Во всем виновата текила

Когда мы вернулись домой, квартира была пуста, без лишних слов мы занялись своими обычными делами. Прошло несколько месяцев, и это стало нашей рутиной. Он занимался своим творчеством, а я использовала его как музу. Иногда он помогал с холстом и присоединялся ко мне, мы слушали музыку, проверяя, кто первым угадает песню. Или обсуждали достоинства и недостатки каждой песни. Или сидели в тишине и наслаждались обществом друг друга.

Все было просто.

Настолько просто, что я осознала это спустя несколько часов.

Скрежет моей кисти по холсту совпадал с бренчанием гитары Паркера. А когда он начал напевать, я закрыла глаза и наслаждалась музыкой, которую мы создавали вместе в тишине моей комнате.

Бренчание сменилось быстрыми ударами по струнам и привело к смене тональности. Не удержавшись, я начала сочинять песню. Ему не обязательно об этом знать. Эту часть я хранила у себя в голове. Я не могла удержаться, когда жизнерадостная мелодия сменилась протяжными траурными аккордами, извлекая слова из моей головы. Такое ощущение, что он создал песню в моей голове, пока перебирал струны.

Когда он остановился, я открыла глаза, чтобы взглянуть на холст и на то, что создала наша музыка... на то, как ярко-синий цвет в углу перетек в бледный, нейтрально-розовый. Примерно так же, Паркер с каждым днем все больше вливался в мою жизнь. Я обернулась, чтобы посмотреть, как он делает пометки в блокноте, лежащем рядом с ним на моей кровати. Он откинулся на подушки, одна нога согнута, другая вытянута, его босые ступни ― произведение искусства.

Он провел рукой по своим волнистым волосам, а я наблюдала за тем, как татуировка в виде музыкальной ноты на внутренней стороне его бицепса плавно изгибается при каждом движении. У него было немного татуировок, на которые, судя по всему, дала согласие его мама. Они были маленькими и скрытыми, как в моей любимой игре поиск сокровищ.

― Дай посмотреть, ― сказал он, прервав мое разглядывание.

Я моргнула и перевела взгляд на его ухмыляющееся лицо. Даже когда он не улыбался, его лицо выглядело так, будто он улыбается. Счастье сияло в его голубых глазах, словно ему принадлежал весь мир, и он знал это.

― Ох, не уверена, что она закончена, ― сказала я, повернувшись к холсту и оценивая его.

Я откинула голову назад, затем наклонилась вперед, прищурила глаза, чтобы рассмотреть под другим углом. Его босые ноги зашлепали по полу, приближаясь, и я затаила дыхание. Это было моей любимой частью нашего совместного времяпрепровождения.

Его ладонь легла на мое плечо, посылая пылающую дорожку вниз по груди, ничего подобного я раньше не испытывала, он наклонился ко мне и положил другую руку на стол, окутывая меня своим теплом. В тот момент, когда его лицо оказалось рядом с моим, я забыла про рисунок. Все, что я видела, ― профиль Паркера, смотрящего на мою работу, в непосредственной близости от меня.

Он тоже наклонил голову, и секунды потекли незаметно. Одна часть меня не хотела, чтобы он двигался, а другая нуждалась в этом, пока я не потеряла сознание от нехватки кислорода.

Наконец, медленно, на его щеке дернулся мускул, и он выпрямился.

― Черт, Нова. Отлично.

Воздух со свистом вырвался из моих легких, и, клянусь, я чуть не свалился со стула

― И еще кое-что, ― добавил он.

Словно в замедленной съемке, его рука скользнула по моему телу к кисточке, которую я сжимала в руке. Не вынимая ее из моей руки, обхватил мои пальцы, обмакнул кисть в белую краску и поставил крошечную точку внутри одного из синих кругов. Обычно, если кто-то пытался прикоснуться к моей работе, я бы треснула его по руке. Но, как и совместный отдых в моей комнате, это стало нашей нормой. Первые несколько раз он спрашивал разрешения, чтобы добавить свой особый штрих, и я была не в силах отказать. Но теперь он делал это, не спрашивая, и я позволяла.

Когда он отпустил мою руку, я хотела потянуться за ним и умолять никогда не прекращать прикасаться ко мне, но он выпрямился, и мне пришлось взять себя в руки.

― Вот, ― сказал он, возвышаясь надо мной и кивая на картину со скрещенными руками. ― Теперь это наше совместное творение.

Именно поэтому я позволяла ему это делать. Потому что, когда мы находились в моей комнате, это было наше совместное творчество. Даже если он добавлял лишь пятнышко краски, которое никто не мог разглядеть, реальность была такова, что он наполнял каждый штрих, линию и точку, создаваемые мной, используя его музыку в качестве фона.

― Да, ― прошептала я. ― Идеально.

Он повернулся, и, как всегда, его улыбка вызвала мою. Словно в замедленной съемке, начался переход от друзей к чему-то другому. Его улыбка померкла, и он перевел взгляд на мой рот. Непроизвольно я провела языком по пересохшим губам.

Возможно, то, что Паркер часто отсутствовал дома, было не так уж плохо, потому что это напряжение, сковывающее мою грудь, становилось сильнее с каждой секундой, и я боялась того, что вырвется на свободу, когда все накалится до предела.

У меня бывали увлечения ― это не ново. Я целовалась с парнями и даже позволяла им лапать себя, но подобного у меня никогда не было. У меня никогда не было всепоглощающего желания двигаться, двигаться, двигаться, пока мы не станем единым целым. У меня никогда не возникало желания заползти внутрь кого-то и остаться там навечно.

До встречи с ним. Это пугало до смерти и в то же время возбуждало. Мне хотелось сдаться и отступить. Особенно когда все вокруг постоянно напоминали мне о том, что он мой сводный брат. Одно дело ― желать парня, другое ― когда этот парень словно запретный плод, вкусив который, столкнешься с множеством проблем.

Я отвела взгляд и прочистила горло.

― В котором часу ты встречаешься с Эшем?

Он вытащил телефон из заднего кармана и проверил время.

― Наверное, мне пора идти к нему.

― Круто. Наверное, я пойду в душ, чтобы смыть краску

― Да, тебе лучше начать с лица, ― сказал он, ткнув меня в щеку.

Я попыталась увернуться от его пальца и закатила глаза.

― Черт. Я думала, что не прикасалась к лицу.

― Возможно, однажды ты закончишь проект, не запачкавшись. ― В сомнении я приподняла бровь, и он снова улыбнулся. ― Ага, скорее всего, нет. Ты должна использовать это для своей пользы. Может быть, создать футболку. Я художник. Не обращай внимания на краску в моих волосах и уголь... везде.

― Ты такой забавный.

― Я в курсе. ― Он отступил, наклонился и собрал свои вещи с кровати. ― Увидимся позже?

― Ты знаешь, где меня искать.

― Тебе ведь известно, что ты можешь потусить с нами? ― спросил он.

― Да, но мне и здесь хорошо.

Это правда, и я никогда не принимала его приглашение.

Ему удалось сломить мою волю в школе, приглашая обедать с ним, но моя замкнутость давала о себе знать каждый раз, когда он приглашал меня пойти с ним на встречу с парнями. Они были замечательные, но, думаю, подсознательно я пыталась сохранить дистанцию между нами. Возможно, подсознательно я пыталась сделать так, чтобы другие не заметили, как Паркер влияет на меня. Я могла только представить, что все начнут болтать ― все эти сплетни.

Инцест. Запрет. Что по этому поводу думают твои родители?

Ничего, потому что, несмотря на то, что все называли его моим братом, Паркер Каллахан не был моим братом.

Так же он не принадлежал мне, и иногда было полезно напоминать себе об этом, чтобы контролировать разыгравшуюся фантазию. Фантазии, которые словно мыльный пузырь разлетались в разные стороны, когда к ребятам присоединялись девушки. Как бы мне не хотелось контролировать свои желания, я не хотела причинять себе боль, наблюдая, как какая-то девчонка виснет на нем. На прошлой неделе я увидела, как он целует девочку в школе, и мне сразу же захотелось плеснуть отбеливателем в глаза и стереть воспоминание из моего мозга и сердца.

Да, избегать общения с ними ― отличная идея.

― Но спасибо за предложение.

Кивнув, он ушел, а я, собрав вещи, отправилась в душ, как раз в тот момент, когда входная дверь захлопнулась, ознаменовав уход Паркера.

Тишина. Помимо тихого гула обогревателя в квартире не было ни звука. Я не возражала, потому что, как это ни банально, я обожала петь в душе.

Растирая мочалкой грудь, я примерно полторы минуты напевала припев любимой песни Адель, когда дверь ударилась о ящики шкафа, которые я всегда открывала, чтобы быть в курсе, если вломится серийный убийца в попытке убить меня. Мои голосовые связки сжались, заглушая все звуки.

Мое сердце билось, словно сумасшедшее. Адреналин заливал каждую частичку тела. За пару секунд в моей голове пронеслась череда возможных вариантов, я прижала руку к груди, чтобы успокоить сердце, и осмотрелась вокруг в поисках оружия. Почему я ничего не взяла с собой в душ для защиты?

― Ты, мать твою, умеешь петь, ― крикнул Паркер из-за занавески.

Всего лишь Паркер. Не серийный убийца. Не тот, в кого мне пришлось бы бросать бутылки с шампунем или пытаться порезать бритвой, пока я стою голая и мокрая.

Мои ноги подкосились, когда адреналин иссяк.

Только для того, чтобы с ревом вернуться обратно, потому что Паркер, мать его, Каллахан был как раз по другую сторону душевой занавески в то время, когда я голая.

― Какого хрена, Паркер, ― прокричала я.

― Ты умеешь петь, мать твою, ― повторил он, на этот раз медленнее.

Вот только это не изменило моей реакции, потому что Паркер все еще был там, а я все еще была голой.

― Какого хрена ты здесь делаешь, Паркер?

― Я вернулся и услышал, как ты поешь, и оказался здесь.

― А если бы я была голой и не в душе?

― Я закрыл глаза, ― объяснил он, словно это исправляло ситуацию.

― Боже, ― снова прокричала я. Это единственное, что я могла сказать после потрясения, охватившего меня. ― Что бы ты почувствовал, если бы я ворвалась к тебе в душ?

― Э-эм... ― протянул он. ― Я бы не расстроился.

Стоп. Что?

― Что?

В ответ он прочистил горло и сменил тему.

― Нова, у тебя потрясающий голос. Я и понятия не имел, что он так чертовски хорош.

― Паркер! ― крикнула я.

Я стояла, прикрыв рукой грудь, а другой ― прикрывая вершину бедер на случай, если занавеска в душе обрушится или что-то в этом роде, а он горел желанием обсудить мой голос. Я даже не могла осознать то, что он бы не расстроился, если бы я ворвалась к нему.

― Ладно, ладно, ― сказал он с раздражением. ― Но этот разговор не окончен. Я буду снаружи, и когда ты выйдешь, мы поговорим.

― А как же Эш?

― Он уже поднимается. Я был на полпути вниз, когда он сказал, что его родители дома, и мы решили встретиться здесь.

Держа одну руку на груди, убрала другую от бедер и отодвинула занавеску ровно настолько, чтобы выглянуть наружу и, прищурившись, посмотреть на него. Услышав скрежет колец по металлу, он приоткрыл один глаз, и я одарила его самый смертоносным взглядом.

― Мы не будем это обсуждать в его присутствии.

Он уставился на меня, рассматривая каждый мизерный дюйм моего плеча и лица так, словно я отдернула занавеску, обнажив все тело. Жар обжигал те места, куда он смотрел, но я не могла сказать, было это от его взгляда или от смущения.