Непара

Глава 24

Артем

Сто раз пожалел, что предложил этой девке коктейль. На шее повисла и увязалась со мной за столик к команде, как будто бы я ее приглашал. Прилипла как пиявка, а меня прям воротит от нее, хотя расслабиться надо бы. Мы как с мелкой трахаться перестали, у меня ни с кем не было, организм уже требует. Я как увидел ножки коротышки в этом платье коротком, так чуть умом не тронулся. Сразу даже не понял, что это она, пока Колосова мне не шепнула, что я вообще-то на Лизку слюни стою пускаю. Хоть бы предупредила, что она так может. Я ж ее только в пуховиках безразмерных да толстовках видел, ну или совсем без ничего. Второй вариант был, несомненно, круче, но я и к первому привык как к родному, а тут здравствуйте, Лиза. В платье коротком и на каблуках. Меня к такому жизнь вообще ни черта не готовила, и я подвис так сильно, что весь вечер только на нее и пялился.

Решил пойти выпить, так прилипла вот, на колени уселась и как гадюка на мне извивается, завести пытается. И вот красивая же девчонка, фигурка ничего вроде, целует неплохо да и ерзает так, что уже дымиться давно все должно, но… не стоит. Первый раз в жизни не стоит, как у деда старого. И вместо того чтобы тревогу бить по этому поводу, я отпихиваю ту, имени которой не спросил даже, и морщусь: правда тошно. Полное ощущение того, что я все неправильно делаю, не туда иду, не в ту сторону.

– Эй, ты чего, – дует губы девчонка, обиженная выходкой, но трогать мне ее вообще не хочется. Слава богу, хоть к губам не лезла, как-то даже от одной мысли мутит.

Смотрю по сторонам, замечаю десяток осуждающих взглядов и не понимаю, что не так. С бабой меня никогда не видели? Бред.

Ищу мелкую, и, как только о ножках ее думаю, в штанах сразу становится тесно. Вот оно. То, что мне надо сейчас, ни хера другого не хочу. Хер знает, как это называется, но тянет только к ней: и всего меня, и отдельные части тела. Она нужна, сейчас особенно, никто больше.

– Лиза где? – рявкаю, найдя недалеко от столика Колосовых. Блонди смотрит на меня зло, за Колоса цепляется, но отвечать не спешит. Губы сцепила и смотрит как змеюка, вот-вот нападет. – Бля, я спрашиваю, где Лиза? Найти ее не могу.

– Она уехала домой, Сава, – отвечает Колосов, а Алиса еще сильнее хмурится, прям ненавидит меня.

– Ей плохо? Что случилось? Почему не подошла попрощаться?

– Да, Савельев! – оживает блондиночка, отрываясь от Колоса. – Ей плохо. Уехала в слезах. Она как раз тебя искала и… и нашла. С этой… – последние слова почти выплевывает, кивая мне за спину.

Поворачиваюсь, а там «эта». Стоит, ждет меня, думает, вернусь к ней.

А я, походу, больше ни к кому не вернусь.

Лечу по ступенькам как ненормальный, кого-то пихаю локтем, чуть не сношу с ног официанта. Мне плевать. Очень сильно на всех плевать, правда. На то, что выпил, и за руль сажусь, и рискую без прав остаться, на то, что телефон в клубе оставил, вообще на все.

Я, блядь, только сейчас все понял.

Не зря отец мне с детства говорил, что я высокий и до меня как до жирафа доходит. Не шутил, получается.

Боже… я такой мудак! Я такой мудак, в мире каких не найти больше. Я ни хера не замечал и не понимал, хотя намеков было просто охереть как много. Не знаю… Как можно было так тупить, чтобы именно сегодня понять, что в коротышку я как ненормальный влюбился. И не сегодня, не вчера, не когда она нарисовала меня, не когда поддержать к спорткомплексу пришла, а намного, намного раньше.

Когда цапалась со мной и зубки показывала, когда гордость прятала и позволяла руку перевязать. Когда кричала на меня и воинственно на скамейку запрыгивала, чтобы выше быть. Когда пряталась утром под одеялом, когда нас Ксюха застала. Когда ела со мной пиццу в машине ночью, когда приседать училась и все мои наставления слушала. Вот тогда. Уже тогда. Только, чтобы понять это, понадобилось очень много времени и самый идиотский в мире поступок.

На пути чудом нет гаишников, я несусь как ненормальный, трясущимися руками сжимаю руль. Я всегда отрицал факт существования любви, я всегда отрекался от отношений, боясь их как огня. А сейчас единственное, чего мне хочется, это прижать маленькую к себе и вообще никогда не отпускать. Чтобы ни на шаг не отходила от меня, рядом была, на руках сидела или обезьянкой на мне висела, как ей нравится.

Сава влюбился, кому расскажи не поверят. Да я и сам не верю. Но желания сильнее слов, а орган там, в грудной клетке, сам к коротышке тянется, уговаривая меня еще быстрее ехать.

Я не могу представить, как ей больно. Если я готов был руки оторвать каждому, кто ее трогал, выколоть глаза всем, кто на нее смотрел, еще не осознавая своих чувств, то что творилось у нее в душе, когда она увидела меня с другой бабой? Это провал, полнейший, так проебаться мог только я один. Обидеть девушку, в которую влюблен, пытаться заменить ее другой, которая и мизинца моей малышки не достойна… Я не просто мудак. Я моральный урод.

По ступенькам бегу быстро и уже через пару секунд тарабаню и звоню в дверь. Мне срочно нужно увидеть, обнять, поцеловать, извиниться и доказать, что люблю.

Блядь, я люблю. Звучит как дикость, но я люблю.

Крутое слово. Впервые в жизни мне нравится.

Слышу щелчок замка и успеваю сдохнуть на пару секунд, но в дверях появляется мама Лизы. Она лениво жует яблоко, опершись плечом о стену, и явно не спешит меня впускать внутрь.

– Ну? – говорит медленно и со злостью. Заслужил. Спасибо, что сразу не выгнала.

По глазам вижу, что она все знает, возможно, прямо вообще все о том, что было между нами. Чувствую себя, как никогда, дерьмово и, что говорить, не знаю. Что люблю? А она поверит? Кажется, настроена скептически.

– Она дома? – спрашиваю в лоб, знаю, что меня понимают.

Копия Лизки, только с небольшими морщинками вокруг глаз, кивает, а потом добавляет: «Спит». Блин, я согласен, что моя Лиза будет выглядеть так лет через двадцать. Хотя на самом деле мне вообще пофиг, как она будет выглядеть. Главное, чтобы просыпалась в моей постели, а красивой она в любом случае будет.

– К ней можно? – шепчу. Лиза же спит. Как будто я отсюда ее разбудить могу.

– Зачем? – спрашивает будущая теща. Я понимаю, что мне тут не рады, но знаю, что обязательно нужно внутрь. К ней в комнату, а еще в душу и сердце желательно.

– Не могу без нее, – пожимаю плечами и говорю правду. Я реально не могу.

– Дошло, да? – улыбается и пропускает меня внутрь, но, как только делаю шаг, останавливает. – Обидишь еще раз, разговаривать с тобой будет уже ее отец. Повезло, что сегодня его нет дома.

После короткого кивка отпускает меня, и я лечу к Лизке, резко открывая дверь в комнату.

Малышка сидит на кровати в позе лотоса, в коротенькой пижаме, обнимая игрушечного медведя и еле слышно всхлипывая.

Это я довел ее, осознание больно бьет по затылку. Но я заслужил. Я и больнее заслужил, намного больнее.

Коротышка не слышит меня, ревет, уткнувшись носом в игрушку, и я тихо прохожу в комнату. В ушах грохочет стук сердца, кровь в жилах кипит от нервов, ноги держат с трудом.

Опускаюсь на корточки перед кроватью и кладу ладони на острые коленки, но Лиза не вздрагивает и не пугается, только плакать сильнее начинает. Значит, все-таки слышала меня.

– Лиз, – зову тихо, поглаживая пальцами нежную кожу. Не знаю, что говорить и как вообще сделать из уродской ситуации романтичную. Никак. Извиняться надо, долго извиняться, пока не простит и в сердце пожить навсегда не пустит. – Лиз, прости меня.

Я не умею просить прощения, не знаю, что правильно говорить девчонкам, когда пытаешься склеить разбитое сердце. Мне всегда плевать было на слезы и обвинения меня в том, что я мудак, я молча разворачивался и уходил прочь, забив на все.

А сейчас мне так больно на слезы Лизы смотреть, что хочется на коленях перед ней ползать, пока не простит. Продолжаю гладить ножки, щекоча кожу пальцами, но Лиза дергается и отползает ближе к стене, отстраняясь, и голову так и не поднимает. Вот и приехали.

– Уходи, – мычит в игрушку, окончательно сердце мне разбивая. Не знаю, как правильно, может, действительно лучше уйти и не травмировать больше эту коротышку красивую, но ни фига это не лучше. Не уйду я.

Сажусь на кровать перед ней и тяну на себя игрушку, не без усилий отвоевывая медведя. Бросаю его на пол, а подбородок коротышки обхватываю пальцами, голову поднимая, чтобы в личико смотреть.

Глаза красные до ужаса, губы припухшие, щеки мокрые, а ресницы слипшиеся от слез. Она смотрит прямо на меня, убивая своей искренностью сейчас. Красивая. Даже вся в слезах и с красным от слез носом красивая, так сильно, что зацеловать ее бесконечно хочется.

А я смотрю на нее и слов подобрать не могу. Только руку от подбородка не убираю и бегаю глазами по лицу как одержимый какой-то, каждый сантиметр запомнить пытаясь.

– Зачем ты приехал, Тем? – спрашивает охрипшим голосом, а потом убирает мою руку и колени к груди притягивает, не хочет, чтобы я трогал. Больно. Но она хотя бы больше не плачет, только всхлипывает от прошедшей истерики.

– К тебе, – поднимаю руки к лицу и стираю пальцами слезы. Она не хочет, чтобы я трогал, но не могу, пальцы сами тянутся, я их не контролирую. – Нечего там делать, когда ты здесь.

– Ты нашел чем заняться, – шипит маленькая и кривится, а потом отворачивается, чтобы на меня не смотреть. – Уверена, тебя все еще ждут там, так что езжай и не теряй время здесь со мной. Тебя проводить?

– Если только путь к своему сердцу покажешь, коротышка, – усмехаюсь, когда Лиза хмурится и смешно смотрит на меня, как будто подвох ищет. А я что? Вот такой дурак, тугодум, нет другого. Вчера в любовь не верил, сейчас готов хоть каждую секунду признаваться в этих чувствах, только бы простила меня и за дверь не выставила.

– Это очень дерьмовые шутки, ты же понимаешь?

– Я не хочу больше шутить, Лиз, я за всеми шутками не заметил, как влюбился, кому это надо? Не понимал, что со мной в последние дни, а как понял, так сразу к тебе поехал. Ты со мной случилась, и я слишком до хера времени потратил, чтобы это понять, но теперь точно не уйду, мы и так многое потеряли.

– Это не ты говоришь, – качает головой, а губа опять дрожит, предвещая слезы. – Не умеет Артем так красиво говорить.

– Да я сам в ахуе, веришь? Но сейчас хочется только так говорить, чтобы ты поверила, что, кроме тебя, мне на хер никто не нужен.

– И курица та, которая шею тебе облизывала?

Вижу, как ей неприятно, но поговорить обо всем нужно на берегу, чтобы отпустить боль и недопонимание и просто жить. Вместе желательно.

– Она особенно, сто раз пожалел, что позволил все это. Но, видимо, это нужно было для того, чтобы я понял, что от других меня тошнит, даже член на других не встает. Одна только коротышка красивая сидит под ребрами, а остальные больше не интересуют. Ни одна из них, вообще похер, смотреть даже не хочется.

Маленькая молчит и снова губы кусает, а меня так и тянет самому укусить, с трудом держусь. Опять руки на коленки кладу, не могу не трогать, сильно хочется погреть ее, а то дрожит вся.

– Что, прям не встал, да? – щурится, разрушив молчание.

– Прям совсем, – улыбаюсь. Вот она, коротышка моя. Острая на язычок, дерзкая.

– Так тебе и надо.