Фальдийская восьмерка

Глава 20

Спроси кто Брака, в чем главное отличие западных лесов от степей – он без раздумий сказал бы: “Погода”. В Вольных Землях ведь как? Раз в неделю с океана приходят шторма, принося на своем дымном, синем хвосте клубящиеся грозовые тучи. Час, два неистового, бушующего ливня, когда струи воды хлещут с таким задором и напором, что пробивают ссохшуюся корку земли насквозь, превращая пыльную подметку степи в бесконечное, кишащее жизнью грязное болото. Ненадолго – ведь вскоре за дело принимается очистившееся от облаков небо, с которого солнце вновь запекает землю в непробиваемую броню, потратив на это едва ли больше времени. Все в степях подчинено этому бесконечному циклу, привыкло к нему, приспособилось. Нежатся в грязных лужах блаженно фыркающие лютороги, парят под ливнем медузы, надежно скрытые от глаз многочисленных любителей поживиться их полупрозрачной плотью, запасают воду валяющиеся на боках джорки, ловя многочисленными пастями стекающую в них влагу. На короткое мгновение после дождя расцветает даже вездесущий пустырник, спешно выбрасывая грозди мелких, белесых цветов, которые с преогромной радостью жрут все – от охочих до жгучих приправ кочевников до простых муравьев. Изредка погода портится и в неурочное время, но столь разительного эффекта короткие, вялые дожди принести не могут – разбиваются о все ту же непробиваемую броню Вольных Земель.

Что-то в степи меняется лишь с приходом зимних холодов, когда вся жизнь замирает на несколько долгих месяцев, а в утепленных кузовах прожираются запасы еды и эйра на обогреватели. Нет, шторма никуда не деваются, ведь даже смена времен года не в силах диктовать свою волю Стеклянному Котлу. Но вот эффект они приносят прямо противоположный. Живительные ливни сменяются смертельными снежными буранами, солнце топит снег лишь для того, чтобы за ночь влага смерзлась в ледяную корку, которую с утра вновь растопит проснувшееся светило. Шаргов маятник температуры гробит технику и эйносы, превращает знакомые, наезженные тяжелыми колесами пути в непреодолимые препятствия из смерзшегося, грязного месива. Условно непреодолимые, конечно, особенно когда в твоей семье есть гигатрак с хорошим отвалом. По меткой поговорке вольников, для клановых колесных крепостей есть только три преграды – океан, небо и горы. Да и те являются преградами с большими оговорками, особенно, если вспомнить слухи о плавучем гигатраке клана Катранов.

В лесу же природе было высочайше насрать на привычные Браку циклы. Мелкий обложной дождь, зарядивший с самого утра, выгнал из под одеял красноглазых, бледных и воняющих перегаром шарков, вынужденных спешно натягивать тенты и навесы, пряча все ценное под крышу. Хмурый Везим, посовещавшись с плоской тарелочкой погодника, разом просветлел лицом и радостно сообщил остальным горжеводам, что эта мокрая срань продлится неделю, а поэтому вся охота катится к шаргу в задницу. После этого заявления посмурнели уже все остальные – осень стремительно вступала в свое владение, все сильнее тесня упорно цепляющееся за верхушки плакальщиц лето, поэтому прибытие на горжу трех предвестников стылых осенних дней – простуды, насморка и паршивого настроения – было лишь вопросом времени. Ближайшего, судя по кутающемуся в свитер, шмыгающему покрасневшим носом Жердану Младшему.

– Вот этот рычаг отвечает за связку толкателей, – гудел облаченный в теплый зеленый халат фальдиец, показывая унизанной перстнями рукой на кривую железяку с навершием в виде неудачной попытки свести из железа хоть что-то, не похожее на комочек дерьма, – Если отожмешь вниз – сцепка прервется и можно будет задавать каждому свое направление. Нужно редко, обычно хватает боковых винтов для маневрирования, но если течение сильное, а идти надо быстро – не бойся пользоваться. Чтобы вернуть связь, выровняй толкатели вдоль корпуса, параллельно друг другу, и отжимай рычаг назад. Ты ведь знаешь, что такое “параллельно”, Брак? Брак, ты слушаешь?

Калека слушал, не отрывая взгляда от уходящего за корму поворота реки, где в неприметном тихом омуте канул на дно его первый скраппер – пустой, со снятым гравиком, который сейчас лежал на самом дне сундука с ценными эйносами. Плавить оружие посчитали излишне долгим и трудозатратным занятием, а пользу – сомнительной. Металл на западе дешев, а тратить несколько часов работы своего будущего рулевого ради пары зеленок Раскон не хотел.

Но молчал Брак отнюдь не из-за скраппера, который хоть и было жалко, но все же не настолько, чтобы игнорировать фальдийца. Там же, за поворотом, скрылась юркая лодочка Везима, крохотная, шустрая и наверняка скрывающая под тряпьем на своем плоском дне множество интересных штуковин для охоты. Наверняка, там была пара длинных, острых гарпунов, метательные дротики, жахатель… Может быть даже духовая трубка, толстая, ребристая, составленная из десятка не самых сильных кушварковых ветродуек. Хорошее, сложное и тихое оружие, способное метать короткие металлические стрелки с завидной точностью и силой. Самое то, если удастся попасть в глаз ничего не подозревающему животному – пробить череп стрелки не могли, зато в плоти заседали глубоко, вызывая обильное кровотечение. Лесовики не зря прозвали их “Краснопутками”, вопреки общепринятому “Воздушнику” – если удачно попасть в зверя, можно преспокойно идти по оставленной им кровавой дорожке, будучи абсолютно уверенным, что она не прервется.

Брак отвернулся, стиснул зубы и ответил:

– Я знаю, что такое “параллельно”.

– Я в тебе не сомневался, – улыбнулся Раскон, положив руку на плечо калеки. – А теперь смотри, вот тут у нас подача эйра на маневровые…

Лодку с плотовиками они повстречали утром, почти сразу же, как покинули гостеприимную отмель и нависающий над ней берег с могилой старика. Присматривать за земляным холмиком осталось приметное дерево – высокая, расщепленная ударом молнии и обгоревшая до самых корней плакальщица, удивительным образом умудрившаяся зацепиться за жизнь и даже выбросить с пяток гибких побегов, серевших свежими иголками на фоне прогнившей сердцевины ствола.

Два молодых парня отличались друг от друга настолько, насколько вообще могут отличаться между собой одногодки – один высокий, худой до изнеможения, кутающийся с непромокаемый серый плащ знакомого темного оттенка. И второй – маленький, толстенький, с обаятельной улыбкой и выставленным напоказ голым, влажным от дождя пузом, на котором едва начали прорастать первые татуировки. Лодка у них была не по размеру солидная, аж с двумя сведенными в спайку винтовыми движками и окрашенным белый горбом объемистого бака. Мимо вооруженного плота, на котором сонные механики возились у основания скраппера, лодочники хотели проскользнуть незаметно, но не вышло – на треск движков из подсобки вышел позевывающий Раскон, который обрадовался вымокшим парням, как родным – пригласил к костру на горячий травяной отвар с каплей душистой настойки и лично принес из кладовки мешочек, плотно набитый орешками в меду.

Фальдийца признали, чем немало удивили Брака. Имени его парни не знали, но едва завидев пышный халат, рыжие усы и круглые темные очки – расслабились и радостно согласились обогреться у костра. Там, за разговором, и выяснилось, что работают они простыми плотовиками, а шикарную лодку и ответственное поручение им дал наниматель, некий Мерех Ухокрут из Кривой Излучины, у которого были какие-то торговые дела с Подречьем и тамошним заправилой Филроем. Подробностей парни все равно не знали, им без лишних разъяснений поручили как можно быстрее доставить запечатанный пакет, увесисто погромыхивающий металлическими пластинами, а заодно выяснить, все ли в порядке в поселке стеклодувов – последняя партия каких-то пробирок задерживалась. Лодка у них была хорошая, шла ходко и уверенно, а на дорогу щедрой рукой Мереха были выданы два бочонка с пивом, целая гора сушеной рыбы и обещание неплохой платы – поэтому нежданное поручение Филм и Колум восприняли, как заслуженный после выматывающего лета отдых.

Раскон вникал, кивал, расспрашивал. Посетовал, в свою очередь, на покореженную горжу и идиота-рулевого, на цены и погоду… А затем вручил плотовикам крохотный красный сверток и пару серебряных чешуек, с просьбой вручить его лично Филрою, раз уж они все равно отправляются в Подречье. Парни, не будь дураками, отказываться не стали. Выжрали орешки, допили варево – и с довольными рожами отбыли, получив на прощанье наставление передать привет Мереху Ухокруту от Раскона Рыжегривого и осведомиться о здоровье его прекрасной супруги. Плотовики заверили, уверили и пожелали, после чего скрылись за поворотом, оставив за собой ясно различимый на темной воде пенистый след.

Пока остальная команда “Карги”, с помощью лебедки, куска кровянки и пары длинных шестов топили и маскировали обреченный на вечное прозябание в тине скраппер, фальдиец размеренно мерил тяжелыми шагами палубу, изредка поглядывая на цветную бляшку часов и задумчиво гмыкая. Затем позвал к себе в пристройку охотника, где они долго и приглушенно спорили, перемежая речь отголосками называемых чисел и руганью.

А немного позже, когда Раскон полез на топорщащуюся рычагами крышу, не забыв поманить за собой Брака – хмурый сильнее обычного Везим тихо и молча забрался в свою лодочку, отвязал веревки и уплыл в сторону Подречья, сопровождаемый пожеланиями удачной охоты от ни шарга не понявших братьев. Юркая посудина шла ходко, резала реку, как раскаленный нож режет полотно из паутинки – водная гладь послушно расступалась и смыкалась прямо за кормой, а едва заметный след тут же терялся среди барабанящих по нему капель дождя. Нахохленный Кандар, все еще приходящий в себя в кресле у костра, проводил охотника слезящимися от недосыпа серыми глазами, сплюнул на палубу и присосался к бутылке, не озаботившись перелить ее содержимое в стоящую рядом кружку.

– О чем задумался? – не отрываясь от рычагов спросил Раскон. Несмотря на навес, он успел поймать свою порцию дождя, поэтому рыжие усы не пышно топорщились, как это обычно бывало по утрам, а уныло свисали влажными сосульками. – Хочешь что-то сказать – смелее. Не стесняйся. К людям, способным без раздумий прыгнуть с одним ножом на шарка, стоит прислушиваться.

– О том, что статую тоже стоило бы утопить, – скривился Брак, с усилием переводя постоянно норовящий обернуться взгляд на нос плота. – Весит она не меньше скраппера, а толку от нее никакого.

Совместными усилиями, уродливую старуху кое-как выпрямили, но выглядеть она после этого стала еще хуже. Тяжелая, пропитанная какой-то темной дрянью древесина, из которой она была сделана, притягивала взгляды лишь для того, чтобы смотрящий в отвращении отвернулся и больше никогда не желал ее видеть.

– Нет, милейшая Карталейна останется с нами, покуда это корыто держится на плаву, – доброжелательно улыбнулся фальдиец, – Ее вырезал из древесины драгуба один известный мастер в Троеречье, содрав с меня полторы фиолки и заверив, что породившее ее дерево было столь же уродливо, как и его дитя. И я склонен ему верить – из прекрасного, стройного гиура такой ужас не дано создать даже самому гениальному творцу. Я не готов ждать еще полгода, или платить безумные кри за новую статую.