Жернова. Книга 1

Глава 10. Новый милый дом

… он выдрессирует из тебя умелого живца — живое мясо для кровавых игрищ в Казаросса… — страшные слова долбили изнутри голову, и этот долбеж не стихал.

Бренн хорошо помнил первое впечатление от Игры Живцов, в которой принимали участие дрессированные молодые порхи. Помнил азарт и дрожь предвкушения, когда в Аквариуме Казаросса началась бойня между десятками морских летучих тварей, доставленных из южных морей, и полуголыми юнцами, вооруженными копьями, тесаками и трезубцами. Живцы прыгали над бурлящей водой по мосткам, перебегая между ними по узким брусьям, и одновременно отбивались от летучих мурен, химер и небольших акул. А хищные рыбы остервенело впивались в почти незащищенные тела живцов, вырывая из них куски мяса. Под конец Игры зелено-голубая вода в Аквариуме стала красной, а из тридцати порхов выжило меньше половины.

Они с Дуги смотрели представление с «балкона» — самого верхнего яруса Аквариума, откуда фигурки людей казались живыми игрушками, специально изготовленными для развлечения публики. Он помнил куски мяса, оторванные кисти рук, и мертвые тела живцов, плавающие среди дохлых рыб. Они тоже казались ненастоящими, а кровавое зрелище влекло и отталкивало одновременно. Бренн испытывал азарт, желание выиграть хоть немного по ставке, а смутная жалость к покалеченным и погибшим меркла под натиском острого ощущения — он здесь, наверху, в полной безопасности делает ставки, а там — внизу — порхи, участь которых — служить свободным. Именно это проповедовалось в Лааре веками и тысячелетиями. Всегда. На Играх Бренн даже забывал о судьбе матери, и лишь через некоторое время, придя в себя, начинал испытывать неловкость, стыд и душевный раздрай.

Правда недавняя жесткая проверка на яджу, когда, корчась от боли и страха в Рауме, он оказался на грани жизни и смерти, похоже, напрочь отбила у него тягу к кровавым представлениям. По крайней мере, в последние дни Бренн даже думать не мог о развлечениях такого рода. И не мог представить, что его детский ужас воплотится в реальность, и с ним произойдет то же, что случилось с его матерью. Что по неведомому капризу Жизнедателя, судьба вмиг превратит его из свободного подданного в презренного порха, швырнув в подвалы Казаросса.

***

Перед рассветом двое солдат-скорпов связали заключенным руки за спиной и затолкали в тесную повозку без единого окошка или щели. Через час тряски по мостовым, она остановилась. Бренн не ошибся — в сизом предрассветном тумане перед ним вздымались древние стены Казаросса. Их погнали по полутемным проходам и крутым каменным лестницам. Несмотря на боль в затылке, Бренну казалось, что он все еще спит, и никак не может очнуться от кошмара… Он пытался задержать дыхание, как делал это в детстве, если снился дурной сон… зажмуривался и резко открывал глаза, но это не помогало… Перед ними все также маячили ссутуленные спины парней, а позади раздавались резкие окрики стражей.

В небольшом помещении их развязали, и офицер велел всем быстро раздеться донага. Этот приказ вызвал растерянность у девушек, и они, замешкавшись, стали переглядываться. Но тут же узловая плеть из воловьих жил, закрепленная на запястье скорпа, будто ожила — взбешенный задержкой Вислоусый, принялся осыпать ударами всех рабов. После наказания дело пошло быстрее — через несколько секунд Бренн вместе с другими стоял голый, неловко прикрывая пах, а девушки, от стыда втянув головы в плечи, пытались закрыть грудь длинными волосами.

Еще один коридор с охраной и через низкую дверь их, как стадо, вогнали в другой мир. Бренн видел перед собой большое, освещенное множеством светильников помещение, обставленное дорогой арианской мебелью из розового дерева. — Смотреть в пол, не поднимать глаз! — рявкнул Болли.

Огромный шелковый ковер, судя по нежно-голубому цветочному орнаменту, привезенный из провинции Шахру, раскинулся почти по всему мозаичному полу. Но заключенных остановили у его края, будто у границы, разделявшей мир жалких порхов и свободных уважаемых подданных королевства.

— Свежаки для Аквариума доставлены, почтенный ан Хурц. — Зигор Болли склонил голову в едва заметном поклоне. Бренн, как и было приказано, смотрел в пол, но исподлобья пытался разглядеть все, что удавалось. Грузный безбровый человек с лысой головой и жабьими глазами лениво поднялся с кресла, опершись пальцами, сплошь унизанными перстнями, о выбритую макушку сидящей на корточках молоденькой порхи. Нут ан Хурц почти не имел шеи, и его бугристая голова росла прямо из широкого бочкообразного туловища. Длинные, как клешни, руки, оттопыривались в стороны, а из-под атласного халата жалко торчали тонкие кривые ноги. Казалось, они едва выдерживают вес массивного тела. Внешний облик ан Хурца мог бы вызвать насмешку, если бы не жесткий, похожий на капкан, рот, и ненормально широко расставленные, выпуклые глаза с длинными веками.

Вперед тут же выступили два Жреца с эдирами, державшими наготове тулвары. Бренн напрягся — зачем здесь Непорочные? Хозяин Казаросса опасается, что среди слуг или порхов может оказаться гнилой урод? И нанял Жрецов, чтобы они могли отразить возможное нападение с помощью яджу? Тухлый Краб все продумал…

Странно раскачиваясь на тонких ногах, ан Хурц подошел к краю ковра, дернув за поводок на шее порхи, которая подбежала к хозяину, как собака, опираясь ладонями и ступнями о ковер и высоко подняв зад. Владелец Казаросса из-под полуприкрытых век цепко охватил взглядом группу свежих рабов. В нос Бренну шибануло ароматическим маслом, — Тухлый Краб, как юная дева, благоухал розами!

— Сколько голов? — задал вопрос ан Хурц, и Бренн запоздало понял, что он спросил вовсе не о коровах или овцах…

— Пока шестеро… Но будут еще, и по очень выгодной для Казаросса цене… Бычки выносливые, крепкие, а молодые свинки — крупные, мясистые, с широкими задницами, как вы и просили… — похвалил товар скорп.

— Девки дырявые? — едва приоткрыл щелевидный рот Краб, выдохнув струю мерзкого запаха, который, смешавшись с ароматом розового масла, вызвал у Бренна приступ тошноты. Понятно теперь, почему Краба называли Тухлым…

— Нет-нет, еще непорченые, — поспешил сообщить Зигор, — проверены мной собственноручно, — он гнусно ухмыльнулся. Кончиком жесткого прута Краб ударил невольниц по ладоням, прикрывавшим груди. Девушки вскрикнули, но покорно опустили руки. Он равнодушно помял их ягодицы и молочные железы и одобрительно буркнул: — Неплохой товар, сочный, — возьму, пожалуй…

Повернувшись бочкообразным телом к сельским парням, ан Хурц стал щупать их мышцы на руках, животе и бедрах.

— Сельские бычки тоже подойдут, — кивнул он. Затем, пожевав губу, перевел взгляд Бренна. — А вот из какого дерьма ты выковырял этого мелкого ублюдка, Зигор? — повысил голос хозяин Казаросса, — в Аквариуме нужны сильные здоровые самцы не моложе пятнадцати — вот как эти двое … На кой хрен мне этот недоросль?

В ответ сержант толкнул Бренна ближе к краю ковра. — Порх взрослый и выносливый, — много лет работал в кузне с молотом и прочей дрянью… что там у них еще есть… у этих ремесленников…

— Пошевели мозгой, скорп, — рассчитано унизил сержанта владелец Казаросса, употребив народное прозвище представителей Службы спокойствия и правопорядка, — на дрессуру щенка уйдет куча времени и денег, а на Игре живцов он в первые же минуты превратится в мясной фарш…

Зигор раздраженно прищурился, дернув холеной щекой, но стерпел насмешливое обращение. — Пощупайте его, уважаемый ан Хурц — это вполне крепкий недоносок. И, в конце концов, у порха смазливая рожа… — ухмыльнулся Зигор Болли, — можно отрезать ему стручок, и с успехом пользовать в зад, как послушную хусру…

Скорп вдруг нагнул Бренна за шею, хлестнул плетью по ягодицам и заржал: — У недоростка отличный, упругий зад, — хоть сейчас вставляй! А еще можно его…

Вислоусый недоговорил… Унижение, как ожог раскаленным железом, вырвал Бренна из оцепенения, и глаза заволокло красным. Позже, он так и не мог понять, как ему удалось сдержать выброс яджу, уже клокотавший в горле… Похоже, что лишь мощный инстинкт самосохранения не дал ему подставиться под смертоносный удар Жрецов, которые, как ястребы, следили за каждым движением и вздохом порхов. Если бы он не сдержался, Непорочные мгновенно сковали бы его яджу, — против опытных искусных мастеров он бы не выстоял.

Но даже если бы случилось невозможное, и он бы чудом справился с обоими… то через минуту встретил бы страшную смерть, разрубленный мечами стражников. И это еще лучший из возможных исходов…

Сжатую до предела яджу он сумел перенаправить вглубь, внутрь себя, и она бурлящими потоками растеклась по жилам, даря силу мышцам и ускоряя движения. Миг — Бренн подпрыгнул, разворачиваясь в прыжке к стоящему за спиной Зигору, и, обхватив его толстую шею, мгновенно вонзил зубы в мякоть сальной щеки. В рот хлынула чужая кровь, смешавшись с клочьями напомаженных усов. Заревев, как кастрированный хряк, Болли принялся драть Бренна за волосы, другой рукой сдавив ему шею и пытаясь придушить. Но, обхватив ногами мускулистую ляжку врага и повиснув на его мясистой щеке, Бренн не разжимал судорожно стиснутых зубов.

Несколько секунд Тухлый Краб, откинув бугристую голову, наблюдал за неожиданным развлечением, и его щелястый рот довольно кривился. Выждав, он щелкнул пальцами, давая знак телохранителю — огромному могучему умшигтайцу с темно-желтой кожей. Он жестко сдавил голову Бренна, вонзив железные пальцы в лицо под скулами. От острой вспышки боли зубы разжались, и Бренн рухнул прямо под ноги рычавшему от ярости Вислоусому. Зажимая прокушенную щеку — сквозь пальцы хлестала кровь — тот резко вскинул колено, намереваясь разнести вдребезги височную кость Бренна, вбив в нее зубчатую набойку на каблуке.

Жизнь спасло мгновенье. Мгновенье, которого хватило телохранителю, чтобы вывести из строя Зигора коротким, точно рассчитанным ударом в кадык. Тот засипел, забулькал, и пока хватал ртом воздух, лыбящийся владелец Казаросса, скрестив на животе руки, подвел итог: — Сделка состоялась. Ты меня убедил, Болли! Неслыханное дело — опытный скорп не смог вырубить худосочного ублюдка…

Тухлый краб затрясся всем телом и закудахтал, заходясь смехом и обнажая подточенные зубы, на концах которых кровавыми каплями сверкали рубины. — Я беру этого мелкого порха, — заявил он. — Хусра из него получится слишком злобной — может и хер клиенту отхряпать ненароком, — Краб затряс жирным подбородком, — а вот неплохой живец, пожалуй, выйдет при надлежащей дрессуре…

Еле дыша, Бренн лежал на каменном полу, холодившим голое тело. Телохранитель давил ступней ему на шею, то ослабляя, то усиливая нажим, и ожидая дальнейших приказов. Зигор выглядел жалко — из разорванной щеки, вспухавшей и наливавшейся багровой синевой, текла кровь, пачкая отглаженный чистый мундир. Усы с одной стороны были частично выдраны зубами Бренна и висели обмусоленным и слипшимся от крови огрызком. Медленно выпрямившись и отдышавшись, скорп сплюнул кровяной комок на ковер, и просипел: — Я передумал. Вместо продажи, я живьем скормлю этот сучий выкидыш сторожевым псам — и получу куда больше удовольствия…