Катилось яблочко

«Вот это красавица», — подумал Скромник.

«Как Рина?» — спросил голос.

«Она другая… Эту страшно трогать, а Рина манит к себе, как ядовитый цветок».

«Одно лишь общее: и с той, и с той у тебя ноль шансов!»

Женщина набрала в сумку овощей, белых лилий и взяла маленькое румяное яблочко. Тёмушка едва не подпрыгнул от радости — надо ж было поймать такой удачный кадр. Продавец все взвесил и шуршашим голосом сообщил ей цену. Дама кивнула, порылась в сумке, достала небольшие, острые ножницы — и отрезала себе прядь сияющих волос длиной с локоть. Скромник содрогнулся. Восхитительную красоту, настоящее чудо женщина протянула торговцу, который проверил рулеткой длину и передал ей пакет с продуктами. Красавица накинула воздушный капюшон и оглянулась, разыскивая кого-то, но заметила только путешественников. Гном снова восхитился ею. Глаза — жемчуг с сапфирами, губы — мелкие гранаты, а кожа — чистые сверкающие бриллианты. Драгоценная женщина.

Митрофанушка пошёл дальше, и вся команда побрела за ним. Скромник глазел по сторонам и не мог надивиться, принять реальность. Отдать волосы за еду — ещё куда не шло, вырастут, но жители отрывали и платили пальцами, ногтями; счесывали с кожи алмазную пыль. Город искусственных, драгоценных людей. Город, где ты сам являешься валютой.

«Всё так дико и просто. Ты — главная ценность мира и одновременно простой бартерный продукт. Важен сам по себе и не отличаешься от других ни на грамм. Равные условия, равный капитал, равная жизнь, где ты и покупатель, и товар»

«Ой ли? Думаешь, здесь все богачи, раз из алмазиков?» — фыркнул голос.

— Чёт как-то скучно, — заявил Митрофанушка, останавливаясь на одной из развилок на рынке. — Красиво, но перед глазами мутнеет — долго смотреть не получится. Нужен какой-то экшен, смена кадра…

— И где я его возьму? — возмутился Тёмушка.

— Пойдём к окраинам, может, там народ победнее?

— Не из бриллиантов, а из янтаря, мне бы такую старость.

Митрофанушка оказался прав. Чем дальше они отходили от главной улицы, тем беднее и бледнее становились шатры и покупатели. Порванные, перешитые тенты уже не так хорошо защищали от солнца, на смену сладкому и приятному аромату пришел кислый, резкий запах, а вместо драгоценных женщин у прилавков место заняли инвалиды с оторванными ногами и руками.

— Смотри, — схватил гном за рукав Митрофанушку и ткнул пальцем в сторону. Оператор вгляделся и быстро перевёл камеру.

У одного из шатров, хлипеньких и полупустых, маленький мальчик выбирал картошку. Обыкновенный мальчик, человеческий, с грязной загорелой кожей, исцарапанными ладонями и босыми пятками. Длинная холщовая рубашка, подпоясанная толстым шнурком, никак не спаса ребёнка ни от пыли, ни от безжалостных солнечных лучей. Однако самым примечательным в кадре был не он и не продавец, а небольшая алмазная глыба, лежащая рядом с мальчиком. Отвесив картошки и два сочных персика, торговец назвал свою цену. Малыш кивнул и отдал какой-то острый, грязный и гладкий, отшлифованный до блеска кусочек от глыбы. Торговец рассмотрел его, недовольно скорчился и шуганул мальчишку. Тот что-то гневно воскликнул, схватил глыбу, продукты и отбежал в сторону технической команды.

— Я-яхонтовые серёжки, — прошептал Тёмушка.

Чем ближе мальчик подходил к ним, тем чётче у глыбы вырисовывалась грудина, ключица и рука, за которую малыш её тянул. Драгоценный труп.

— Пойди поговорим с ним, вдруг поймёт, — подтолкнуть Скромника Иванушка.

— Я?

— А кто ведущий?

Пульс у гнома подскочил, но он послушно направился к мальчику.

— Привет, малыш, — хотя, по правде говоря, они были одного роста. Скромник протянул ему ладонь. Тот взглянул на неё и спрятал за спину руку алмазной глыбы.

— Привет.

— Ты говоришь на нашем языке? Откуда ты?

— Немного. Не знаю. Отсюда.

— Ты часто ходишь один на рынок?

— Один? Я с мамой, — ответил он и вытянул руку, указывая на алмазную глыбу.

«Мамой?» — гном оглянулся на техническую команду, но их лица никак не успокоили его.

— Что с ней случилось?

— О. Папа ночью забрал мамину голову. Теперь она не ходит и не говорит, — он погрустнел и потряс её за руку. — Папа сказал, что теперь мы богаты. И на маму можно купить еду. Я купил картошку и персики. Мама любит персики.

У гнома все внутри переворачивалось и клокотало, голова кружилась. Ему хотелось уйти — из мира, базара, от мальчика, глотнуть свежего воздуха и не ломать голову, не испытывать эту боль в солнечном сплетении.

— Держи, — протянул Севушка яблочко.

Мальчик улыбнулся, жадно схватил его и отправился дальше, гремя костями своей матери по доскам уличного базара. Скромник вытер со лба пот и слепо уставился на ноги.

— Серый, воды?

Гном кивнул и с жадностью присосался к бутылке. Его мысли сжались и стёрлись, в голове остался лишь белый шум.

— Можно пройтись до выхода по этим рядам, а потом уже записать вставку.

— Только побыстрее бы, а то ж сваримся. Рина не писала о палящем солнце в заметках.

— Маленькая женская месть.

— Если это будет единственной пакостью за Аннушку, то я согласен потерпеть.

Скромник плелся за братьями, не глядя по сторонам. Бриллианты, люди, шатры, овощи смешались в голове, что гном не испытывал уже ничего, кроме безразличия. Мать, отец, алмазы, картошка, рынок, яблоки проносились перед глазами вспышками, но отказывались соединяться в единую логическую цепочку, не вызывали эмоционального отклика. И даже голос покинул Скромника.

— Ай! — вскрикнул он, почувствовав, как голодная струя потекла по голове, лбу на шею и грудь. Сначала она показалась красной, и гном испугался, что истекает кровью, но, оказалось, Митрофанушка поливал его из бутылки.

— Охладись, братец, плохо выглядишь.

Скромник взлохматил волосы и отряхнулся, ему действительно немного полегчало. Оператор подмигнул гному и набросился ему на голову тряпочку:

— Да я же о тебе забочусь!

Гном поплелся за ним, с обидой пиная песок: знал, что с тряпкой и таком костюме он выглядел «потрясающе». Однако встряска помогла Скромнику выбраться из душевного окаменения. Эмоциональная буря прошла и на месте её появились вопросы, волнения и мысли. Вернулся родной голос, готовый отвечать и путать.

«Митроша сейчас так напомнил братьев».

«Ты именно об этом хочешь говорить?»

«Заботливый. Помог, когда увидел, что мне плохо. Так всегда поступали братья. Может, они меня тоже считают братом?»

«А ты бы хотел? У тебя же есть настоящие…»

«Где они? Бросили меня одного, ни пишут, ни звонят. Как будто и не было ста восемнадцати лет. Эти же и Аня, и Сёмушка, и… Рина тоже — моя новая семья»

«Но алмазы слишком беспокоят воспоминания, да?»

«Конечно, я помню эти чудесные дни в шахте, командную работу, режим, совместные песни, тёплые вечера, общие радости и печали… но все прошло. И теперь у меня новая жизнь, новые цели, новые друзья и семья».

«Кто семья? Ты рядом с Риной два слова связать не можешь! Такой момент красивый был, ты же умудрился разлить сок».

«Я испугался, что…».

«Вот! Вот. Ты им не доверяешь. Друзьям своим, семье, говоришь одно, а делаешь другое. Разве ты стал бы заглядывать в бокал, протянутый от Простачка?»

«Да, он мог перепутать…».

«Ладно, от Умника. Никогда! А здесь то «я люблю вас всех», то за спиной предательства».

«Я должен был помочь Аннушке и Сёмушке!»

«И этим предал Рину, свою спасительницу и благодетельницу. Не думал, что она не злится, а, наоборот, расстроилась? Что видеть тебя, предателя, с которым так обращалась, больше не может».

«Но я же ничего плохого не сделал…»

«А Аннушка с Сёмушкой? Не думал, за какие грехи они попали под власть Рины? Почему бежали? За что Рина хотела убить их?»

«Нельзя никого убивать, не важно по каким причинам»

«Да? То есть мальчишку, расчленяющего свою мать ради еды понять можно, а Рину нет?»

«Что? Я не верю, Аннушка не могла, да и мальчик… он не виноват».

«Конечно, в смерти виноват только убийца — его отец, но ведь пацан продолжает его дело».

«Он маленький, он не понимает, что происходит! Его пожалеть нужно, он ведь совсем беззащитный, скорее всего, иноземец…»

«Незнание не освобождает от ответственности. А тебе бы хоть кого-нибудь пожалеть».

«Зато в тебе нет места состраданию».

«И распусканию слюней».

«У, замолчи, противный!»

Скромник с досады и злости махнул рукой, понимая, что ударить некого.

— Серый, я набросал сценарий. Посмотри, может, добавишь чего. Сцена всё-таки не для слабонервных, — позвал его Тёмушка.

— Конечно. В таких вещах важно подойти с правильной стороны.