На один раз

Глава 27

Давид припарковал машину недалеко от магазина.

Снял солнцезащитные очки. Потёр переносицу.

Его худшие опасения оправдались: хитрый старый лис Эдуард Квятковский спрятал дочь.

Алекс уволилась из банка и уехала в неизвестном направлении, видимо, в надежде, что Давид её не найдёт. А не найдёт, потому что не будет искать, ему и в голову это не придёт. Но ему пришло: Давид ждал чего-то подобного, а потому был начеку.

Первый снег, яркий, пронзительный слепил глаза: на небольшой площади в центре городка его уже исчертили колёса машин как чистый лист. Белоснежный, как платье невесты, снег создавал ощущение праздника, хотя на душе у Давида скребли кошки.

Всё это время Давид ждал, что Алекс Квятковская ему позвонит.

Он оставил ей визитку, он дал понять, что будет ждать её звонка, если что. Но вместо этого она исчезла из города. И вела жизнь пенсионерки, поселившись в прабабкином доме: читала, гуляла, наверное, варила борщи, спала. Вечерами перед телевизором вязала крючком — он бы не удивился.

Да, работала продавцом в магазине — чего Давид совершенно не мог понять. Избалованная девчонка, дочь банкира, внучка дипломата, правнучка члена Политбюро, родившаяся с золотой ложкой во рту — продавщица в захолустном сельпо.

Или этот мир сошёл с ума, или тихо сходил с ума Давид.

Увидев прабабкин дом, добротный, двухэтажный, с белыми разводами высола на кирпичных стенах, похожий на дореволюционный особняк, Давиду показалось, он провалился в прошлое, начало двадцатого века, когда, скорее всего, и родилась прабабка Александры Квятковской.

Проблема в том, что частной собственности, как и этого дачного посёлка, отстроенного для советской элиты: аппарата ЦК, генсеков и вождей, ставшего в наше время уютным городком, привлекательным для отдыха и туризма, тогда в помине не было.

Но прабабка как-то умудрилась передать его в наследство правнучке. Дом стоял. И жизнь в городке кипела.

Добросердечная соседка Алекс, что, наверное, застала в живых её прабабку, сказала: «А Сашенька сегодня работает в магазине». И объяснила, как его найти.

Что Александра Квятковская в грязном переднике стоит за прилавком, принимает мятые купюры из трясущихся рук местных алкашей, небрежно шарахает о прилавок бутылками дешёвой водки и пачками сигарет с картинками разложившейся печени, не укладывалось у Давида в голове. Но иначе местный магазин он себе и не представлял: только отделанный убогим сайдингом, с заплёванной урной у крыльца и железными решётками на пыльных окнах.

Решётки на магазине действительно были — это единственное, что совпало с нарисованной его воображением убогой картинкой, но эти решётки выглядели скорее произведением искусства, чем криво слепленной халтурой. «Избушка там на курьих ножках», «русалка на ветвях» прилагались к кованым решёткам магазинчика с соответствующим названием: «Руслан и Людмила». И находился он в таком же особнячке из красного кирпича, как и дом госпожи Квятковской.

Готические башенки, круглые чердачные оконца, балкончик с гнутыми перильцами над входом и — куда же без него! — чугунный учёный кот на крашеной золотой краской массивной цепи, опоясывающей железный дуб с искусно вырезанными из металлопроката листьями.

Хлопнув дверью машины, Давид огляделся. Видимо, городок имел свой кирпичный завод и правила застройки — все здания были выдержаны в едином стиле, выполнены из одинакового тёмно-красного кирпича, поражали добротностью, ухоженными палисадниками и красивой отделкой.

Так, наверное, мог выглядеть городок, где Давид захотел бы остаться.

Здания, расположенные по периметру круглой центральной площади, были такими же. Администрация, почта, банк, пункт выдачи товаров известной сетевой торговой площадки, два магазина — все украшали потрясающей красоты кованные решётки, к каждому прилагались свои металлические скульптуры: Крокодил Гена с Чебурашкой, Матроскин и Шарик, Винни-пух и Пятачок, Дама с собачкой на большой скамье.

Местные дети героям мультфильмов и железным тётям с таксами, явно предпочитали старый трактор, покрашенный всё той же золотой краской — на нём висли любопытные мальчишки, и карету Золушки — в ней засели довольные девчонки.

Трогательная душевность скульптур и простодушная сельская пастораль до самого горизонта слегка сбили боевой настрой Давида: он даже дал себе установку не злиться. Надел очки, одёрнул рукава пальто, сбросил с лацкана мелкую соринку, откинул со лба волосы, расправил плечи.

В магазин, где работала Алекс Квятковская он и не надеялся войти незаметно — не затем приехал, чтобы подглядывать, но ему повезло: группа людей, явно туристов, с похвальной любознательностью интересовалась товарами местного промысла.

Орехи, мёд, пряники в берестяных коробочках, разных оттенков наливки в пузатых бутылках.

Именно эти наливки и разливала по маленьким стаканчикам Александра Квятковская посетителям для дегустации, параллельно озвучивая состав и особенности производства.

Она повернулась с подносом, оказавшись к Давиду нос к носу, а потом сделала то, чего он никак не ожидал — отвернулась. Словно надеясь, что он исчезнет, как морок. Ему даже показалось, она считает до десяти, стоя к нему спиной.

Давид, конечно, не исчез. Слегка сместился вправо, чтобы, когда она повернулась, вместо него увидела пустое место. Но не дематериализовался.

— Наши местные напитки, — улыбнулась Алекс, отыскав его глазами, и слегка качнула головой, оценив шутку. — Не желаете присоединиться к дегустации?

— Нет, спасибо. Я подожду, когда она закончится, — снял Давид очки, чтобы у Александры Эдуардовны не осталось сомнений, что это он, и он ей не мерещится.

— Это может занять некоторое время.

— Я никуда не тороплюсь, — убрал он очки в нагрудный карман и отвернулся к полкам с сувенирами.