Приключения сестры милосердия

Глава 12

Утром в субботу я проснулась очень рано. Давно у меня не было такого хорошего настроения. Предстоящая поездка в Реутово к Татьяне Васильевне воспринималась моей уставшей от невзгод душой как праздник.

На автостанции народа было мало: домой все уехали в пятницу после работы. Я взяла билет до Реутова, и заранее села в небольшой автобус, который безнадежно ждал пассажиров у здания автовокзала.

Вместе со мной в ту же сторону ехали несколько пассажиров: в основном грибники в брезентовых штормовках и с корзинами. Как ни странно, спать мне не хотелось, я заворожено смотрела в окно, думая, что если бы не моя беда, никогда бы я этой красоты не увидела.

Солнце поднималось из-за перелесков, оттесняя темно-синюю пелену ночи на запад. Желто-золотистые поля ровными квадратами сжатой пшеницы отмеряли километр за километром. На горизонте дымил трубой одинокий трактор, подчеркивая присутствие цивилизации в этих местах. Покоем и умиротворением дышала осень, скоро светлые деньки сменит унылый дождик, и прощай, тепло, еще на полгода!

Спросив, где мне выйти, чтобы добраться до Реутова, я сошла с автобуса, и повернула на проселочную дорогу в нужную сторону. Как я умудрилась тогда здесь заблудиться, ума не приложу, думала я, огибая совершенно крошечный перелесок, который мне показался тогда настоящим лесом, и в котором пережила столько неприятных минут.

Татьяна Васильевна была дома, и встретила меня так, как будто ждала, что я приеду. А может, так оно и было?

— Проходи, девочка, как дела у тебя? — Нараспев произнесла она, когда увидела меня на пороге.

— Так, ничего, лучше, чем были…  — Я растерялась, не зная, с чего начать.

— Садись. Пирожки кушай, я чай сейчас заварю тебе, утрешний остыл…  — Она так и сказала «утрешний».

— Спасибо. Я хочу, чтобы вы мне погадали, никак не разберусь в проблеме своей. — Моя рука сама собой уже тянулась к румяному пирожку, лежащему на тарелке. — А с чем пирожки?

— С курятиной. Я знала, что сегодня гости будут, вот и зарезала.

— Сама?! В смысле зарезали курицу сами?

— А что ж тут такого, в моем деле кровь свежая часто нужна бывает. На нее и болезнь свести можно, и от врагов с ее помощью откупиться.

— А как это? Как вы лечите? — прошамкала я с набитым до отказа ртом. Пирог с курятиной был необыкновенно вкусным. Так и надо этой курице, не жалко ее!

— Долго объяснять надо. В двух словах, наверное, так. Ты когда таблетку пьешь, что болезнь прогоняет?

— Активное вещество. Оно действует на микробов.

— Так в природе тоже активные вещества есть.

— Какие?

— Солнечный свет, роса утренняя, ветерок свежий… Есть и другое — противоположное: болото, кладбище, пепел. Да мало ли чего знахари используют, чтобы людей лечить.

— А погубить они людей могут?

— Могут. — Она разговаривала со мной как с ребенком маленьким. — Да только отвечать за это всегда приходится…

— Как это?

— Ну как, допустим, просто человека сгубить — это грех великий. А если человек этот ребенка убил, а доказательств его вины нет? Вот и идет несчастная мать к колдунье, просит, чтобы злодея наказала. Или вот тебе пример — пьет мужик в доме, бьет жену и детей насмерть. Жена его уже и руки на себя наложить хотела, да сын старший спас, из петли в сарае вытащил. Как тут негодяя не успокоить?

— Убить что ли?

— Да зачем же убивать? Бутылку водки на могиле неделю продержи, да пьянице выпить дай незаметно, он с одной рюмки мертвым сном спать будет.

— Здорово. А у нас вон, пьяниц кодируют, только толку мало.

— В твоей медицине толку вообще мало, потому как она не признает в человеке душу. Что толку тело лечить, если душа болеет? То-то, милая, ты кушай. Я потом тебя этому обучу, если захочешь. Только подождать придется — колдуньями после сорока лет становятся, когда женская сила убывать начинает.

— Ну, мне еще долго до сорока. Я собственно, к Вам за помощью приехала. Рассказать решила о своих проблемах, может, погадаете мне, поможете, а то не понимаю я ничего.

— Погадаю, но попозже, когда солнце сядет. А сейчас пойдем со мной, в огороде мне поможешь.

Перечить Татьяне Васильевне мне было не с руки, и я поплелась за ней в огород.

Но грядки полоть она меня не попросила, подвела к огромной черемухе в глубине участка, повернула к широкому стволу спиной, и сильно прижала позвоночник к твердой бугристой коре. Я вскрикнула от боли.

— Вот, видишь, злости и беды в тебе сколько накопилось. Прижмись посильнее, черемуха из тебя всю злобу вытянет. Раньше деревьям поклонялись, подарки несли, ленточки на ветках завязывали. А теперь забыли старые бабкины рецепты, а еще удивляемся, что народ болеет.

Как ни странно, мне стало легче. Дерево и, правда, вытянуло из меня недельную усталость.

— Вот, а теперь наклонись пониже, к земле, и ладони прижми к ней плотнее.

Я подчинилась. От неудобного положения к голове прилила кровь, но колдунья не унималась.

— Ты зло дереву отдала, теперь силу из земли вытягивай, учись. В земле сила небывалая, с любой работой справиться поможет.

— А теперь руки подними, встряхни ими как следует. Вдохни поглубже воздух, видишь, какой сладкий…

Я глубоко вдохнула, и у меня закружилась голова. Боясь упасть, я оперлась на ствол черемухи. В этот момент на меня обрушился поток ледяной воды, от неожиданности я завизжала.

Татьяна Васильевна улыбалась, держа в руках пустое ведро. И как я его не заметила?! Ну и шуточки у нее!

— Все, пойдем в дом, я тебя переодену, поспишь немного, а там и солнце сядет.

Удивительно, мокрая, с ладонями, перепачканными землей, с поцарапанным толстой корой позвоночником я чувствовала себя свежей и отдохнувшей. Интересно, как она это делает? Надо сюда с Денисом приехать как-нибудь, твердо решила я. Все мои страхи улетучились куда-то, мне казалось, что вот-вот и проблемы будут решены. Но я снова ошибалась. * * *

После полуночи город замер. Перестали лаять даже дворовые собаки, которых было полно в гаражах неподалеку. В этой заполнившей мир тишине его шаги по коридору морга звучали особенно торжественно и зловеще. Открыв дверь в большую комнату, он поежился. Работал кондиционер, и здесь было довольно холодно. Карманный фонарик острым лучом выхватывал из темноты очертания мертвых тел, лежащих на высоких стеллажах вдоль стен комнаты. Посередине стоял секционный стол, покрытый жестью, на нем под свисающей простыней угадывались очертания человеческого тела. Не торопясь, он расставил свечи вокруг стола на кафельном полу, но зажигать не стал, сдернул простыню с трупа, и пристально вгляделся в лицо мертвеца. Несколько минут он стоял, разглядывая гримасу боли, которую, видимо, испытывал умерший в свои последние минуты. Потом вытащил из кармана халата коробок с серными спичками, и поджег свечи по очереди против часовой стрелки. Именно такая последовательность была важной в проведении этого ритуала.

Потушив карманный фонарик, он встал радом с трупом, опустив руки и прикрыв глаза. Пламя свечей металось из стороны в сторону, и от этого казалось, что мертвец шевелится. Наконец, он настроился и понял, что готов к проведению обряда, взял одну из свечей в правую руку, а левой открыл трупу глаза. Пристально, не мигая, он смотрел в широкие круги зрачков, втягивая в себя, как ему казалось, ту силу, которой обладал покойник при жизни. Он должен был увидеть в мертвых зрачках то, что этот могущественный и влиятельный человек видел в последние мгновения своей жизни. Но это опять ему не удалось. Тогда он взял холодные пальцы трупа в свои ладони, и, продолжая пристально смотреть в черные мертвые расширенные зрачки, попытался втянуть в себя могущественную и запредельную Энергию Смерти.