Голос крови

Эпилог

Лицо, появившееся из-за громадного, во всю ширину кабинетной двери, букета сияло такой улыбкой, что Арина не вдруг его узнала. Семин, сперва агрессивный, потом угрюмый, запомнился ей не то чтобы уродом, но – встретишь, второй раз не взглянешь. Несимпатичный. Улыбка превратила его почти в красавца. Да что там – просто в красавца, без всяких почти.

– Не хотели пускать, едва пробился, – весело отрапортовал он, сваливая свою пеструю ношу на один из пристенных стульев. – Это вам. Поставить-то найдется куда? – он деловито огляделся. – А то я мигом какую-нибудь вазу… тут магазин рядом… Да знаю я, знаю, что вам не положено подарки, но цветы-то можно? А вазу…

– Не надо вазу, у Евы что-нибудь найдется.

– Так я ей тоже…

– Ничего, она запасливая. А нет, так из просроченных вещдоков, которые на утилизацию, что-нибудь подберет, – Арина приглашающее кивнула на «свидетельский» стул, но Семин только рукой махнул Арина улыбнулась. – У вас, гляжу, все в порядке? Как Эля себя чувствует?

– Летает и чирикает, как птичка, – улыбка вдруг исчезла, глаза потемнели. – Ночью, правда, бывает – с криком просыпается, трясется вся. Но таблетки пить не хочет, говорит, сама справлюсь. Как вы думаете, это… пройдет?

– Пройдет постепенно, – успокоила Арина. – Но учтите, скорее всего, кошмары – это надолго. Посттравматический синдром – серьезная штука. Вы с ней поласковее.

– Да что ж я, не понимаю, что ли? – Семин крепко ухватился обеими руками за спинку «свидетельского» стула, который протестующее скрипнул. – Я мужик, и то чуть не спятил, а ей каково? Мать пока к нам не пускаю, хотя она и притихла, но мало ли, ляпнет что-нибудь.

Твердя себе, что семейные проблемы Семиных ее не касаются, Арина все-таки сказала:

– Разъехаться бы вам. Ну чтоб подальше от нее жить. Я понимаю, она ваша мама, но…

– Так я ж купил все-таки тот дом, что Дина нашла, когда… ну когда все это случилось. Дом – громко сказано, развалюха, но участок хороший, поставил там времянку, начинаю строить. Дина-то собиралась его на продажу отправить, но вы ей так понравились, что она подумала-подумала, да и придержала домик.

– В каком смысле – понравилась? – Арина чуть не испугалась этого странного заявления.

– Ну… она сказала, что на вас прямо написано было, что вы быстро во всем разберетесь.

– Если б не ваши листовки, – призналась она, – еще неизвестно, как долго все это протянулось бы.

– Не! – Семин помотал коротко стриженой головой. – Вы нашли бы. А листовки… Я ж чего пришел-то. Вот тот, который после листовок рассказал вам про этих Савченко – с ним можно как-то связаться? Я понимаю, что не полагается, тайна следствия, но…

Насчет «не полагается» Семин понимал все верно, но, с другой стороны, он же явно с «официанты бывшими не бывают» не драться собирался, а совсем наоборот. И Арина продиктовала номер мобильного телефона.

– Спасибо! – еще шире разулыбался Георгий. – И ему теперь смогу спасибо сказать. Если бы не он, вам бы дольше пришлось их искать, правда?

– Правда. И неизвестно, как бы мальчик ваш все это пережил. Такой стресс… Как он сейчас?

– Ой, с него все как с гуся вода! – глаза «угрюмого» Семина засияли теплым блеском. – Только теперь все в деревню просится. Прямо оратор стал, ей-богу! Курочек ему подавай, кроликов, свинок, – он опять засмеялся, а Арина вздрогнула, вспомнив о страшных следах в свиной кормушке, но Семин вроде бы ничего не заметил. – Даже индюков требует! Ну я его на участок свозил, обещал, что, когда дом построим, будут ему и курочки, и кролики. Захочет – и индюков заведем, трудно, что ли?

– Что ж, я рада, что все у вас хорошо.

– И… вы это… если что с машиной, сразу в наш сервис, сделаем в лучшем виде! И бесплатно, конечно!

– У меня и машины-то нет.

– Как это?

– Вот так. Не водитель я. То есть рулить-то умею, и права есть, но…

– Она задумывается не ко времени, – сообщил, входя в кабинет, Мишкин и, повернувшись к Семину, приподнял над головой воображаемую шляпу. – Здрасьти вам, Георгий Анатольевич! – как всегда при его появлении кабинет стал вдруг как будто меньше.

– Здравствуйте, Станислав… – замялся Семин, пытаясь вспомнить отчество опера.

– Ай, бросьте! – замахал тот обеими руками. – Мы тут люди простые, тем паче, что меня опять в майорах оставили, чую, не бывать моей Маринке… хм, ладно. Просто Стас нормально будет, договорились?

– Стас, вы-то, надеюсь, на машине?

– В каком смысле? Вас подвезти, что ли?

– Нет-нет! Я в смысле если что надо по этой части – милости просим.

– А! Типа «ты мне, я тебе»?

Семин слегка помрачнел. Арина поняла, что пора вмешаться:

– Георгий, вы на него не обижайтесь, Мишкин у нас… в общем, язык без костей, может всякое ляпнуть. Но он не со зла, честное слово!

Может, Семин и не обиделся на слегка скользкую шуточку Стаса, но, еще раз раскланявшись и оставив на Аринином столе пачку визиток – обращайтесь, пожалуйста! – быстро ушел.

– Чего он приходил? В сервис свой звать?

– Дядьку того хотел найти, поблагодарить.

– А! Который мальчонку у Савченков во дворе углядел? Тоже дело. А ты чего мрачная? Денис медленно на поправку идет?

– Ничего я не мрачная. Дениса Зяма в санаторий отправил, для окончательной реабилитации. Еще вопросы будут?

– Не, ты точно как не в себе, – он по-хозяйски уселся на «свидетельский» стул, установил локти на край стола и прищурился. Получилось, словно это Арина у него на допросе. – Ау, Вершина? Что стряслось? Прием, прием?

Она, конечно, понимала, что отмолчаться не удастся. Мишкин кого угодно мог разговорить. Не мытьем, так катаньем. Не шуточками, так взглядом проникновенным. Да и с кем, скажите, откровенничать, если не с ним? И минут через десять ритуальных плясок – а их Стас умел исполнять виртуозно – Арина почти неслышно выдавила:

– Стыдно, Стас.

– Чего? – он как будто ушам своим не поверил. – Стыдно?!

– Стыдно. Следователь, конечно, лицо процессуальное, но ведь не только же! Получается, мне оба раскрытия на блюдечке с голубой каемочкой преподнесли. Осталось только оформить в соответствии со всеми нормами.

– Вершина, окстись! На блюдечке ей, видите ли, раскрытие преподнесли. Да ты на Эльвиру глянь, она только так и работает: опера ей свидетелей подтаскивают, причем отыскать именно тех, кого надобно, сами опера должны сообразить, а Глушко только губки кривить станет – этот не годится, да тот не хорош. Ты видела, как она запросы экспертам пишет?

– Ты бы мне еще Баклушина в пример поставили…

Она сама не знала, почему внутри так маетно. Вроде радоваться надо, а – не выходит. Как будто и впрямь не сама до правды докопалась, а кто-то за нее поработал.

В дверь просунулась голова Евы. За ней появился Молодцов и почему-то Носиков. Без Наташи, впрочем.

– Я когда-то тест читал, – задумчиво сообщил Носиков плафону на потолке. – Вот если бы вам предложили выбор: дом, какой захочется, или деньги ну и землю там, чтобы этот дом построить – что бы вы выбрали? Я до-олго думал. А про вас даже думать не надо: конечно, строить собственноручно!

– Это… плохо? – неуверенно спросила Арина. – Готовый дом… он же будет… чужой, разве нет?

– Вершина, а сапоги ты себе еще не сама тачаешь? – Ева наконец оказалась внутри кабинета вся целиком, не только в виде головы.

– Сравнила тоже! – фыркнула на нее Арина. – Сапоги пусть профессионалы тачают, но я-то следователь, а не машина по оформлению протоколов!

– Что за шум, а драки нет? – вежливо осведомился явившийся на их вопли Пахомов.

– У Вершиной приступ профессионального уничижения. Типа мало сделала для раскрытия последних дел. Ну и обидно: я ж, говорит, следователь, а не просто машинка для протоколов.

– Ага, оно само раскрылось. В смысле, сами, – не удержалась Ева. – Пал Шайдарович, либо ей в отпуск пора, либо лечиться. Крыша едет со страшной скоростью, еще немного, и всех нас придавит. Вершина, ты когда свидетелей опрашиваешь, тоже после маешься на предмет – это ж они информацию сообщили, а не ты ее у мирового космоса напрямик получила? Твоя работа, если забыть о формальностях, добывать информацию. Причем это – второе. Первое – придумать, где и как ее добывать. А после еще и отфильтровать.

– Бесполезняк, – помотал головой Мишкин. – Отстань от нее, Вацлавна, она сейчас тебя не услышит. Следующая тема – похищение раскрыл тот дядечка, что мальчика на фото опознал, а фото старший Семин по всему городу расклеил, поэтому роль следователя сводится… ну вы поняли, да?

– Только этот дядька сперва по всем инстанциям прошел, и везде его бортанули, – возмущенно продекламировала Ева. – И только Арина Марковна сподобилась не только выслушать, но и принять как версию. Хотя ведь говорил он совершенно безумные вещи. И сомневаться в его опознании были все основания – из-за тех же семинских листовок. А ты, Арина Марковна, меж тем поперлась на край географии собственными глазами на этих Савченко поглядеть.

Арина уже не понимала, с какой стороны идет какая реплика. Сперва это раздражало – чего они пристали, в самом-то деле, потом стало смешно, а сейчас – трогательно. Они все стараются ее зачем-то утешить. Неужели она и впрямь настолько расклеилась?

– Да ладно, ребята, уже нормально все. Просто расследование получилось такое… маетное. Туда кинешься – тупик, сюда – опять тупик, за ниточку потянешь – она тоже пшик. Не рвется, а выдергивается, потому что лишняя, не из этого клубка. Может, если бы я сразу эту Шилову заподозрила в причастности, не так тошно было бы.

– И с какой стати ты ее должна была заподозрить? И почему ее, а не парня со скейтом, не говорю уж про бабулек на скамейке и велосипедистов в соседних аллеях.

– Парня-то с какой стати? А Шилова самым наглым образом в ситуацию вмешалась. Собственно, именно ее вмешательство дало Лесе время скрыться.

– Вершина, хватит опилки пилить! – скомандовала Ева. – Мальчик в порядке, злодеи в камере, все живы, все даже здоровы, включая пострадавшего безвинно котика, которого ты, к слову, спасла. Не ной, короче.

– Это ее Зоркий покусал, – заявил вдруг замолчавший было Мишкин. – Или как там его? Писатель который. Мне Маринка рассказывала, что он которую неделю в телевизоре мелькает, втирает, что без его гениальных прозрений госпожа Вершина ничего бы не раскрыла. Может, он не Зоркий, а Кашпировский? Загипнотизировал нашу Арину Марковну по самое не балуйся, вот она и мается.

– У него, кстати, сейчас очередная пресс-конференция начинается или что-то в этом роде, я, собственно, хотела вам сказать.

Повинуясь Еве, все переместились в приемную, к самому большому на весь комитет телеэкрану. Арина сразу подумала, что для этого… господина и маленького монитора хватило бы. Страшненький он все-таки. С нормальным носом был бы просто невзрачный, а это курносое не пойми что только у младшего Райкина нормально выглядело, а у Зоркого – обнять и плакать. Хотя не без харизмы, то-то его журналисты так полюбили.

– Господин Зоркий, как вы относитесь к тому, что следственные органы не признают помощь, которую ваша рукопись оказала в расследовании?

– Я же не ради славы все это затеял, лишь бы польза была, а там – что считаться, кто до чего додумался, – интонация, однако, говорила прямо противоположное: считался, считаюсь и буду считаться, пока не признают.