Love Lockdown

========== Часть 3. Испытания начинаются ==========

— Напомни мне еще раз, — болезненно говорит Итачи, протирая глаза, — зачем это нужно.

Сакура скрещивает руки и ставит себе целью обратиться к случайному месту на стене, а не к нему.

— Напомни мне еще раз, — возражает она, указывая на группу Акацуки, которые сейчас разбирают содержимое ее комнаты, — зачем это нужно.

Прежде чем Итачи успевает ответить, вмешивается Тоби, выталкивающий комод за дверь.

— Мы просто следим за тем, чтобы у тебя не было возможности навредить Итачи-сану! — Одним мощным рывком комод перемещается в прихожую. Тоби проскальзывает обратно в комнату и задумчиво осматривает ее. — Дейдара-сэмпай, может, нам убрать и кровать?

Дейдара ухмыляется этому невинному заявлению и смотрит на сверкающего взглядом ниндзя-медика Конохи и столь же разгневанного Итачи; который, несмотря на это, кажется несколько менее кровожадным, чем обычно. Но опять же, сейчас пять утра, и вундеркинд Учиха ни в коем случае не жаворонок. Кроме того, Дейдара должен признать, что даже Итачи не выглядит устрашающе в простой черной футболке с символом его клана на спине и в красных шортах до колен, не говоря уже о вездесущих солнцезащитных очках Диор.

— Оставь это, Тоби, — великодушно говорит Дейдара. — Вряд ли есть опасность, что они будут трахаться, как кролики, гм.

При этом заявлении Кисаме приходится прекратить свои последние поиски ручек, чтобы подарить Итачи медвежьи — акульи? — обьятия, поймав его на полпути к светловолосому ниндзя-отступнику и тихо напомнив ему о его дыхательных упражнениях. Между тем, Сакура рычит, по мнению Дейдары, излишне угрожающе.

— Маловероятно, ты… ты… фальшиво-блондинистый ублюдок! Гораздо более вероятно, что я оторву спинки кровати и размозжу ими ему голову!

В этот момент, на всякий случай, Кисаме протягивает руку и притягивает к себе громко протестующую Сакуру.

— А ты пробовала дыхательные упражнения? — строго спрашивает он.

— Что?.. Нет! — Сакура борется, но безрезультатно, в то время как Итачи обиженно бормочет требуемую серию «Ом», уже поняв, что сопротивление бесполезно.

— Тоби! — Тем временем кричит Дейдара. — Ты слышал сумасшедшую куноичи! Немедленно разбери кровать, гм! — Он хмуро смотрит на сумасшедшую куноичи, перебрасывая свой длинный хвост через плечо. — И мои волосы не фальшивые. Краски для волос полностью не в состоянии воспроизвести истинную красоту цветов, встречающихся в природе. Я натуральный блондин, ага.

— Да-да, Дейдара-сэмпай! — Тоби весело отвечает, прежде чем продолжить процесс. — И могу я добавить, у тебя очень красивые волосы. Но где же Хидан-сан в это прекрасное утро? — обеспокоенно спрашивает он, без особого усилия разбирая кровать.

Дейдара вздрагивает при одной мысли о своем товарище, извергающем ненормативную лексику.

— Занят уходом за своими ранеными яичками, гм, — говорит он, бросая многозначительный взгляд на Сакуру, которая с довольной ухмылкой вырывается из рук Кисаме и отряхивается.

Тоби убирает последнюю из четырех ножек кровати, и Дейдара с глубоким вздохом опускается на кровать.

— Подожди, а почему в пять утра, а? — Он хмурится. — Этому часу совершенно не хватает художественных достоинств.

Сакура закатывает глаза, объясняя это уже как минимум в десятый раз.

— Глаза самые свежие и самые отдохнувшие рано утром. Это самое близкое, с чем я могу работать с чистого листа.

— Полагаю, приемлемое объяснение, гм, — Дейдара встает с кровати и роскошно потягивается. — Тоби!

— Да, Дейдара-сэмпай?

— Я возвращаюсь в постель. Если ты настаиваешь на использовании душа, пожалуйста, воздержись от пения, гм. А если ты воспользуешься моим шампунем из плюмерии, я взорву тебя во сне.

Произнеся это весомое воззвание, Дейдара выскальзывает из комнаты, не издавая ни звука, благодаря пушистым, мягким — и очень сообразительным в художественном отношении — кроличьим тапочкам, которые защищают его ноги от холодного деревянного пола. Тоби следует за ним, очень весело попрощавшись с Итачи и Сакурой.

— Тогда ладно, — зевает Кисаме, невольно прижимая к себе свою маленькую плюшевую акулу. — Я просто оставлю вас двоих наедине. — Он закрывает рот посреди зевка, чтобы бросить на них обоих очень проницательный взгляд. — Если я услышу хоть какие-то крики, сегодня вечером у нас всех будет групповое занятие йогой, вы понимаете?

— Ладно, — бормочет Итачи, едва сдерживая дрожь от опасения, и Сакура кивает в знак согласия.

Кисаме выбирается из комнаты, оставляя их обоих совершенно одних, стоящих в комнате, обнаженной догола, если не считать матраца.

— Что за акула у него? — Сакура удивляется вслух.

Итачи не собирается давать этой невыносимой молодой женщине пощады, но, надо признать, это правильный вопрос.

— …Если сжать ее спинной плавник, она играет музыку из «Челюстей».

Медик морщит нос, внезапно на нее нападают ужасные воспоминания о том, как она была маленькой девочкой, боящейся моря исключительно из-за этого фильма.

— Зачем кому-то это нужно?

— Кисаме, — бормочет Итачи, — находит это успокаивающим.

Его голос держится осторожно, бесстрастно, как всегда, но Сакура улавливает тонкости этого тона, говорящего с тихой покорностью человека, привыкшего засыпать под звуки своего напарника, счастливо напевающего музыкальную тему из «Челюстей» каждую ночь.

Сакура позволяет себе одну улыбку, всего одну, прежде чем попытаться задействовать свою профессиональную сторону; ту, к которой, кстати, гораздо легче подключиться, когда она находится в чистой, продезинфицированной, ярко освещенной больничной палате в Конохе, ухаживая за знакомыми пациентами, которые определенно не являются психопатами, убивающими клан.

— …Сними их.

Получив это медицинское заключение, Итачи чуть не задохнулся от сухого воздуха самой комнаты.

— Прости? — возмущенно спрашивает он.

Харуно Сакура смотрит на него так, как будто он деревенский идиот — выражение, которое еще никогда не было адресовано ему. Никогда.

— Солнцезащитные очки, — говорит она, тщательно произнося каждое слово. — Я не могу…— она хмурится при самой мысли об этом. — Я не могу исправить твои дурацкие глаза, если эти солнцезащитные очки их закрывают.

Итачи смотрит на нее в ответ, не предпринимая никаких попыток снять солнцезащитные очки.

— Куноичи, ты самоубийца?

Сакура наклоняет голову и, кажется, действительно задумывается над вопросом.

— Вовсе нет, — наконец заключает она. — И если это заявление было направлено как какая-то подразумеваемая угроза смертью, потому что я назвала твои глаза дурацкими, что ж, я ничуть не боюсь.

Он делает шаг вперед, эффективно сокращая расстояние между ними; в отличие от прошлой ночи, она почти не моргает, и одного этого достаточно, чтобы заставить Итачи на мгновение задуматься. Тем не менее, Сакура вовсе не собирается говорить ему, что без плаща Акацуки и активированного шарингана он опустился на одну ступеньку ниже от кровожадного, психопатического и явно опасного члена самой известной в мире преступной организации до похожего на… психопатического и явно опасного (но в остальном нормального и смутно метросексуального) молодого человека.

Сакура достаточно мудра, чтобы понимать, что высказывание этих мыслей будет означать верную смерть, поэтому она успокаивается, напоминая себе, что ранее она защищала свои права против нескольких людей, по крайней мере, столь же опасных, как этот.

— Солнцезащитные очки?

Проходит несколько мгновений, прежде чем Итачи наконец подчиняется, он неохотно снимает свой самый любимый аксессуар, и Сакура не упускает неблагоприятной реакции его ослабленных глаз даже на небольшое количество света в комнате.

— Очень хорошо, — бормочет она, поднимая руки, и они вспыхивают изумрудным цветом ее чакры. Куноичи посылает ему небольшую, несколько опасную улыбку, и Итачи смущенно понимает, что он страдает от заблуждения, потому что, поскольку она занимается исцелением, она будет той, кто будет владеть силой в этом уравнении. — Садись, если хочешь, и начнем.

Итачи не может молча подчиниться этой жестокой незнакомке.

— А нельзя ли сделать это стоя?

Сакура приподнимает бровь, размышляя в краткий момент извращенного юмора, что если бы этот странный крашенный блондин был здесь, он, вероятно, уловил бы какой-то плохо продуманный сексуальный намек.

— Нет.

На этот раз Итачи садится.

***

Кисаме сидит на кухне и машинально ест глазированные хлопья из коробки, когда его вырывает из задумчивости внезапное появление его напарника. Он вздрагивает, пораженный — один взгляд на часы подтверждает, что прошло два часа с тех пор, как он оставил Итачи наверху, а из комнаты куноичи не донеслось ни единого звука конфликта. Интересно. Возможно, Итачи завел себе подружку.

Итачи, пребывая в блаженном неведении относительно хода мыслей своего напарника, начинает открывать и закрывать каждый шкафчик в пределах досягаемости.

— Кисаме, — наконец произносит он. — Где мои Фруктовые колечки?

Именно этого вопроса Кисаме боялся больше всего; он заметно сглатывает.

— Ты не носишь солнцезащитные очки!

— Я в курсе. — Учиха с отвращением смотрит на коробку с глазированными хлопьями — в них слишком много сахара. — …Куноичи утверждает, что моим глазам нужно время, чтобы привыкнуть к проведенной ею нейрокоррекции. — Он делает паузу, прежде чем решить подарить Кисаме возможность проговорить более двух предложений. — Она считает, что мое зрение будет полностью и навсегда исправлено в течение пяти или шести сеансов. Где Фруктовые колечки?

— Как себя чувствуют твои глаза? — Кисаме широко улыбается Итачи.

Итачи рассматривает вероятность того, что куноичи сможет услышать его из своей комнаты наверху; на всякий случай он немного понижает голос.

— …Вполне удовлетворительно. — Он смотрит на своего партнера, доказывая себе, что этот взгляд так же пугает и без активированного шарингана. — Если ты не сообщишь мне о местонахождении Фруктовых колечек, я буду поить Зецу твоим еженедельным рационом витаминной воды.

Кисаме чуть не задыхается от своего возмущения.

— Но она была бы потрачена совершенно впустую на него!

Пальцы Итачи выбивают смертоносную мелодию на кухонной стойке.

— …Дейдара их съел, — признается Кисаме. — Я пригрозил применить смертельную силу, если потребуется, но он сказал, что взорвет Брюса, если я не отдам их. Но, — торопливо добавляет он, — Тоби сделал вафли. Клубничные вафли. Они в холодильнике.

Без дальнейших комментариев Итачи достает тарелку с упомянутыми клубничными вафлями, банку взбитых сливок, почти пустое ведерко мятного мороженого Дейдары и щедрую порцию соуса из хрена.

Кисаме с ужасом наблюдает, как Итачи выливает соус из хрена в любимое мятное мороженое Дейдары, прежде чем смешать его в одну зловещую смесь.