятия не имела, что у него какие-то дела с местным цирком. Вот уж странная встреча. Но это лишь снова показало, как далеки мы друг от друга.