Белые пешки

17.05.2007. Ася

Лева выдал мне какое-то успокоительное, разработанное его коллегами. Это очень мило, но я и так спокойна. Точнее, я пуста, совсем ничего не осталось. Я пишу здесь только потому, что, как Марти сказала, эту тетрадь любил Макс. Он хотел стать писателем. Отказавшись продолжить, я предаю его, и дело не только в этом дневнике. Я вообще постоянно подвожу людей. Не умею быть сама. Гребаная, ёбаная, гадкая, вонючая Лиза Симпсон.

Ректор всегда говорит нам, что нельзя сдаваться, а любая проблема решаема. Что беда открывает не только бездну ада, но и новые горизонты, к которым нужно только приглядеться. Я до сих пор вспоминаю, как его расстроила, когда в ноябре отказалась писать книгу. Я думала, это ерунда, блажь – сказочки, а сейчас уже не знаю. Может, и впрямь переключиться на кошмары, на кровавые раны, на душевные мытарства? У меня может получиться. У меня же должно, должно получиться хоть что-то, я же Кити, Кити! И я уже не стану Левиной, так и буду Щербацкой, Щербацкой, Щербацкой…

Вот так. Неудивительно, что Бог меня наказал и любить перестал, отнял Макса. За что меня любить? Я еще тебя, Марти понизила, разжаловала из Анны Одинцовой, обозвала Свидригайловым… как будто сама дотягиваю до Сони или Дуни… да нет, нет, я даже не Лиза Симпсон, нет… А ведь я, похоже, вообще… картонка. А не полноценный персонаж. Картонные люди тоже бывают.

Линку наконец-то сплавили в лагерь, родители опять работали в ночную смену. Ася металась по квартире и швыряла на пол предметы, которые не бились, все время помня: никто не должен понять, не должен догадаться, не должен… Помнить было тоже тяжело.

Игрушки мелкой, вышитые уродливыми лилиями подушки, карандаши, книжки, шмотки. Все потом можно будет поднять, отряхнуть и вернуть на места. Только вот досада – все это даже особо не шумело, тем более не погибало. А так хотелось хоть что-то уничтожить, хоть чему-то отдать немного своей боли, вины, ярости. Больше всего… больше всего, если честно, хотелось отдать все это чему-то живому. Разбить кому-то голову. Сашке, например, – за это хлещущее через край, вопреки всему, жизнелюбие. Марти – за то, что везде лезет со своим колдовством, а не помогла, не предотвратила. Нике – за то, что все еще принадлежит этой дурацкой, «дырявой» – правильно мама сказала! – системе, где никто никого не может поймать и наказать. Голову… себе, конечно же. За все и сразу, да хотя бы за то, что в какой-то момент попыталась жить, а не ждать Макса каждую минутку. И Максу… вот бы разбить голову ему! За то, что, тварь, так с ней поступил, за то, что бесконечно пользовался, оттеняя свою потрясность, а потом бросил как собачонку и даже о планирующемся побеге рассказал другой! Вот этой, жизнелюбивой! Той, чьи сказки ни в одном отзыве не назвали унылыми; той, которая ухитрилась на Макса просто забить, найти себе кучу интересных дел, взять хотя бы планетарий этот. Лицемерка! Так смотрела на него несколько лет, а потом… потом…

Ася замотала головой и ударила сама себя по щеке. Что за чушь? Чушь… Она ведь мечтала об этом. С детства, когда читала сказки. Вспомнилось вдруг, какая была у нее любимой – «Летучий корабль» ведь. Не та версия, где поют дурацкие песни дурацкие мультяшки. Настоящая сказка, где потерянный нищий юноша, мечтающий покорить прекрасную царевну, летит в ее страну, а по пути встречает одного за другим замечательных людей. Суперскоростного парня. Парня, чей пистолет не знал промаха. Кого-то, кто повелевал льдом. Кого-то, кто носил армию в кармане. Много, много занятных, талантливых друзей нашел главный герой, и все они счастливо прибыли в чужое царство, и благодаря их помощи парень получил в жены царевну, вот только…

«Только вот, Асенька, в сказку не попал момент, когда юноша столкнулся лицом к лицу с правдой: он окружил себя друзьями, каждый из которых намного лучше него. Да вдобавок друзьями самодостаточными: никому из них не нужны для счастья царевны или царевичи, все прекрасно себя чувствуют поодиночке. Что он почувствовал, интересно?»

Ректор. Ее голос разума и поддержки почти весь последний год. Ася закричала, громко и хрипло, упала на колени на ковер… и столкнулась взглядом с испуганными глазищами щенка, застывшего на пороге. Рублик чинно сидел на пушистой попе, подобрав лапки. Пасть была закрыта, он не лаял – он почти никогда не лаял. Он просто глядел. Будто все понимал. Его глаза горели добрыми, сочувственными рубинчиками. И наверное, только подзови – подскочит и оближет зареванную хозяйку.

– Пошел! – закричала Ася. Щенок не шевелился. – Прочь, прочь, или я тебя в стену кину!

Щенок сидел. Его глаза горели словно бы все ярче. Или это что, там слезы появились?

– ВО-ОН! – Ася захлебнулась. Схватила ближайшую книгу, первый томик «Гарри Поттера», и швырнула в Рублика, старательно целясь острым углом переплета.

Щенок, скуля, убежал. Ася рассмеялась, а потом снова заревела, прикрыв голову руками. Голова… волосы. Там теперь не хватало волос. Ну и отлично. Можно ведь совсем от них избавиться, на кой они нужны, если ты не Самсон? Она – точно нет.

И пытаясь облегчить свою тяжесть хоть чем-то, она пошла в ванную и взяла там ножницы.

Мама экономила всегда, сколько Ася ее помнила. Экономила на всем, в том числе на парикмахерской: стригла своих девочек сама. Асе было проще: мама только ровняла ей концы. А вот Линка уже испробовала на себе множество причесок, не всегда удачных. И те самые резинки hello kitty донашивала до сих пор; Асю буквально трясло при виде них. Зато дачу купили быстро.

Все это было не главным сейчас. Главное – парикмахерские ножницы висели на своем крючке, в углу. Взяв их, но не раскрывая, Ася провела холодными металлическими кончиками по своему горлу. Руки вспотели, сильнее застучал пульс. Да, можно было бы и так: раскрыв лезвия, провести еще, всего пару раз, а потом захлебнуться в теплом алом водовороте. В проклятых водах, откуда приносит мерзких проклятых капитанов. Но…

«Рано, девочка. Рано».

Она словно услышала ласковый успокаивающий голос. Снова он. Арсений Викторович. Веривший в нее, поддерживавший ее, понимавший ее все это время. Лучше бы с ней поговорил Макс или папа, но хотя бы так. Хотя бы ректор. Почти друг.

Ася улыбнулась дрожащими губами и стала отрезать себе волосы под самый корень.

Она пришла вечером, а я приготовила ей чай и разогрела макароны в томатной пасте. Она села есть, я остановилась на пороге кухни. Наблюдала за ней, такой нарядной и надушенной, не зная, что сказать.

«Мама, мне плохо».

«Мама, я схожу с ума».

«Пожалуйста, помоги мне, мама».

Она оторвалась от еды и увидела наконец мою голову, округлила глаза и спросила:

– Ребенок, а это зачем? Коротковато, а у тебя мордашка круглая, ты теперь похожа на печального поросенка.

В темноте она не видела главного. Принимала за игру теней, наверное.

– Так модно, – сказала я, повернулась и пошла.

Ну кухне снова загремела о край тарелки вилка.

22.05.2007. Дэн

Похоже, все снова не очень ладится с регулярными записями. Хотя неудивительно. У кого-то, у Саши, кажется, я прочитал сравнение с минным полем, и вот теперь все мы – минные поля. Похоже, даже я.

Мне темно, если честно. И я не совсем понимаю, что с этим делать. Я не понимаю и на какой я… позиции? Насчет всего. Верю ли, надеюсь ли, боюсь ли, пытаюсь ли смириться? Вроде нахожу ответы, а потом вспоминаю вдруг первый урок физры, тот момент, когда все разбились на пары упражняться с баскетбольным мячом, а я остался один. И Макс попросил Асю поиграть со стенкой и встал ко мне. Странное воспоминание. Пустое, наверное, не главное, что нужно помнить о друге, который…

Да просто о друге.

Но Лева сказал, что нет. Что в правилах того мира, мира подростков, для которых вот это важно – не остаться без пары, ни за что не остаться, ни на экскурсии, ни на физре, – Макс совершил рыцарский подвиг. И он не шутил.

Это правда оказалась сирень, нежно-лиловая, ближе даже к розовому оттенку. Не белая, но тоже хорошо. Она пахла так, что голова кружилась, и трава тоже пахла, и вообще в эти майские минуты кладбище казалось почти уютным местом.

– Еще месяц, и можно будет ставить твою деву. – Лева присел на скамейку. Дэн остался вглядываться в табличку на простом деревянном кресте.

– Говорят же, лучше год ждать?

– Если небольшой, если на постамент и если из легкого камня, то можно раньше. – Лева вытащил сигареты, цапнул одну зубами из пачки. – Плюс лучше поздней весной или летом. С промерзшей землей не всегда угадаешь, да и работать неудобно.

– А ты разбираешься. – Дэн облизнул губы и тут же отвел глаза. Не очень прозвучало, с намеком на маму. Хотя это же давно было…

– Если захочу отдельный бизнес, открою похоронный, – рассмеялся Лева, закуривая. Дэн вскинулся и поймал секунду, в которую его глаза снова стали серьезными. – Но да. Я узнавал для… Ну…

– Для Макса. – Дэн вздохнул, подошел к скамейке, но сесть захотел ближе к земле. На траву, у Левиных ног. – Да, правильно, наверное. Лучше знать. Родители попросили?

– Да нет, я сам. – Говорил Лева с усилием и неохотой. Шумно вздохнул. – Вообще отец посоветовал. Типа «Если провожать братанов, то достойно». Братанов, блин…

– А что он думает? – Дэн вовсе не был уверен, что правда хочет подтверждать свои догадки. – Насчет всего?

– Папа материалист. – Лева выдохнул дым вверх, но Дэн слабо уловил его запах. – Он не думает как Аська, I mean, он-то знает, что когда, например, накрывают криминальный синдикат, где все повязаны, кто-то обязательно проговорится, особенно если что-то пообещать или сильно пугнуть. По его мнению, Макс вывалился за борт или даже дезертировал по каким-то своим причинам. И это замяли.

– А всеобщая амнезия? – Дэн поднял голову. Лева отчужденно смотрел вдаль.

– Ну он еще предлагал вариант с токсинами, которые кто-то распылил с самолета или подлодки. Не факт даже, что враги, мало ли что за эксперименты в нашей оборонке.

– Конспирология как есть. – Дэн поежился.

– Наш народ и особенно люди с деньгами и властью ее любят, deal with it[29], - невесело хохотнул Лева и тут же вздохнул. – Мы поругиваемся из-за этого. Да и вообще из-за всего. Не нравится ему, что я приуныл и опять ухаю в науку, а не в бизнес-обучение. Хотя я ничего ему прям не обещал.

– Все-таки опять давит? – сочувственно спросил Дэн.

– Не так критично, как раньше, но есть такое. – Лева снова затянулся, поморщился и, погасив недокуренную сигарету, выкинул ее в урну. Сполз на траву. Сел с Дэном рядом. – Считает, кстати, что это вы меня расхолаживаете. Что надо бы мне все-таки в бизнес-среде побольше вращаться. – Он сердито мотнул головой, но тут же с улыбкой пробормотал: – Не понимает, что у меня все как в сказке про Ежика и Медвежонка, где «если тебя нет, то и меня нет». Но терпит, Дань. И это главное. Это – новое.

Дэн улыбнулся в ответ, и Лева шутливо боднул его в плечо. Кинув взгляд на падаванскую косичку, удивленно заметил:

– Слушай, ты, по-моему, уже полный джедай. Не пора отрезать?

– Путь джедая бесконечен, – усмехнулся Дэн и накрутил косу на палец. – Но я думаю об этом.

– Тебе идет, я ничего не имею в виду, просто… – но заканчивать Лева не стал. Окинул новым взглядом могилы, после чего вдруг довольно ехидно засмеялся и подпихнул Дэна кулаком в плечо. – Кстати, что-то тут не то! Вот кладбище, вот мы, вот красивые могилы в цвету… Где твоя Наташка? Она точно не глюк?