Перекрёсток

Глава 28

Артур

Идею отправиться в загородный дом, а затем и в поход вместе с Ангелиной и детьми уже давненько не давала мне покоя. Мы все очень устали, и в нашем случае отдых это не роскошь, а необходимость. Перезагрузка своего рода для дальнейшей жизни, на которую у меня далеко идущие планы.

Правда, отец так не считал. Когда я весьма решительно и даже нагло сообщил, что отправляюсь в отпуск, он взревел раненным медведем:

— Какой ещё отпуск, Артур? Ты вообще в своем уме?

— Обычный отпуск, пап. Который положен всем официально трудоустроенным сотрудникам: двадцать восемь календарных дней. Интересно, сколько у меня их накопилось за годы работы? Впрочем ладно, мне хватит и двух недель

— С ума сошел! — папенька продолжил бушевать. — У тебя же стройка!

— Стройка под контролем, всё в порядке. Да ладно, пап, — я поднял руки в примирительном жесте, — ты же понимаешь, что мне действительно нужно отдохнуть после случившегося. Даже роботам полагается техобслуживание.

— И с кем ты собираешься отдыхать? — брови отца взлетели вверх. — С Ангелиной?

— Да.

— Эта женщина тебя приворожила? И что, вы теперь вместе? Артур, я спрашиваю не из любопытства, а потому что слухи не умолкают. Сначала твой развод, теперь эта Ангелина… Пора бы уже разобраться со своей личной жизнью, тебе так не кажется?

Недовольный вздох рвется из груди, потому что в словах отца есть своя правда. И я, и Ангелина, мы оба в подвешенном состоянии. Никак не могу поговорить с ней и объяснить, что она для меня значит, потому что как трусливый влюблённый школьник до ужаса боюсь услышать от неё что-то типа «спасибо за всё, что ты для нас сделал, но нам лучше остаться друзьями». Брр, кошмар.

— Пап, — я постарался придать своему голосу как можно больше убедительности, — послушай, просто дай мне эти две недели. И всё встанет на свои места, вот увидишь.

— Ладно, — после непродолжительной паузы согласился отец, — но только две недели и ни единым днем больше. Ясно?

— Более чем.

В поездку мы отправились на тех же выходных. Толком не собрались, просто побросали вещи в багажник и умчались подальше от всего безобразия, которое творилось вокруг нас. И даже дети вели себя на удивление спокойно в предвкушении отдыха…

***

— Красивый дом, — оценивает Геля, когда я паркую машину во дворе большого особняка из красного кирпича.

— Это первый дом отца, — поясняю, — можно сказать, дом детства.

— У тебя с этим местом связаны плохие воспоминания?

— Не совсем.

— Артур я хотела спросить… — Геля на пару секунд замолкает, прежде чем робко продолжить, — если это не мое дело, сразу скажи…

— Спрашивай.

— А где… твоя мать?

— Ох мама… — закатываю глаза с лёгкой полуулыбкой. — Мама сейчас где-то в Европе. Скорее всего, в Италии.

— У вас с ней всё сложно? Прости за моё любопытство, просто… Просто мне хочется знать о тебе больше, — последнюю фразу она произносит почти шепотом, при это краснеет, как помидорка.

— Спрашивай всё, что тебе интересно, — киваю ей одобрительно, — не хочу, чтобы между нами оставалась недосказанность. А насчёт матери… Знаешь, она всю жизнь была чем-то занята. Когда отец развивал бизнес — ссорами с ним по поводу его вечного отсутствия. Когда бизнес начал приносить деньги, она озадачилась созданием имиджа идеальной семьи. Отец кстати живо подхватил эту идею. Наша семья… всегда была про «казаться», а не «быть». Понимаешь, что это значит?

— В общих чертах.

— И как бы мне этого ни хотелось, повзрослев, я начал переносить эту модель на свою собственную семью. Понимал, что допускаю ошибку, понимал, что потом всё будет сложно исправить, практически невозможно… А поделать ничего не мог.

Высказавшись, беру минутную паузу, чтобы осмыслить собственные слова. А ведь насколько верно это утверждение… Долгие годы я толком не мог сформулировать, что именно меня тревожит. А когда привычный уклад жизни рухнул, туман в голове начал рассеиваться.

— Но ведь теперь всё изменилось? — уточняет Ангелина. Уточняет тихо, почти шёпотом. Словно боится чего-то.

— Я бы сказал, не просто изменилось, — хмыкаю в ответ, — перевернулось вверх дном. И это хорошо, Геля. Потому что… Если бы ты не появилась в моей жизни, я не знаю, чтобы было со мной в конечном итоге. И знать не хочу.

— А я думала, от меня одни проблемы, — вздыхает она и, уловив мой недоуменный взгляд, поясняет, — ну сам посуди… Ты развёлся с женой, потерял друга, испортил отношения с отцом…

— Ну и что было бы, если бы не ты? Жена продолжала бы изменять мне с другом, а я бы продолжал верить, что живу именно так, как должен? Насчёт отца… Нет, наши отношения никогда не были идеальными, так что, не бери в голову. И запомни раз и навсегда — я счастлив, что ты появилась в моей жизни. Прими это.

Она улыбается несмело. А я делаю решительный шаг навстречу, дотрагиваюсь до её щеки. Секунда — и наши губы находят друг друга. И вопреки всем моим опасениям и каким-то мальчишеским страхам Ангелина не отстраняется, не отскакивает в сторону с криком «что ты себе позволяешь?!». Нет, она отвечает на поцелуй. Сначала осторожно, потом всё увереннее. Её дыхание обжигает, вкус лесных ягод дурманит сознание, говорит «до свидания» остаткам здравого смысла. И остановить бы время, чтобы насладиться этим моментом, о котором я подсознательно мечтал с нашей первой встречи, но звонкий детский крик не оставляет нам шанса:

— Мама!

А затем тихое:

— Ой…

— Спалились, — усмехаюсь я, нехотя отпустив Ангелину.

— Не волнуйся, — лукаво щурится она, — Лерка умеет хранить секреты.

— А я не хочу делать из наших отношений секрет. Наоборот, хочу рассказать об этом всему миру. Может, соберем журналистов и назначим пресс-конференцию?

— Боюсь, после такой выходки у меня не будет ни малейшего шанса понравиться твоим родителям, — Геля смеётся, воспринимая в шутку мои слова, — ладно, пошли к детям, пока они весь дом не перевернули вверх дном.

Вечером, когда солнце скрывается за горизонтом, мы вчетвером выходим во двор и хоть и с трудом, но всё же устанавливаем двухкомнатную палатку и забираемся внутрь.

— Давайте рассказывать страшные истории! — вскрикивает Ник, и Лерка тут же подхватывает идею:

— Давайте, давайте!

— Малы вы ещё для страшных историй, — хмурится Геля. — Спать потом не будете. Давайте, лучше сказку я вам сказку расскажу.

Насупившиеся, но притихшие детишки сказку слушают внимательно, затем синхронно зевают и засыпают крепким безмятежным сном.

— Они уснули, — одновременно облегченно и растерянно говорит Ангелина, повернувшись ко мне.

— И нам пора.

— Э-э…

Она смотрит на вторую комнату палатки.

— Там?

— Ну да.

— Вдвоем?

— А тебя это смущает?

— Нет…

— Тогда пошли.

В комнате палатки темно и тихо. Геля садится на пол, обхватив руками колени.

— Я…

— Давай потом все обсудим, — предлагаю я, понимая её чувства, — просто иди ко мне.

Она молча кладет голову мне на плечо, и всё в этот момент кажется таким правильным, таким естественным, единственно верным. Нам не нужно разговаривать, чтобы понять и принять наши чувства.

Через несколько минут её тяжелые прерывистое дыхание становится спокойным, она засыпает на моём плече. И мне становится так спокойно и хорошо, как никогда в жизни не было.

Потому что это правильно. Потому что так и должно было быть.

***

До конца отпуска остаётся всего пара дней, но неожиданный телефонный звонок не даёт насладиться ими в полной мере.

— Артур Альбертович, — голос моего секретаря звучит напряженно, — вам нужно срочно подъехать в офис.

— Что случилось?

— Боюсь, что это не телефонный разговор…

Смотрю на трубку с удивлением. Мой секретарь — опытная сотрудница, прямолинейная и даже жесткая. Говорить загадками не в её стиле, значит, действительно произошло что-то срочное. И неприятное. К н и г о е д . н е т

Наспех переодевшись, спускаюсь в столовую, где завтракают дети и Ангелина.

— Присоединишься? — Геля улыбается, смотрит на меня ласково, спокойно и одновременно так, что от этого взгляда внутри всё сжимается, в тугой узел завязывается.

Как же хочется остаться. И ведь обещал себе забыть о работе на эти две недели! Да и внутренний голос требует послать дела подальше. Слово предчувствие какое-то… нехорошее. Словно нельзя уезжать. Нельзя оставлять Ангелину одну.

«Ерунда, — пытаюсь убедить сам себя, — ей ничего не угрожает, она в полной безопасности. Да и я мигом, в офис и обратно. Всего каких-то несколько часов…»

Заглушаю вопли внутреннего голоса и подхожу к Ангелине.

— Мне надо в город, — целую её в макушку, что-то срочное на работе.

— Хорошо, — Геля безуспешно пытается замаскировать разочарование в голосе, — будь на связи, ладно?

— Конечно.

Всю дорогу пытаюсь сообразить, что же могло случиться в офисе. Стройка под контролем, да и другие вопросы улажены. И чем больше я об этом думаю, тем сильнее начинаю нервничать.

Не зря, как позже выяснится.

Никакие срочные дела меня не ждут. Инга, мой секретарь, с каменным лицом протягивает пухлую папку.

— Что это?

— Документы на подпись, — не моргнув глазом, отвечает секретарь. А я смотрю на неё так, словно она из ума выжила.

— Инга, ты издеваешься? — наплевав на деловой тон, я едва ли не срываюсь на крик. — Ты выдернула меня в офис ради такой ерунды?

Инга бледнеет. Стремительно, резко. Судорожно вздыхает и отводит взгляд в сторону.

И что это за поведение? За почти десять лет работы я ни разу не видел её в таком состоянии. Да что происходит, в конце концов?

— Инга, я жду ответ!

— Это не ерунда, Артур Альбертович… — бормочет она себе под нос. — Грядут проверки, если на этих документах не будет вашей подписи, у нас начнутся неприятности…

— Замечательно. А отправить ко мне водителя ты не догадалась? Инга, это же элементарно! Ты что, плохо себя чувствуешь?

— Простите, — она снова прячет взгляд, — просто это действительно срочно… Но если вам некогда…

— Ладно, — я отмахиваюсь от неё сердито, — давай сюда эту папку. Всё равно я уже здесь.

Документов оказывается нереально много. Какие-то заявления, акты, доп. соглашения… Некоторые даже двух а то и трехлетней давности. И что же за проверка грядет в компании? Почему я о ней ничего не знаю?

Мелькает мысль заглянуть к отцу, но я хочу поскорее разобраться со всем и вернуться к Ангелине. А разговоры с папенькой это надолго.

На душе по-прежнему кошки скребут кошки, и нехорошее предчувствие продолжает меня мучить. И когда я возвращаюсь домой, то понимаю, что не зря всегда доверяю своей интуиции.

То, что что-то произошло за время моего отсутствия, становится ясно с первой же секунды.

Геля почти не смотрит в мою сторону. Не разговаривает. Все её ответы односложные, и мои попытки выяснить, в чём же дело, разбиваются о толстенную стену непонимания.

Ник и Лерка тоже притихшие, молчат, как партизаны. Только поглядывают то на меня, то на Гелю с каким-то подозрением. Понимают, что у нас какие-то проблемы, но поделать ничего не могут.