Фальдийская восьмерка

Глава 16

– Обязуется при-принимать участие в… В азартных играх, прилагая все возможные и необходимые усилия для по… победы или проигрыша нанимателя, в зависимости от ег…. Его высказанных или невысказанных пожеланий. А это еще за каким шаргом надо? Жульничать в кости или что?

– Или не жульничать, – пожал плечами Кандар. – Мало ли, как обернется. Следующий пункт веселее, тебе понравится.

– Бред. Высказанных или невысказанных, серьезно? Зачем составлять договоры с таким количеством идиотских условий, если ты даже толком не знаешь, что имеется в виду?

– Чтобы, когда придет время, ты их исполнил. Сам согласился, никто силком тебя ставить отпечаток не заставлял. – Сероглазый поерзал на неудобном стуле и потянулся за флягой. – Летать же тебе понравилось?

– Да, но… – Брак попытался подобрать слова, но плюнул на это. Свернул в трубочку лист контракта, убрал за пазуху и недовольно пробурчал: – Все равно не понимаю, к чему такие сложности. Можно просто попросить, на одной горже плывем.

Он принял протянутую механиком флягу, сделал пару глотков, но возвращать не спешил. Сквозь щель под накидкой виднелась заросшая травой прогалина, скорее даже овражек, на дне которого едва слышно журчал крохотный ручеек. Орали птицы.

– Сразу видно, что ты не имел дел с фальдийцами. Хоть раз вкусивший их страсти к крючкотворству меняется на всю свою оставшуюся жизнь. Как правило, недолгую, печальную и полную неоплаченных долгов, зато наполненную судорожными метаниями в попытках выбраться из лабиринта противоречащих друг другу условий. А Раскон – самый фальдиистый из всех фальдийцев, особенно в этих краях.

– Хватит трепаться, – злым шепотом пробормотал спустившийся в землянку Везим. – Эти договоры не стоят железа, на котором они сведены. Здесь дикие земли, кто будет их исполнять?

Охотник сменил одежду на мешковатую накидку, сплетенную из сотен пестрых тряпочек, вылил на себя полбутыли какой-то неимоверно вонючей дряни и теперь портил воздух в землянке не только фигурально – своим бесконечным недовольным бурчаньем, но и вполне реально – запахом шарговой накидки, от которого слезились глаза и тянуло блевать. Он периодически покидал укрытие, неслышно растворяясь в лесу и вызывая облегченные вздохи механиков, после чего так же неслышно возвращался, принося на одежде жирных, довольных бесплатным транспортом клопов, и бесцеремонно вклиниваясь в разговоры.

– Бубнику искал? – участливо спросил его Кандар, тем не менее понизивший голос до громкого шепота, – Похоже, нашел.

Везим его подначку проигнорировал. Хмуро взглянул на сероглазого, яростно почесался, вытащил из волос запутавшегося жука и смачно захрустел панцирем, перемалывая хитин крупными, желтыми зубами. Кандар сбледнул, отвел взгляд и отвернулся.

– Смотря, сколько у него этих договоров, – задумчиво пробормотал Брак, – Если только экипаж “Карги”, то это пустая блажь.

– Сообразил, – одобрительно кивнул Кандар, морщась от раздающихся из угла звуков. – Вот тебе еще вопрос, на подумать. Как долго продержится здешняя вольница? Вся эта романтика глуши и почетное звание самой глубокой задницы Гардаша?

– Никуда она не денется. Северных законов здесь никогда не будет, островных – тем более. Если кто полезет, леса сожрут их и выплюнут кости в реки, – буркнул Везим, – Даже кочевники сюда не суются, потому что боятся. И будут бояться. Здесь не место степным тварям.

– Здешние леса прекрасно справляются самостоятельно, особенно по части тварей. Зачем нам чужие, когда есть свои, да?

– Ты о чем? – охотник уставился на механика прищуренными белесыми глазами и снова почесался, – Какие твари?

– Это метафора, – пояснил Брак. – Кандар пытается сказать, что если на эти земли не придут чужие законы, здесь появятся свои. Наверняка, уже появились.

Везим сплюнул остатки жука и недоверчиво посмотрел на собеседников. Вымазанное жирной грязью лицо плохо передавало эмоции, но сквозившую во взгляде снисходительность трудно было перепутать с чем-либо другим.

– Поселения устанавливают свои законы, перегораживают реки. Жизнь внутри – только для тех, кто согласен платить. Пошлины на торговлю. Налог на работу и добычу. Поборы за защиту. Фактории островитян. Фактории республиканцев, фактории Доминиона. Троеречье подминает под себя торговлю с севером и востоком. Договоры с кочевниками, договоры друг с другом, договоры со всеми, до кого можно дотянуться. Хозяева поселков – из защитников и основателей постепенно становятся местной знатью, творящей на своей территории все, что ей вздумается.

Кандар говорил медленно и нудно, старательно подбирая слова и загибая пальцы. Брак кивал, погруженный в собственные мысли.

– С каждым годом поселки объявляют все большие куски леса своей территорией. Хочешь охотиться – плати. Добывать – плати. Торговать – плати. Как скоро границы пересекутся?

– Леса большие, все не перекроют. Мне хватит.

– Это пока. А через десять лет?

– А через десять лет я уже сдохну и мне на все будет насрать, – поднялся на ноги Везим. – Мне и так на все насрать, а так будет насрать вдвойне. Пойду пройдусь, следите.

Сопровождаемый облаком вони охотник выбрался наружу и скрылся за деревьями.

– В чем-то он прав, конечно… – протянул Брак. – А Раскону не насрать?

– Раскону не насрать, – кивнул Кандар. – Одному шаргу известно, сколько таких договоров валяется в сундуках по всему западу, в чьих именно сундуках они валяются, и их содержимое.

– Не люблю островитян.

– Кто их любит… А ты за что?

Брак промолчал. Вытащил из сумки незаконченную латунную фигурку и принялся осторожно ее доделывать. Кривое кресло с подвешенным над ним шариком гравки вышло хорошо, а вот с сидящим человечком упорно не получалось – сказывалось отсутствие опыта. Кандар следил за его работой с болезненным любопытством, пальцы здоровой руки едва заметно подергивались, повторяя движения.

Сидеть им предстояло долго. Еще с вечера горжа заякорилась в присмотренном Везимом месте, после чего Раскон за ужином объявил о предстоящей охоте. С опасением ожидавшие его решения братья разразились радостными воплями и принялись громыхать распиханными по разным концам плота железками, готовясь к загону. Даже Шаркендар просветлел лицом и отложил бутыль в сторону, нетерпеливо потирая сухонькие ладони и меряя палубу семенящей стариковской походкой.

Фелинты это хорошо, фелинты это дорого, фелинты это редко. Брак с огромными кошками не сталкивался, но слышал достаточно, чтобы оценить ценность подобной добычи. В детали предстоящей охоты его посвещать не стали, пообещав, что утром и так все будет понятно. Да и не горел он желанием выяснять подробности. Приходить в себя после полета на флире пришлось долго, никак не отпускало поселившееся где-то в груди чувство потери. Высота захватывала и пугала, но вместе с тем восхищала. Странная мешанина противоречащих друг другу ощущений, по которой, тем не менее, он уже начинал скучать. Ему даже не стали предъявлять за полное отсутствие хоть сколько-нибудь полезной информации от воздушной разведки, разве что Раскон невнятно гмыкнул в ответ на виновато разведенные руки.

Утром, едва начало рассветать, всех разбудил взъерошенный сильнее обычного Везим. Суеты, к удивлению Брака, почти не было. Братья споро разобрали тяжелые жахатели и копья, после чего принялись облачаться в бесформенные цветастые накидки, увешанные всевозможной гремящей мелочевкой. Там было все – от крохотных медных колокольчиков до задорно посвистывающих при ходьбе костяшек, добываемых из зловредных визжиков. Эйр они почти не потребляли, но стоило его концентрации в воздухе хоть немного повыситься – начинали на разные лады издавать противные взвизги. Судя по количеству этих самых эйносов, на создание облачений была пущена не одна стая лесных грызунов. Брак, памятуя бессонные ночи, такое всецело одобрял.

Выглядели братья комично до невоможности, а на фоне просыпающегося леса так и вовсе смотрелись то ли пришельцами из-за кромки, то ли невесть каким образом тут оказавшейся труппой бродячих артистов. Получив от Везима указания, старший Жердан нацепил на глаза диковинной формы гогглы, увитые уходящими куда-то под накидку трубками, после чего вся троица гремящей и сквернословящей кучкой утопала в лес, распугав по пути целое семейство сонных краснохвостых бобров.

Браку с Кандаром тоже пришлось попотеть. Везим нагрузил их тяжелыми свертками с лопатами, копателями и еще какой-то хитрой охотничьей снастью, сам взвалил на плечи дурнопахнущий неподъемный рюкзак с притороченной к нему бухтой паутинки, после чего повел пыхтящих механиков за собой в лес. На “Карге” остались лишь дремлющий над бумагами Раскон и воинственно хмурящий брови Шаркендар, умудряющийся одновременно удерживать кружку с пивом и обе рукоятки скраппера. Этой самой кружкой он и отсалютовал вслед уходящим охотникам, после чего отхлебнул и благостно прикемарил – разводить огонь и шуметь Везим настрого запретил, а других дел на горже не было.

Упираясь посохом в топкую после дождя землю и продираясь сквозь заросли, Брак вполголоса ругался на то, чем ему приходится заниматься. Вопреки его ожиданиям, охотник повел их почти в противоположном от братьев направлении, круто забирая к юго-востоку. Стоило отдать должное предыдущему заходу через лес, на этот раз выходило куда привычнее, да и нога болела пока еще терпимо. Но ругань все равно выходила забористая, идущий впереди Кандар оглядывался и одобрительно кивал, в отличие от лупоглазой деревянной совы на вершине посоха – та смотрела так, как умеют смотреть только совы и кошки, немигающе и презрительно, вызывая из памяти все новые и новые ругательства.

По дороге сероглазый и вспомнил про контракт, указав Браку на то, что его мучения не только обоснованы, но и задокументированы, подтверждены и щедро оплачиваются нанимателем. А Везим хмуро добавил, что ходивший с ними раньше Шаркендар хотя бы молчал по утрам. С последним доводом спорить не хотелось, и остаток пути группа проделала молча.

Так же молча добрались до живописной прогалины, скинули вещи и сели отдыхать. С задумчивым видом бродивший по окрестностям охотник остановился, ткнул пальцем в заросшее лохматым мхом возвышение подальше от деревьев и велел копать. Втроем, да еще при помощи едва слышно жужжащих копателей, сооружение крохотной охотничьей землянки заняло у них всего с десяток минут. Осыпающиеся жирными земляными комьями стены наспех укрепили древесным сушняком и похрустывающими полотнами кровянки, после чего Везим самолично натянул сверху плотный навес и принялся колдовать над маскировкой, накидывая сверху лесной мусор и разбрызгивая вокруг жидкость из бутылки.

А утомившийся Брак привалился к теплой стене землянки, отцепил протез и, дождавшись когда сероглазый отвлечется, извлек на свет свернутую трубочку договора. Развел скрепляющую железную блямбу, развернул лист и погрузился в изучение мелких, угловатых букв, щурясь от недостатка света и невольно косясь в нижний правый угол, где красовался четкий, глубоко вдавленный в металл отпечаток его большого пальца. Глядя на него, Кандар усмехнулся, вытащил из свертка складной стул и принялся колдовать над своей клешней, ерзая на неудобном сиденье и поминутно вытряхивая из волос сыплющийся с потолка сор. Сидеть им предстояло долго.