Грабли

"Полагаю, здесь есть какой-то каламбур", - саркастически пробормотал я.

Он проигнорировал мою колкость. "Мы с Софией работали в одном офисном здании. Сначала мы обедали вместе. Это было невинно".

"Я уверена". Я улыбнулась, с удивлением обнаружив, что мне так же горько, как было бы, если бы это случилось со мной. Если бы это был Девон.

Девон не твой. Девон женится на другой женщине, возможно, в ближайшие несколько месяцев. Извинись и порви чек на мелкие кусочки или живи дальше.

"У нее был тяжелый развод", - объяснил папа.

"Сердечные разводы трудно встретить", - подколол я. "И то, что ты сделал это в маминой постели. Дерзко. Кстати, здесь тоже есть каламбур".

"Эммабель", - мягко укорил он. "Веришь или нет, но я сделал это там, потому что какая-то часть меня хотела, чтобы меня поймали. Дай мне шанс высказаться".

Нехотя, я поджала губы, позволяя ему продолжить.

"Я был рядом с ней, а она была рядом со мной. Она была в смятении. Я разваливался на части. На протяжении всего этого мы с твоей мамой отдалялись друг от друга, пока я не перестал помнить, каково это - быть ее партнером, ее любовником. Но это было сложно. Я все еще любил твою маму. Я хотел верить, что верну ее, в конце концов. Наша любовь была просто приостановлена".

О чем, черт возьми, говорил этот человек? Любовь - это не то, что можно заколоть и вернуться к ней позже. Это не чертово последующее электронное письмо, которое можно запланировать заранее.

"Сроки говорят об обратном". Я попытался сардонически улыбнуться. Тетя Тильда умерла в подростковом возрасте. Отец расстался с Софией, когда мне было двадцать.

"Жизнь задает свой темп", - признал он. Нагнувшись, чтобы поднять с пола крупные осколки стекла, он смотрел на них так, словно хотел вонзить нож в собственную шею.

"Хотел бы я быть таким снисходительным к себе за свои поступки", - пробормотал я.

"Я не прощаю себя. Я ненавижу себя уже долгое время. Я много раз пытался порвать с Софией после смерти твоей тети. И иногда мне это даже удавалось. Но она всегда возвращалась. И иногда я впускал ее в дом, когда у нас с твоей мамой были проблемы".

"Ты мешок с дерьмом". Слова, вылетевшие из моего рта, ошеломили меня. Не потому, что они не появлялись время от времени (мы с ненормативной лексикой были близкими друзьями), а потому, что никогда раньше они не были направлены на члена семьи. Семья была чем-то священным. До этого момента.

"Так и было", - согласился он. "Но наконец, через девять лет интрижки, мне удалось сбежать от нее. Я бросил работу. Я сменил замки в нашем доме. Я сказал ей, что если она приблизится к твоей матери или попытается рассказать ей, я сделаю ее жизнь несчастной".

"Мило."

Он бросил стакан в мусорное ведро под раковиной, а остатки выбил носком ботинка.

"Если ты знала все это время, почему ты не сказала своей матери?"

"С чего ты взял, что я не сказал?"

"Она бы меня убила". Отец заскочил верхней частью тела в кладовку и вернулся со шваброй, чтобы вытереть пиво, его глаза все это время цеплялись за мое лицо. "А потом бросила меня. Не в таком порядке".

Я надулась. "Как будто".

"Что ты имеешь в виду?" Он начал мыть швабру.

"Мама никогда бы не оставила тебя. Вот почему я ей не сказала", - выдохнула я, мой голос несли эмоции, как ветер. Набирая высоту, превращаясь в бурю.

Причина, по которой я не говорила ей все эти годы, не была альтруистической. Не потому, что я хотел защитить ее.

Я боялся, что она останется, а я не смогу посмотреть ей в глаза.

Что я буду так глубоко разочарован в ней, так расстроен ее решением, что это повлияет на наши отношения.

Не доверяя ее решению, я лишил ее возможности принять его.

"Да, она бы так и сделала". Отец перестал мыть, прижавшись лбом к кончику палки швабры. Он закрыл глаза. "Она бы ушла. У нее было искушение сделать это независимо от моей неверности".

Его голова наклонилась вперед, плечи обвисли, а потом... потом он начал плакать.

Опустился на пол передо мной.

Его колени погрузились в золотую реку пива.

Мой отец никогда не плакал.

Ни когда умерла моя тетя, ни когда умерли мои бабушка и дедушка, ни даже когда он смотрел, как Персефона идет к алтарю, ведомая братом жениха, потому что у отца была операция на ноге, и он не мог ходить.

Он не был плаксой. Мы не были плаксами. И все же он плакал.

"Мне жаль, Белли-Белль. Мне так жаль. Я никогда в жизни так не сожалел ни о чем. Я даже представить себе не могу, каково тебе было узнать об этом".

"Это было ужасно".

Но, как ни странно, возможно, не так ужасно видеть его таким.

То есть, часть меня все еще ненавидела его за искаженное представление о партнерстве, которое он мне внушил, но он также был человеком, который заботился о нас.

Он купил мне все, что я хотела - в пределах своих возможностей - и помог выплатить мой студенческий долг.

Он был одним из моих инвесторов, когда я открыла Madame Mayhem, и однажды он ударил мужчину по лицу за то, что тот сделал мне предложение, когда мы все отдыхали на мысе.

Он никогда не запирал меня в тупиках, не был жестоким или пренебрежительным.

Он облажался, но он никогда не собирался облажаться со мной.

"Если тебе станет легче, я не мог есть, не мог спать, не мог даже функционировать в течение очень долгого времени после того, как у нас с Софией все закончилось. И, спустя пару лет, я рассказал твоей маме".

"Подожди, мама знает?" Я схватил подол его клетчатой рубашки и приподнял его так, что мы оказались на уровне глаз. Его глаза были опухшими от слез и налитыми кровью. "Но ты сказал, что она бросила бы тебя, если бы я ей рассказал".

"Она действительно ушла от меня".

"Она никогда мне не рассказывала".

"Ты ей все рассказываешь?" Он поймал мой взгляд, многозначительно приподняв бровь.

Справедливое замечание.

Он потер костяшками пальцев щеку. "Она выгнала меня из дома вскоре после того, как ты окончил колледж. К тому времени вы с Перси уехали из дома. Я думаю, она ждала, пока вы оба уедете, потому что не хотела травмировать тебя. Я снимала квартиру в двух кварталах отсюда в течение восьми месяцев, пытаясь вернуть ее".

"Иди, мама", - пробормотала я. "Надеюсь, у нее получилось".

"У нее был двухмесячный роман с инструктором по йоге в местном YMCA. После того, как мы снова были вместе, я так злился, проезжая мимо YMCA, что поклялся увезти нас подальше от всего этого почтового индекса, чтобы избежать этого воспоминания".

"Поэтому вы переехали в пригороды?"

Он кивнул.

"Почему она забрала тебя обратно?" Я поняла, что все еще держу его рубашку, но это не помешало мне прижать ее сильнее.

"С ней случилось кое-что очень неудобное".

"Что?"

"Она вспомнила, что была влюблена в меня, и, находясь вдали от меня, она наказывала не только меня, но и себя".

Я отпустила его рубашку, пошатываясь.

Моя тоска по Девону зародилась внутри меня. Разве не это я делала? Наказывала нас обоих, потому что не могла справиться с перспективой быть влюбленной? Довериться кому-то другому?

Отношения моих родителей были далеки от идеальных. В них было много неверности, плохих лет и других людей.

Но. Это. Все равно. Работало.

"Я надеюсь, что со временем ты простишь меня", - сказал папа. "Но на всякий случай, позволь мне заверить тебя, Белли-Бель, что я никогда не прощу себя".

Мне нужно было время, чтобы подумать.

"Спасибо за разговор. Я пойду и немного покричу в подушку", - объявила я, прихватив из кладовки пакет кренделей в шоколаде и направляясь в комнату для гостей.

На мне все еще был мой канареечно-желтый купальник.

Я остановилась у лестницы, держась за перила, чтобы не упасть, и повернула голову назад, чтобы посмотреть на него. Он все еще стоял на том же месте в кухне открытой планировки.

"Еще один вопрос". Я прочистила горло.

"Да?"

"Что было не так с Софией?" Я выдохнул. "Почему она была так испорчена?"

"Она не могла иметь детей", - сказал он серьезно. "Вот что было с ней не так. Вот почему ее муж бросил ее. Через три месяца он женился на другой женщине и стал отцом трех сыновей".

Бедная София тоже отказалась от любви.

И в конце концов она проиграла.

Может быть, это и есть потеря - отказаться от любви.

35

Бель

Восемнадцать лет.

Странная штука - одержимость.

Иногда это фантастика.

Иногда это ужасно.

Возьмем, к примеру, художников. Они одержимы своей работой, не так ли? Rolling Stones, The Beatles, Спилберг.

Они работают над тем, чтобы каждая нота, каждое слово в сценарии, каждый кадр были идеальными. Для этого нужна одержимость.

Есть и другие навязчивые идеи.

Возьмем, к примеру, меня. Я прожила свои подростковые годы, храня темный, ужасный секрет. Мой тренер по бегу по пересеченной местности сексуально надругался надо мной, а затем изнасиловал меня. В итоге у меня случился выкидыш из-за стресса и травм, которые он мне нанес.

Видите ли, теперь эта навязчивая идея не так уж хороша.

Последние три года я планировала свою месть, и вот, наконец, этот день настал.

Я следил за Стивом Локеном все эти годы.

Он переехал из Бостона на Род-Айленд, чтобы начать новую жизнь. Бренда ушла от него незадолго до того, как родила их второго сына, Маршалла. Сейчас Бренда вернулась в Нью-Джерси и замужем за парнем по имени Пит. У них есть общая дочь. Она выглядит счастливой. Или настолько счастливой, насколько это вообще возможно после того, через что прошел ее бывший.

Я знаю, что Локен не часто видится со своими сыновьями. Что он начал работать в местной школе в Род-Айленде, и что у него есть девушка по имени Ямима.

И я знаю, что он все еще совершает сексуальное насилие над молодыми девушками.

Вот что делают одержимые люди. Они копают, копают и копают. До тех пор, пока их ногти не сотрутся, а плоть не станет сырой.

Я вынюхиваю. Залез в социальные сети некоторых девушек из его команды.

Они пишут о нем.

Они делятся его фотографиями.

У них есть тайные группы о нем.

Одна даже хвасталась своим подругам, что подрочила ему после собрания однажды, средь бела дня, они так возбудились друг на друга.

Другими словами: моя совесть чиста. Стив Локен не заслуживает жизни.

Вот тут-то и возникает небольшая сложность. Я никогда раньше не убивал людей. Но последние три года своей жизни я три раза в неделю ходил на занятия по крав-мага, а отцовский Glock 22 я беру с собой в лес, где стреляю по консервным банкам, выстроенным на бревнах. В Массачусетсе сумасшедшие законы об оружии, но мой отец работал в правоохранительных органах до того, как получил офисную работу.

Сейчас "Глок" лежит в моей сумочке, пока я еду в Род-Айленд.

Хороший летний день. Остались считанные дни до моего отъезда в колледж. Я знаю, что Ямима, девушка Стива, уехала из города на конференцию. Она риэлтор, и во время конференции она живет в одной комнате со своим коллегой, Брэдом, который достаточно глуп, чтобы скрыть это в своем профиле на Facebook.

Что приходит, то уходит.

Стив один дома. Каждый вечер он выпивает две бутылки пива перед спортивным каналом. Я внимательно наблюдал за ним все летние каникулы, прячась за кустами его прекрасно отреставрированного дома в стиле ремесленников после того, как сказал родителям, что работаю в две смены в бургерной, чтобы накопить на колледж.