Жернова. Книга 1

Глава 20. Так не бывает

Лаар, Королевский дворец Розаарде

Фелисия торопливо отдернула тяжелую пурпурную портьеру и распахнула створку стрельчатого окна, скрывая легкое удивление. За год ее пребывания в качестве фрейлины и комнатной прислуги в покоях Элмеры Милостивой, та ни разу не приказывала открыть окна, ни разу не выходила на просторный балкон, чтобы взглянуть на башни и шпили Бхаддуара или дивные воды гавани Сильфурбэй. Что поделаешь — у могущественной владетельницы Лаара были свои маленькие женские слабости — она опасалась, что ее чувствительную увядающую кожу может испортить солнце и ветер и часто недомогала, потому большую часть времени проводила в своих роскошных покоях или в многочисленных дворцовых залах и закрытых садах дворца Розаарде. А вот ночные театральные и цирковые представления, празднества и балы, на которых сияли тысячи свечей и светильников, сотворенных мастерами Непорочных, королева любила, разделяя пристрастия своего властного обожаемого супруга.

— Через четверть часа пригласи ко мне прионсу Илайну, — приказала Милостивая, не обернувшись, и не отрывая огромных светло-голубых глаз от искрящегося на солнце океана за распахнутым окном. — А сейчас оставь меня.

— Слушаюсь, моя рэя, — Фелисия спешила выйти, однако даже за спиной госпожи присела в глубоком реверансе во избежание малейшего ее неудовольствия. Девушке было хорошо известно о способности Милостивой видеть происходящее позади нее. Могучий дар яджу, выделявший среди древних родов представителей генуса Сарэй, к которому принадлежала Элмера, бурлил в ее чистой крови, и перед ним склонялся даже Орден Непорочных в лице Верховного Жреца Скааха ан Хаара. Конечно, искра Жизнедателя обладала особой мощью лишь в связке с силой древнего камня Шуулун Зэ или Причиняющего Боль, с помощью которого светлая прионса Маф в страшную эпоху Раздора победила короля Чарлага — своего отца — урхуд, владевшего гнилой яджу.

Но Фелисии королева позволяла обращаться к ней наедине, называя «госпожой», и не требовала обязательного по этикету «Ваше Величество», чем юная фрейлина была очень довольна и чувствовала себя выделенной среди всех прочих. Элмера чуть прикрыла глаза, откинув изящную голову с копной небрежно заколотых белокурых локонов. Взгляд ее устремился за линию горизонта, за тысячу миль, к дальним чужим берегам, где уже свирепствовали холодные осенние ветры. Солнце, щедрое и яркое в Лааре, скупо дарило свое тепло империи Энрадд, не жалуя северные заокеанские земли.

Раскаты боя городских часов на башне королевы Маф тяжелыми глухими волнами покатились над городом, и Элмера очнулась. Время пришло. Она подошла к серебряной клетке с изумрудно-снежным самцом квезаля, увлеченно поглощающего сочные ягоды лунносемянника, и открыла дверцу. Она вспомнила старинные верования жителей островов Юха, рассказывающих, что в неволе чувствительный квезаль умирает от разрыва сердца, и хрипловато рассмеялась, — в неволе у невежественных туземцев, — естественно, умирает, но только не в клетке властительницы Лаара.

Элмера склонила голову к правому плечу, неотрывно глядя на птицу. Квезаль вдруг дернулся, выронив из клюва сочный плод, развернулся, как солдат, и шагнул из открывшейся дверцы на подставленное женщиной предплечье. Птица замерла, вцепившись острыми когтями в нежную кожу. Капли крови бежали по бледной руке, падая на шелковистый ковер. Но Элмера будто не замечала ни боли, ни кровотечения. Ее пальцы погладили крупного самца по алой грудке и пышному малиновому хохолку на голове, мягко провели по крыльям до длинного хвоста, ниспадающего пурпурной волной, и вдруг одним точным быстрым движением вырвали надхвостовое перо, сияющее изумрудом и золотом. Но квезаль даже не шелохнулся.

Подойдя к открытому окну, Элмера ловко закрутила перо в пальцах, трижды подула на вьющийся золотисто-зеленый вихрь, и с последним выдохом отпустила его… На миг перо зависло в воздухе, затем, лениво изгибаясь, выплыло в окно, направляясь в сторону океана. Оно летело на север, будто не замечая крепкого встречного ветра. Тонкие розовые губы королевы изогнулись в легкой усмешке. Заметив, наконец, стекающую из ранок кровь, женщина приподняла руку и вдруг жадно присосалась к струйкам, облизывая острым языком кожу и почти причмокивая от удовольствия.

— Матушка, вы звали меня? — в покои, радостно улыбаясь, вбежала Илайна. Долгожданная встреча с родителями была наполнена любовью, нежностью и… конечно же — нескрываемой яростью Красного короля и сдержанным гневом Элмеры против тех, кто посмел угрожать их дочери. В последние недели Илайна больше времени проводила с отцом. Чтобы отвлечь дочь от горя и кошмарных воспоминаний о смерти ее служанки Коры, он постоянно баловал ее подарками, театральными представлениями, новыми иллюстрированными книгами и пикниками на побережье Сильфурбэй… Рядом очень часто находился и Лизард, который не переставал удивлять ее своей ласковой насмешливостью и комплиментами ее привлекательности. Но он и сам был очень хорош собой, и она ни капли не удивлялась, что за ним охотились и совсем юные девы-ноблесс, и дамы — ровесницы его матери.

Но вот наедине с Элмерой она бывала редко, что очень ее огорчало, — они встречались лишь на церемониях и увеселениях, которые устраивались в честь ее возвращения чуть ли не через день. Мать день и ночь проводила в своих покоях, где очень подолгу общалась с Верховным Жрецом. По его настоянию и по собственному желанию Милостивая возглавила расследование по выявлению зачинщиков покушения на наследницу престола. И Готфрид только поддержал ее решение — кто, как не Элмера Милостивая — носительница могучего древнего дара — справится с этой задачей…

Кроме того, утомленная переживаниями и частым применением яджу, королева явно недомогала и опасалась, что «ядовитые миазмы болезни», как выражались королевские целители, могут воздействовать на юную наследницу.

Но сейчас мать ласково обняла бросившуюся к ней Илайну и, обхватив прохладными пальцами ее лицо, с улыбкой стала гладить ей щеки, лоб, шею, обводить полукружья золотистых бровей, накручивать на палец ее густые блестящие кудри… Королева будто, наконец, расслабилась и позволила себе не скрывать нежность к подросшей дочери.

— Вы открыли окно! — воскликнула Илайна, с удовольствием ощущая на щеках прохладную ласку свежего ветра, — это так приятно…

— Я подумала о тебе, дорогая. Знаю, ты любишь солнце и ветер…

И правда, с детства Илайна чувствовала себя немного подавленной в покоях матери. Ей всегда казалось, что, несмотря на роскошь, красоту и постоянно горящие медовые свечи, тут было сумрачно и душно. И что обилие багрянца и золота в интерьере не подходит ни к утонченному образу хрупкой королевы, ни к ее огромным глазам цвета светлых небес и серебристым локонам. Здесь всегда густо пахло пряными арианскими духами и цветами, доставленными жрецами из Дикого леса, которые удивительным образом приживались исключительно в Розаарде. А точнее — только в покоях королевы. Хотя чему удивляться — кровь, насыщенная яджу, наполняла Элмеру, и творила чудеса. До того, как попасть в Девичьи сады, Илайна очень переживала, что не обладает даром генуса Сарэй, — ей не удавалось ничего из того, что умел ее брат Лизард, который оттачивал свое мастерство у Непорочных и был способен управлять даже злобными дикими тсаккурами, что водились далеко на востоке в Дивном лесу. Но мать успокоила ее, уверяя, что яджу накроет ее волной после первой брачной ночи, как только она станет настоящей женщиной.

— Твоему милому брату, моя дорогая, достались лишь крохи яджу. А поскольку он всего лишь мужчина, то по древней традиции генуса Сарэй не имеет права взойти на трон. И только ты, дитя мое, носишь в себе мощь великой Маф, и уже очень скоро станешь Властительницей Лаара. Тебе осталось потерпеть совсем недолго…

Илайна невольно взглянула на двойной настенный портрет братьев-близнецов — Лизарда и Рунара, погибшего в Дивном лесу через несколько месяцев после ее рождения… Внешне они отличались лишь цветом глаз. У Лизарда глаза были наполнены светлой, почти прозрачной голубизной, как у матери, а у Рунара — яркой пронзительной синью…

— Вы так загадочно говорите, матушка, — встревожилась Илайна, — я вовсе не собираюсь замуж и уж совсем не собираюсь становиться властительницей страны в ближайшем будущем…

Элмера нежно усмехнулась и усадила дочь в широкое кресло, подвинув золотое блюдо с кремовыми пирожными, усыпанными засахаренными лепестками фиалок. Илайну не нужно было уговаривать — она тут же взяла одно пирожное, игнорируя золотую ложечку, и принялась за лакомство, облизывая липкие пальцы. Что-что, а сладкое ей не надоедало никогда. Мать встала позади кресла, и стала перебирать кудри дочери, осторожно расчесывая их черепаховым гребнем.

— Слава Жизнедателю, я чувствую себя лучше, и позвала тебя, моя сладость, чтобы обсудить одно очень важное дело… Детка, тебе исполнилось пятнадцать, и ты уже совсем взрослая. В твоем возрасте мою грудь сосали годовалые близнецы — твои старшие братья. И вот теперь пришло время выдать тебя замуж за человека, достойного твоей крови … Достойного крови генуса Сарэй.

Илайна чуть не подавилась пирожным, глубоко вдохнула, и едва удержалась от возмущенного вскрика, — мать не допускала излишнего выражения чувствительности, считая, что это свойственно лишь простонародью и порхам, не способным управлять своими эмоциями. Ну, конечно, Илайна знала, что ее ожидает через некоторое время после возвращения из Девичьих садов, но она надеялась, что это произойдет хотя бы через год… или через два…

— Ну, что ты, милая, — брови королевы взлетели, чуть наморщив безупречную кожу лба, — тебе вовсе не стоит огорчаться…

Илайна положила надкушенное пирожное на блюдо — фиалковые лепестки, мерцая сахарной глазурью, падали на ковер. Аппетит пропал напрочь, как и настроение.

— Не стану лгать — я всерьез расстроена, матушка. Я вернулась домой лишь месяц назад после того, как почти пять лет не видела ни вас с отцом, ни родных мест, а от меня будто снова хотят избавиться… Неужели, вы не соскучились по мне и не желаете, чтобы я подольше была с вами… — не выдержала Илайна, изо всех сил стараясь не заплакать.

— Дочь моя, — голос матери стал строже, — конечно, я бы сама хотела бы повременить с твоим замужеством, но, если до ночи Красного полумесяца наследница Лаара не выйдет замуж, звездные сплетения предвещают зловещие события в нашей благодатной стране. Будущая королева не может обречь подданных на смерть и слезы из-за собственных капризов и слабостей. Разве не этому тебя учили в Садах?

Голос королевы зазвенел металлом, и Илайна невольно сжалась на кресле, — ей всегда становилось не по себе, когда Элмера становилась вот такой — холодной и твердой, как клинок. Настоящей правительницей, а не любящей матерью.

— Кроме того, ты расстроена лишь потому, что еще не видела жениха, — лукавая улыбка тронула губы Элмеры, и к облегчению Илайны она, вновь став ласковой, принялась расчесывать кудри дочери. — Что? Интересно?