Приключения сестры милосердия

Глава 14

Утром я плелась на работу совершенно разбитая. После вчерашнего отравления в столовой и ночной паники мне так и не удалось заснуть. Я уже понимала, что мое расследование зашло в тупик. Без данных из больничного морга я ничего не смогу доказать. Избыток операционного материала можно объяснить просто — это запас «на всякий случай». Иногда обычного режима стерилизации бывает недостаточно, поэтому в каждой операционной существует запас операционного белья. В нашей больнице этот запас существовал в виде стерильного одноразового материала в индивидуальной упаковке. Здесь может быть другая практика. Что же делать?! Я должна найти доказательства незаконных операций в этой больнице как можно быстрее! Если этой ночью я видела машину своих преследователей, у меня осталось совсем мало времени. И я решила рискнуть.

Старательно изобразив на лице трагедию, после операции я подошла к старшей операционной сестре.

— Извините, мне нужно поговорить с вами наедине, у меня такое случилось…

С явной неохотой она пошла за мной в коридор. Я тихо расплакалась.

— Помогите мне, пожалуйста, у моих родителей долги, судебные приставы приходили. Сказали, корову отберут и дом опишут…

— А чем я помочь могу? Денег в долг я не даю!

— Мне не надо в долг, мне подработка нужна. Я круглые сутки работать могу, только бы денег заработать.

— Ты явно не на ту работу устроилась, девочка. Тебе в ночные бабочки надо было идти, там бы заработала.

Я подавленно молчала.

— Ладно, — вдруг сжалилась она надо мной. — Если ты язык за зубами держать будешь, я тебе помогу. Но если хоть кому-то скажешь, не сносить тебе головы, так и знай!

И она рассказала мне, что не все операции вносят в операционный список. Часть операций проводится в больнице во внеурочное время. За эти операции больные платят не в кассу больницы, а непосредственно хирургу. Хирург отстегивает за молчание старшему дежурному врачу, который в отсутствие на рабочем месте главного врача больницы фактически выполняет его функции. Ну и соответственно те, кто работает в операционной, получают за сверхурочную работу приличные деньги.

— Я тебе все покажу, ты запоминай. Будешь мне подменой, а то я одна там пашу, уже никакого здоровья не осталось.

Вечером, когда все разошлись, старшая медсестра, которую, кстати, звали Ниной Аркадьевной, начала мне показывать, как вдевать нитку в операционную круглую иглу, как подавать хирургу инструменты, учила, как эти инструменты называются. Путаясь в собственных руках для отвода глаз, я довольно быстро все «освоила». Когда в окнах уже стало темнеть, Нина Аркадьевна отпустила меня домой. Обдумывая сегодняшнюю победу, я медленно шла к общежитию. Мне нужны доказательства, хотя бы снимки на сотовый телефон. Но как я сумею сделать снимки на телефон в условиях операционной?! Меня тут же раскроют, а это чревато последствиями.

Операция была назначена на вечерние часы в четверг. Именно в четверг на прошлой неделе я увидела ночью в оперблоке свет. Значит, операции проводятся по четвергам. Что же, весьма логично, в пятницу во время генеральной уборки операционных легко уничтожаются все следы.

Я решила, что в первый раз мне надо быть осторожной. Если моя работа понравиться, меня обязательно позовут еще. Вряд ли от операционных сестер преступники-хирурги избавляются после каждой операции. Главное — войти в доверие, понравится тем, кто это делает, тогда можно уже пытаться добыть доказательства.

В комнате было темно, моя соседка уже крепко спала. На моей постели лежал комплект постельного белья, на подушке отсутствовала наволочка. Я похолодела, сердце ухнуло вниз, очертания комнаты поплыли перед глазами. Пошарив рукой под матрасом, я поняла, что два листка бумаги с планом моего расследования исчезли. Но сил на переживания у меня уже не осталось. Убедив себя, что листки вылетели из-под матраса случайно, я провалилась в сон.

Как ни странно, ночь прошла спокойно. Утром я решила еще раз поискать листки с записями, но тщетно, их нигде не было. Проклиная себя за неосмотрительность, я старалась успокоиться. Сегодня все выясниться, и весь этот ужас, наконец, закончится, убеждала я себя. Но я опять ошибалась.* * *

Перед Высокопоставленным Медицинским Чиновником на столе лежал смятый листок бумаги. Снова и снова он перечитывал строчки, написанные неровным почерком. Злость и ненависть к этой соплячке душила его. То, что он создал с таким трудом, сейчас могло в один момент рухнуть. Созданная им схема успешно работала, постоянно пополняя его тщательно скрываемый банковский счет в оффшоре. Еще немного, и он уедет отсюда. Но сейчас это невозможно, тем более что последняя доставка прошла неудачно, что-то сломалось в сумке-контейнере, материал испортился, и ему прозрачно намекнули, еще один сбой и он вылетает из игры. Желающих заработать пруд пруди, только свистни! — сказал ему по телефону с издевкой на ломаном русском его партнер из Варшавы. Чертов полячишка.

Казалось, схема, придуманная им, безупречна. С выходом закона о трансплантации органов почти все проблемы с забором органов у трупа были решены. Не зря же заинтересованным лицам здесь и за рубежом за принятие именно такого закона пришлось откатить доверенным парламентариям немаленькую сумму. Закон предусматривал практически все — родственникам умирающего больного не приходило в голову письменно оповещать врачей о своем несогласии забора органов для трансплантации. Констатировать смерть мозга по закону надлежало в течение всего 12 часов, причем критерием смерти мозга становился всего лишь анализ крови из вены, определяющий концентрацию углекислого газа в крови. Больной мог сохранять рефлексы, даже садиться в постели — высокий уровень углекислоты в крови давал право признать факт смерти головного мозга, после чего производился забор тепленьких органов, которых ждали с нетерпением тысячи неизлечимо больных людей, а их состоятельные родственники были готовы заплатить огромные деньги только за возможность надеяться на их выздоровление.

Причем по закону состояние больного оценивалось всего 3 врачами, если их можно так называть — невропатологом, реаниматологом и судебно-медицинским экспертом. Найти в большом городе трех специалистов, у которых присутствовали серьезные финансовые проблемы или элементарная жадность, и начисто отсутствовала совесть, было не сложно. Забор органов надлежало проводить в той больнице, где умер пациент. Разрешение на посмертный забор органов подписывалось главным врачом, а в его отсутствие — старшим ответственным дежурным, который по инструкции выполнял функции руководителя больницы в ночное и праздничное время.

Конечно, тогда они прокололись. Срочно требовался материал редкой группы крови, за него платили вдвое от обозначенной цены, а у них как назло ничего подходящего в помине не было, вот анестезиолог и принял решение воспользоваться случаем с незадачливым парашютистом, тем более, группа крови совпадала, но дальше все пошло наперекосяк. Сосед, оказывается, воевал в Чечне, появился частный сыщик, его сослуживец, начал копать. С женой-то они быстро разобрались, выяснив, что в студенческие годы она сидела на наркотиках, одного укола оказалось достаточно, чтобы сломать ее окончательно. А они еще и денег ей отвалили. Недаром она сразу перезвонила им после встречи с этой соплячкой.

Чиновника опять охватила ярость. Чего она полезла, эта дрянь, жалко не успели ее тогда разделать. Ведь из-под носа сбежала, и спряталась так, что ее бы никогда не нашли, если бы она не вернулась в город, да еще полезла в самое пекло.

Конечно, все могло быть не так просто. Эта девчонка могла работать под прикрытием. Но у него были свои люди и в милиции, и в ФСБ, которые в случае официальной «разработки» непременно предупредили бы его.

Эта тварь должна исчезнуть. Так он и прорычал в телефонную трубку, не опасаясь, что его услышат. * * *

В четверг боевой настрой вернулся ко мне. Сегодня ситуация должна проясниться, а это значит, что скоро я вернусь к нормальной жизни. За себя я не боялась — мне даже не приходило в голову, что меня могут заманить в ловушку. Полная планов и надежд, я не заметила даже, как рабочий день подошел к концу. Я сидела в оперблоке и пила остывший кофе, когда Нина Аркадьевна пригласила меня в операционную. Я помогла ей одеться, с трудом натянула на себя стерильный халат, и мы вместе начали выкладывать инструменты для операции на застеленный стерильной простыней операционный столик. Надо сказать, что подбор инструментов меня удивил. Пересадка любого органа технически сложна, а мы вынимали из бикса и укладывали рядами простейшие зажимы и пинцеты, только очень тоненькие. Где-то черед полчаса на каталке в операционную привезли больную. Увидев ее, я чуть не упала в обморок. Это была девочка лет пяти-шести, ее щупленькое тело до поясницы покрывали страшные рубцы, а когда я увидела то, что было ее лицом, мне стало совсем плохо. Я с трудом понимала, что происходит. В операционную вошел Виктор Николаевич, за ним еще один хирург, и операция началась. Это была пластическая операция с элементами пересадки кожи. Девочке срезали неповрежденную кожу с бедра и живота круглым вращающимся лезвием, растянули края лоскута пинцетами, осторожно удалили самые страшные рубцы на груди, и тщательно разгладили на кровоточащей поверхности тоненькие лоскуты, прикрепив края маленькими швами.

Я старалась держаться из последних сил. Нина Аркадьевна вроде ничего не заметила, после операции похвалила меня, сказала, что деньги мне отдаст в понедельник.

Совершенно раздавленная, я долго сидела в комнате оперблока, и обдумывала свое поражение.

Все это время я шла по ложному следу. В Центральной проводились неофициальные операции, но к незаконной пересадке органов эти операции никакого отношения не имели. Мы со Славой ошиблись в самом начале. Проведенная в стенах этой больницы пересадка почки была единственной. Все напрасно, зачем я в это полезла?! — эта мысль была невыносимой.

Было около десяти часов вечера, когда я вышла из больницы и медленно пошла в сторону общежития. Это глупое ребячество надо заканчивать. В понедельник получу деньги за операцию, сразу же позвоню Славе, потом попытаюсь добраться до его больницы. Получать расчет в Центральной не буду, все равно там копейки, просто исчезну, оставив вредной комендантше «на добрую память» паспорт гражданки Гвоздиковой, пусть побесится. Отсижусь тихонько в психушке до приезда Дениса из командировки, а там видно будет.

В этот момент чья-то сильная рука схватила меня за шею и к моему лицу прижали салфетку, от которой сильно пахло эфиром. Я даже пискнуть не успела, как все поплыло, и я отключилась. * * *

Красиво отштукатуренный трехэтажный больничный корпус стоял почти в лесу. Очень давно, еще на заре перестройки, прежнее руководство больницы провернуло удачную сделку. Новенький филиал, оснащенный по последнему слову медицинской науки, удалось передать на баланс крупному энергетическому ведомству. Конечно, никто не собирался заниматься в этих стенах благотворительностью, рядовые сотрудники ведомства лечились здесь иногда, для отчетности. Большую часть палат занимали люди с положением в обществе. На пике подъема нарождающегося бизнеса капиталистической России здесь можно было встретить и нефтяного магната, и крупного чиновника из соседней области, и криминального авторитета.